Эдуард Беспяткин возобновляет концертную деятельность с новой программой "Давно хотелось". На этот раз выступления проходят в акустическом варианте совместно с гитаристом Дмитрием Филатовым. Программа очень насыщенная, разнообразная и подходит как для небольших аудиторий так и для средних по наполняемости залов. Равнодушных зрителей на концертах Эдуарда Беспяткина не замечено.
По вопросам организации выступлений просьба обращаться к концертному директору Константину по телефону
+7-900-988-08-78
6. Господня помощь
Навстречу пошёл я. И было волнительно в душе моей. Там, на жёлтом кирпиче, были люди и техника. Вот как они там оказались?
Сколько времени прошло на самом деле. Я давно запутался в этих темпоральных нестыковках. Впрочем, какая хуй разница?
На фоне голубого неба готически красовался ГАЗ-53-АЗП, 1982 года с боковым отсеком для караула. Возле него нетерпеливо топтались спецназовцы Иисуса с диковинными автоматами через плечо. Их командир курил на вежливом расстоянии, поглядывая на часы. Тут же, возле автомобиля, тосковали сам Господь, Мастер, Пётр Первый и… снабженец Тухленко. Причем последний что-то таинственно нашёптывал начальству, но увидев меня, отошёл в сторону.
– Вот, я встречаю вас, Господь, Мастер и добрые бойцы! – рявкнул я в пространство. – Там эти гады мною обезврежены и готовы к аресту и погрузке…
– Перестаньте так орать, Беспяткин, – грубо оборвал меня Господь. – Мы тут стоим уж лет сто. И вы опять пьяный?
– Да, ваше высокоблагородие! Я пьян, но это делу не помеха, – возразил я начальнику всех вселенных.
Тот махнул рукой и проследовал в домик. За ним двинулись бойцы вселенского спецназа и Петр Первый. А чёрный «автозак» развернулся по фэншую – зарешёченной дверью ко входу домика. Мастер остался снаружи. Он подмигнул мне, но продолжал молчать.
Вся достойная делегация пробыла в обители Меньше Малого не особо-то и долго. Я уж было хотел уебать снабженца дланью, но не успел.
Сначала вынесли товарища Сталина и аккуратно уложили на траву. Мастер склонился над ним с каким-то приборчиком, похожим на цифровой мультиметр, и тонкими щупами стал измерять разные там показатели. Коба лежал, закрыв глаза, но грудь его слабо вздымалась. Мастер пощёлкал кнопками и тяжело вздохнул.
– Ну, чего там? – грустно спросил я.
– Физическую оболочку на выброс конечно, а вот информационное поле рвали жестоко. Душу придётся латать и править, – невесело ответил Мастер. – Это же сколько энергии выкачали из него, какими полями воздействовали. Боже правый…
– Там этим тоже досталось. Но Сатана силён, конечно, – согласился я.
– В райский стационар поместим. Там серьёзные ребята. А потом обратно – в Ад, – сказал Ипполит. – Таковы законы.
– А почему в команду не берёте?
– У Господа нет команды. Он сам повязан этими законами и, возможно, скоро будет Совет, на котором придётся менять систему мироустройства и обязанностей.
– Значит, всё-таки Советы? Социализм, значит?
– Всё к тому идёт, но пока бесовские законы рынка и жадности сильны в разных уголках мироздания. Сатана строил всю эту дрянь долго и грамотно, но гниёт она… – задумчиво ответил Мастер, неприлично ковыряясь вносу.
В это время из изумрудного домика стали выводить арестованных. Это был парад планет. Это был триумфаторный крёстный ход. Мы с Мастером стояли торжественно, словно у стен великого мавзолея на Красной площади. И мимо нас вели негодяев, виновных в преступлениях перед человечеством.
Демон Дрочио, хромая, передвигался по кирпичу, всё ещё стянутый той гравитационной судорогой, которую я ему вручил как приз за недостойное поведение. Его лицо ничего не выражало, кроме глубокой тоски и безнадёги. Палаша у него не было.
Лев Толстой шёл, подобно старцу-страннику, замкнувшись в себе и опустив худые венозные руки. Мне вдруг стало очень жаль его и я тут же внутренне поклялся никогда больше не разбивать его портретов и прочитать «Анну Каренину», а может и «Войну и мир», если уж на то пошло.
Профессор Петрик семенил за графом, странно улыбаясь и оглядываясь по сторонам, словно задумал бесполезный побег. Его мне тоже пришлось поначалу пожалеть. Но потом я вспомнил, как тот в первый раз нажал красную кнопку и как потом водил меня на привязи своего адского пульта. Ничего, учёный-мудозвон – поработаешь на благо всего человечества и увидишь, как это хорошо.
Маргарита, вихляя бёдрами, топала почти красиво, но её всё-таки покачивало от знаменитой «Хванчкары». Как ни крути, она была прекрасна, эта интеллигентная шлюха, эта вероломная любительница высоких сношений. Я видел, как Мастер напрягся руками и смотрел только на неё. Да, блядь, любовь – она такая штука, просто так не уходит… Это вам не аванс перед 23-м февраля…
А вот Сатана шёл гордой поступью, несмотря на то, что мой нейтронный кокон по-прежнему сковывал его плоть. Вот он смотрел только на меня. И как смотрел! Словно Чубайс на советские материальные ценности, словно Хабиб на Мак Грегора. Столько ненависти я в иных глазах не видел, хотя были случаи, когда попадал на приём в городскую администрацию. Но там мы были взаимно разгневаны и все эти гляделки ничего особого не представляли.
– Ты, Беспяткин, не отвертишься. Я тебя найду тогда, когда ты меньше всего будешь этого ожидать, – спокойно сказал он мне, за что был одноразово бит прикладом в спину.
– А я тебя и искать не буду, нахуй ты не нужен, – ответил я совсем неспокойно.
На этом наши взаимоотношения закончились. Я только внимательно проследил, пока всю банду не заселили в «автозак» и караул не занял положенные уставом места.
Потом транспорт сорвался с места. И я моргнуть не успел, как вся эта тюремная техника 1982-го года пропала с глаз долой, будто бы и не было её вовсе. Остались только Господь, командир спецназа, Мастер, я и снабженец Тухленко. Петр Первый из домика не появился.
Я понял, что будут какие-то объяснения. И я не ошибся. И объяснять пришлось мне. Но сперва Господь достал маленький блокнотик и карандаш, а уж после того вопросительно посмотрел на меня.
– Я совершил немало ошибок. Но мир спасён и можно мои слова занести в протокол, – выдал я краткий отчёт.
– Вас, Беспяткин, стоило бы отправить в КПЗ, на то есть множество причин, – сказал мне Господь твёрдым голосом.
– Ваша воля. Но кто социализм строить будет?
– Я же говорил! Вот, он опять про этот социализм, – неожиданно встрял Тухленко.
– Помолчите, – перебил его самый главный.
– Да эта сволочь меня и выдала! Господи, давайте его сейчас умертвим! – вскричал я в праведном возмущении.
– Как вы догадались о назначении цепи? – неожиданно спросил начальник вселенных.
– Да как-то само собой вырвалось… – вяло ответил я.
– Это была самая страшная ошибка, такое вот неосторожное умозаключение, вы понимаете?
– Да, сейчас я это понимаю. Но тогда… Тогда я был неподконтролен, да и не знаю я, как так вышло.
– Ладно, хорошо, что всё так закончилось. Но впредь вас, Беспяткин, будут проверять наши службы. К тому же, пора освободить вас от вредных технологичных растворов, пока вы опять чего-нибудь не натворили, – уже добрым голосом сказал Господь.
– А может чуток оставить? Я там, на Мудиловке, обещал пруд выкопать и зарыбить, а это сложное дело, – слабо попросил я.
– Нет! – был мне краткий ответ.
В это время из домика раздался недовольный рык Петра Первого.
– Да когда же, вашу мать, уберут эту дрянь! Пора ручку крутить. Эй, там! Давайте сюда этого Беспяткина! – воззвал он.
Господь однозначным жестом указал мне на уже исправленную дверь и, улыбаясь, добавил:
– Это вот грамотно вы подставную реальность с паролем создали, а то бы Сатана юлу остановил.
А я знал. Я всегда знал, что лишний раз ограничить доступ к чему-либо важному полезным бывает. И поэтому в хорошем настроении прошествовал я в изумрудный домик.
А там император топтался из угла в угол, словно тигр в клетке. Он нервно подкручивал усы и размахивал руками. Я вошёл в комнату и царь остановился. Да, он остановился и хитро подмигнул мне. Сначала я не понял его подмигиваний и в рабочем порядке уничтожил своё заградительное творение, использовав милый сердцу пароль «четыре нуля».
Когда мы с Петром остались в настоящей обители Меньше Малого, я узнал, почему царь был так взволнован. А всё просто. Покрутив ручку юлы (я так понял, что его назначили новым Смотрителем), он поставил на стол две бутылки своего знаменитого самогона.
– Давай! Пей, Беспяткин! Теперь не скоро свидимся, – сказал император, наполняя всё те же знакомые мне стопки.
Вот свезло же мне пить натуральные и качественные алкогольные напитки с государственными лицами! Ну, кто бы сейчас мог таким похвастаться? Да никто!
А закусывали мы капустой с хреном. Разговора у нас не получилось. Мы только пожали друг другу руки и Пётр Первый всучил мне на память заветную бутылочку. Я спрятал её за пояс, выпустив рубаху поверх штанов. Знаем мы господни заповеди, не стоит светиться. Уж было собрался я выйти, но царь схватил меня за руку.
– Я должен сопроводить тебя, а то дверь уже восстановлена. Сомнёт тебя, как сливу, – предостерёг он меня.
Так и вывел он меня, словно дитя малое из Начала Начал на жёлтый кирпич к людям, ожидавшим меня в лёгком нетерпении. Затем дверь захлопнулась и я услышал, как в комнатке звякнуло бутылочное стекло. Тут же стало хорошо мне от той мысли, что мироздание будет жить, пока в стаканах будет полно, а в сердцах добро вьёт себе уютное гнёздышко.
А насчёт ожидавших меня людей я, конечно, же ошибся. Ждал меня только Мастер. Ни Господа, ни спецназовца, ни снабженца Тухленко снаружи не было. Конечно же, я понял, почему это произошло.
А бородатый революционер Ипполит достал из-за пазухи сияющий красным цветом загадочный шарик и торжественно сказал:
— Пора домой…