И ещё медленней…

Сегодня я понял то, чего до сих пор не понял Бог.
Я не фотографический снимок. Не его фотографический снимок при слабом освещении. Не суть его, рожденная в усталости и тлене. Я просто вот здесь. Смотрю в тёмную реку и вижу уснувшую щуку. Рядом со мной стоит синяя, мёртвая русалка и тихо шепчет: «Я его любила…»
Да какое мне дело, кого там она любила! Какое мне дело до того, кто вообще кого-то любил. Почему мы редко смотрим друг другу в глаза? Почему мы плачем над чужой бедой, не замечая свою собственную? Я хотел бы стать асфальтом и понять, каково это – быть дорогой сотен судеб.
Пересекаясь тысячи раз, люди проходят из точки «А» в момент истины. Потом возвращаются в ложь и считают прибыль. А я там под ногами всё это понимаю и даже более чем. И это веселит. Это внушает надежду на скорую смерть, но ломает все стереотипы.
— Слушай, бля, русалка, тебе не надоело? — обращаюсь я к этой рыбе с длинными, серебристыми волосами.
— Отстань Беспяткин, без тебя тошно, — ответила она мне и снова зашептала о каком-то Николае.
Я пошёл дальше по набережной. Кругом стояли автомобили, из которых ревела Катя Лель и молодые самоубийцы дёргали друг друга за рукава. Какая-то малолетка пила «Burn» и цокала языком в сторону полярной звезды.
Все заняты делом. Все понимают истину, а я бреду с деньгами к амвону.
И опять Бог хочет сфотографировать меня для своего портфолио. Я прячу лицо, но ему нужны смешные кадры и он их получает.
Вот я в толпе каких-то контркультурщиков, вот пью пиво с лесбиянками и даю им на новое пиво 600 рублей. А вот мы едем на «фокусе» в спальные районы и я не могу понять, почему все улыбаются и потирают руки. Неужели я сегодня буду распят? Или просто стану жертвой полночных жрецов для того, что бы завтра пошёл дождь? И чтобы потом небо блевало мной, как «палёной» водкой и синтетическими чипсами?
Опускаю голову и шепчу: «Хватит уже, прошло то время, когда убивали за «пожрать», сейчас в ходу убийство как идея, во мне нет идеи, только любопытство, я любопытен, но не приговорен…».
— Здесь останови, шеф… — поднимаю я голову и вижу огни поливальной машины.
Выхожу и иду на эти огни. Они приближаются. Это даёт шанс на воскрешение. Оранжевые блики заполняют сознание и рвут душу.
— Хуле ты раскорячился тут на дороге, – как из-под воды раздается голос уставшей ветви эволюции.
Я схожу на тротуар и меня накрывает водяная метафизика. С ног до головы.
Я вижу всё и даже больше. Я снова понимаю то, чего не понял Бог. Ведь он не рождался. Он не знает, как это из воды увидеть эту чёртову Полярную звезду. У него нет денег, у него нет даже карманов, в которых можно эти деньги носить и давать на новое пиво для усталых лесбиянок. Он одинок, а я нет.
Проклятый ветер. Ты не можешь дуть слева от востока? Ты, вообще, можешь заткнуться? Ведь мир полон жизни и запахов.
Из «круглосуточного» выходят знакомые музыканты и жрут фисташки. С холодным чаем типа Lipton. Вам что, больше нечего делать? Ведь есть же нота «си» и хорошо темперированный клавир.
— Забей Беспяткин, есть ещё и другие ноты, например, «до диез бекар». Музыка никуда не денется, как и смерть, а вот «тёлки» могут «срулить», если будем тормозить, – кричат мне музыканты.
И я понимаю, что они правы. Это та истина, которую все понимают в то время как, я бреду с деньгами к амвону. Но сейчас это алтарь. И там сатана машет кровавой куриной лапкой. И мы идём к нему с холодным чаем Lipton и фисташками. Это не тянет на «чёрную мессу» – это просто какая-то глупая вечеринка. И все рады. И я рад. Чему-то большему и ненужному.
Я помню её. Мы целуемся, как два месяца назад, в устье улицы Ленина. И Бог снова меня фотографирует. Мы смеёмся поперёк друг друга и трогаем под одеждой. Там ещё какие-то ноты. И ноктюрны. Две сферы сходятся перед зарёй и, наконец-то, пошёл дождь.
Капли расстреливают толпу и мы бежим под какой-то навес. Со всеми своими нотами фисташками. И все рады. И я рад. Чему-то небольшому, но нужному. Засыпающей жизни или новорождённой идее. Той идее, которую таки и не понял Бог. Той идее, которая ведёт нас к дому с дверью на скрипучих петлях, перед которой лежит вязаный половичок. Там, за этой дверью, мы будем счастливы или обречены, неважно. Там с нами ничего не случится. Потому что там рождаются добрые сны.

(2008 г.)