Кого бесплатно катали в «бобике», должен знать, что места там, на «галёрке», очень тесные и грязные. По-моему, их вообще никогда не моют. Мне то, конечно, похуй. Но вот, если б английская королева, иль там председатель «Сбербанка»… Ну, типа – удобства на улице, как вы понимаете…
Ехали мы недолго – до улицы Заводской. Маршруты знакомы – Родина знает, помнит, скорбит. Я тоже скорбел, пока меня болтало в грязном «луноходе». И вот привычный скрип тормозов, хлопанье металлических ставен и мне приоткрыли мир. В нём я не увидел ничего позитивного – только серый вечер, серую форму, кокарду, козырёк.
– Давай! Быстро! Руки за голову! – проговорило лицо под околышком.
А хуле давай. И так понятно, что за голову. Когда в «трезвяк» – никаких там рук, по-домашнему всё. А тут… Эх.
Я прошествовал в чертоги, как Овод. Меня не трогали дубинками и грубым словом. Это ох как нехорошо. Это незакономерно и пугает. В отделении, как обычно, за стеклом «дежурки» сидел Антошка-Апостол (это я его когда-то окрестил и прилипло как-то).
– Ну, наконец-то, Беспяткин, по-серьёзному. А то либо армяна какого-то оскорбил или к революции возле автовокзала призывал – шелуха! – воскликнул он радостно.
После этого он сделал под козырёк – но не для меня, а для начальника РОВД Лупина, который неожиданно проявился из тьмы коридора.
– Этого не в «клетку», а на второй этаж в ту-комнату. Понятно? – резко приказало начальство.
Двое незнакомых ментов подтолкнули меня вправо. Слева остались сидящие на скамье «обезьянника» сталевар Бобров с разбитым ебальником, мелкий хулиган Игорёк и какая-то растрёпанная баба в зелёной куртке. Игорёк с испугом сверлил мне спину тяжёлым взглядом. Это чувствовалось сквозь свитер и неприятно жгло позвоночник.
Я слыхал про ту-комнату от знакомых, которые сейчас или на нарах парятся. Или не парятся – вообще в деревянных контейнерах. В этой комнате дают кофе и по еблу. Только вот я никак не мог понять – что последует первым?
И вот, предо мной распахнули тяжёлую в подпалинах дверь. Я увидел стол и два стула. Одинокая лампочка, без абажура, освещала голубые стены и одинокую, прикрученную к столешнице, пепельницу. Как в каком-то американском фильме. Меня усадили за стул между стеной и столом. Стул, что находился посередине комнаты, занял начальник РОВД, майор Лупин.
– Принеси кофе, Шашкин, – приказал он, скрестив руки на груди.
Один из оперов вышел из комнаты. Другой стоял, как памятник Церители – огромно, бестолково и угрожающе. Все молчали. Зато я понял, что кофе по счёту идёт первым. О втором не хотелось думать. И даже о третьем.
Наконец, я пил этот кофе и радовался хотя бы теплу.
– Оставьте нас, – сказал майор.
И вот мы, два берега одной реки, смотрим друг на друга, как родственники. Я пытался понять, а он не знал с какого бока.
– Ты знаешь, за что тебя взяли? – наконец-то не выдержал Лупин.
– За непристойное поведение? – угадывал я.
– О, да! Настолько непристойное, что «пятнашка» тебе светит только по умолчанию, – ехидно согласился майор.
– Я не убивал Кеннеди. Не грубил нашему президенту, хотя есть за что. Не насиловал малолетних сироток. Не жёг свалку возле 84-го детсада. Что я сделал? Какая вина на мне, товарищ Лупин? – взмолился я.
– Убийство, убийство и ещё раз убийство. «Макаров», что цыгану Ваське продал, в общаге нашли у твоих собутыльников танцоров. Шесть трупов, включая гармонь.
– Это Пашка. Он палил, пока я за окном летал. То есть, тьфу, был в «отключке».
– Лучший участковый, просто так, ни с хуя, взял и стал палить по артистам? Трезвый со 100%-ным алиби (в «Сосновом бору» отдыхал!). И как же это ты в «отключке» его увидел?
– Виталик, что у вас в ППСниках ходил, боксёр бывший подтвердит. Он с нами был.
– Виталик твой на больничном уж неделю в областной лежит.
– Да что ему эта больничка. Он с нами пил, у карьера.
– Будем проверять. Но есть показания дежурной сестры, вахтёра. Спал он. А вот в общаге опознали тебя. Слышали выстрелы. Видели, как ты бежал в сторону Опытной. На стволе твои отпечатки. Ты поссорился с певицей Анютой и проиграл в шахматы барабанщику Андрэ… – сыпал фактами Лупин.
– Анюта жива? – зачем-то спросил я, смутно припоминая слова Прудового.
– Жива и дает свидетельские показания. Ещё кофе? – улыбнулся майор.
– Да, ещё, кофе… – автоматически повторил я.
Дверь с прежним скрипом приоткрылась и в комнату зашёл, с маленьким подносом, необычный гражданин. Он был толст, небрит и вдобавок одет в мерзостный сиреневый плащ, помятый и с разводами. И на ногах его тускнели, какой-то серой глиной, заношенные ботинки, как у бомжа.
Я был настолько удивлён, что указал на него пальцем, пытаясь привлечь внимание начальника РОВД. Но тот даже не повернул головы. Незнакомец поставил передо мной кофе и остался в комнате.
– Всё правильно? – вдруг спросил Лупин у этого оборванца.
– Практически и логически, – весело ответил он.
– Тогда я пойду, покурю, – сказал майор и, хрустнув пальцами, стремительно вышел из комнаты.
Новый посетитель нагло сел на стул и ядовито осклабился. Как топ-менеджер. Как Познер. Как жаба, блядь. Я не мог сотворить адекватной гримасы и потому тупо смотрел на его плащ. Ну, прямо как у побирушки Раисы Фёдоровны с полустанка «241-й километр»…
В это время толстяк достал из недр своих книжку, удивившую меня побольше, чем появление его самого. Это был мой «Малиновый звон», который я так и не издал, пропивая деньги, которых и так бы ни на что не хватило. Я вспомнил слова профессора Бубенцова : «…Сатана об этом не должен знать, впрочем ты всё равно напишешь…».
«Я не буду ничего писать, я ж не Пелевин какой…», – ответил тогда я. Да, примерно так я и ответил. Ну, может, не совсем так.
Мои мысли поплыли по нейронам сладкой патокой воспоминаний…

***

– «Но мы продолжали лежать на мягком ковре мать-и-мачехи, мысли наши были легки как смерть от передоза. Наверное, мы просто устали. А тут ещё эти птицы. Мы уснули тихо и спокойно, как лошади. И впервые за всё время наших скитаний я увидел цветной эротический сон с Ириной Салтыковой в главной роли. Мы плыли с ней на широком плоту по реке Ангаре навстречу утренней заре. Холодные брызги, относительно спокойной сибирской реки, попадая нам в лицо, вызывали буйство мысли и будили либидо. Мы не спешили с соитием. Мы смаковали близость коитуса по каплям, по гранам, по минус десятой степени. А где-то в тайге ревели бурые медведи и стучал дятел. Какие-то рыбы шли на нерест. На берегу пил воду огромный марал с королевскими рогами…».
Ровным строем шагали чёткие артистические слова и я выпал из чёртовых воспоминаний…
Человек-бомж, уютно развалившись на стуле, читал мои строки. Словно артист Юрий Яковлев, бархатно-пьяненьким голосом.
– Замолчи, сука! – заорал я.
– Ну. Вот и ладненько. А то я уж подумал, на хуя начальству этот припизднутый алкаш, – воскликнул незнакомец.
– Чего тебе надо, Дрочио? – спросил я хрипло, покрываясь пятнами.
– Узнал-таки? Отлично. А надо нам тебя, дружок, твою вонючую и упрямую идею, за которую пришлось дорого заплатить в «конторе», если вообще удалось заплатить. Сатана хочет взять твою – нет не душу, её у тебя нет, сам знаешь, – твою искру беспринципности. Если можно так выразиться, – спокойно проговорил мне демон.
– Это чего за хуйня? – окрысился я.
– Это из тех понятий, которые объяснят на Совете Меньше Малого. Это из начала начал, так сказать. Понятно?
– Нихуя не понятно. И вы думаете, что подставили меня? А я там, в камере удавлюсь полотенцем? И, опа – Беспяткин снова в Аду?! – крикнул я.
– Нахуй ты нам сдался во второй раз. Там без тебя дураков перебор. В Рай ты сам не пойдёшь и потому будешь болтаться бездомный и бестелесный по родному району, пугая знакомых алкашей.
– Тогда что за ёб твою мать? – взмолился я, чувствуя полное отупение и предчувствие гадостей.
– А вот что! – вскричал Дрочио и вскочил, сжимая в руках огромный пыльный шприц.
Сразу же в комнату влетели менты и я таки получил по еблу. Меня заломали, как единорога, и сволочь Дрочио сделал предательский укол. Усадив меня на стул, все ждали, что я буду протестовать и призывать к свержению дурацкого строя.
Но нет, уважаемые читатели, я был тих и сам ждал результатов впрыскивания неизвестного препарата. Все, в том числе и я, были разочарованны. Ничего практически не произошло. И только демон Дрочио, стоя посредь комнаты, как пугало, серьёзно глядел мне в глаза.
– Ну, что ещё? – не выдержал я.
– Заприте его в камеру, – приказал он начальнику Лупину. – А завтра в лабораторию, вот адрес. Следствие тяните как сможете, никто давить не будет. После этого он быстро исчез из той комнаты, а меня поволокли в обычную КПЗ – с нарами и решетками. Сидя на досках, я думал о словах демона и стыдливо помышлял о побеге.