Я бежал по «пьяной дороге» в сторону вокзала, в район «опытных» прудов. Нет, я не был напуган там, иль заинтригован. Я просто понял что-то. Не спрашивайте – что. Не отвечу. Потому, что сам не знаю.
По моему лицу стегали плети вишен и лай собак сопровождал меня словно вторая Соната Шопена, третья часть. В темноте мелькали блики луны, пивных крышек и рябь на воде.
Наконец, я остановился и сел на берег пруда, прямо в мокрый песок и гниющие ветки. Я прислушался к миру и понял, что он изменился. Изменился как-то кривобоко и с неприятным запахом. Блядь! Не надо так. Господь, останови процесс! Люди не виноваты в том, что тебя на всех не хватает. Но я то знаю. Они виноваты лишь в том, что существуют сами, без тебя.
– Эй, ты! Всё нормально? – услышал я сиплый тревожный голос.
Я всмотрелся во тьму и увидел возле облезлой ивы какое-то существо, похожее на павиана. Оно неторопливо приблизилось ко мне и шмыгнуло носом.
– Ты пугаешь меня, незнакомец, – ответил я, шаря по песку в надежде найти кусок кирпича.
– А ты не бойся. Тебя самого можно испугаться, – ответило существо. – Я тут уж много лет живу и честно говоря, насмотрелся и на утопленников, и на изнасилования, и на ещё чёрт знает что.
– А кто ты? – настороженно спросил я.
– Дух этого пруда. Прудовой, так сказать, – ответил он.
– Я понял. Я верю в такие вещи…
– Я знаю. Потому и появился.
– Время не совсем удачное, – с досадой прошептал я.
– Как раз то время. Если б не я, ты был бы уже Аду, – ответил Прудовой.
– Значит, это правда?
– Да, правда. И рассвета не будет, пока ты не спрячешься в пруду…
– Как? То есть в пруду?
– Ныряй, блядь! Пока они не взяли след, – вдруг заорал дух, вскинув когтистые лапы.
Я, не понимая и не анализируя, вскочил и бросился в воду. За мной кинулся хозяин пруда и волосатыми, мощными руками потянул ко дну. Я сучил ногами и царапал воду. Я пытался отыскать воздух, но его не было. В последний момент я вспомнил, что не уплатил за коммунальные услуги и сознание уплыло, как медуза, куда-то вверх.

***

Их было две. И они были красивы, как советские актрисы. Я бы назвал их русалками, но в книжках пишут, что у русалок должен быть хвост. А тут никаких хвостов не было. Просто одна женщина, облаченная в пушистую шаль, уронила мне на грудь волны фантастических, серебристых волос, в которых запутались звёзды, а вторая держала меня за руку тонкими восковыми пальцами и смотрела в глаза, как ртутная лампа.
– Познакомься. Это Азия, а это Европа, – услышал я голос Прудового.
Первая девушка чуть наклонила голову и электричество пронзило воду. Вторая улыбнулась, как весна, и отпустила мою руку.
Я приподнялся, насколько мог, и понял, что нахожусь на дне водоёма в окружении битых бутылок, коряг и булькающего ила. Прудовой сидел на ржавой раме от мотоцикла «Урал» и, улыбаясь, смотрел в мою сторону.
– Ты утопил меня. Зачем? – спросил я без надежды.
– Ты сам себя утопил, – ответил он.
– Ты держал меня за ноги, сволочь, – попытался вскочить я, но тут же увяз в тёплом иле.
– Спокойно, Беспяткин. Ноги – это ерунда. А как тебе мои помощницы?
– Красивые… – улыбнулся я дамам.
Те так же ответили мне приятной мимикой.
– Хочешь остаться с нами? – мелодично спросила Азия, стиснув бирюзовыми коготками моё запястье.
– Здесь очень хорошо. Здесь нет вопросов и налоговой инспекции, – вторила ей Европа, играя своими волшебными волосами.
– А как тут с водкой? – спросил я о главном.
– Водки нет. Есть свобода и наслаждение, – встрял в разговор Прудовой.
– А разве это не одно и тоже?
– Конечно, одно и тоже. Я шучу, но водки всё равно нет.
– Ты говорил, что меня ищут. Кто? – вспомнил я.
– Твои вторые и третьи «Я». Они продали тебя ещё вчера…
– Кому?
– Ты сам знаешь кому.
– А за сколько?
– За два литра, как Никиту Михалкова, – почти зевнул Прудовой.
Я задумался. Веселенькое дело – мои «Я» продают меня как барана, а я в неведении. Как же так? Ведь в человеке всё прекрасно и мозги и печень. Так почему же какие-то метафизические твари распоряжаются венцом творения, как ширпотребом?
Стоп! Если дьявол таки приобрёл свой договор, то ведь его можно и оспорить. Наверняка в тот момент я был невменяем и находился в контрах с рассудком. Но я не верю в Бога. Почему же тогда я должен верить в Сатану? Нет демона, нет проблем. Впрочем, зачем я себя обманываю? Сам же общался и с Господом, и с Сатаной, но остался атеистом, как вам это? А вот так.
– Вы меня разводите, граждане, – выпалил я заветное предположение.
О, как они смеялись! Европа зажигала вокруг нереальные огоньки, от которых шарахались уродливые ротаны. Азия, скрестив руки на пышной груди, откинулась, словно в оргазме, на листья какого-то водяного фикуса. Прудовой ухал, как птица филин. Водная толщь сама по себе смеялась, вибрируя мягкими потоками.
– И чего тут смешного? – возмутился я.
– Уф, уморил, Беспяткин. Просто до коликов, – кудахтал и булькал дух пруда.
В конце концов, вся компания успокоилась. Лица их стали серьёзными, как Уголовный кодекс.
– Послушай сюда, глупый человек, – наклонился вперед Прудовой. – Вот эти две нимфы – те самые проститутки, которых в прошлом году здесь на пруду хачи грохнули, слыхал небось?
Европа и Азия опустили головы и мне привиделись слёзы. Я, конечно же, помнил эту нашумевшую историю.
– Я уговорил их остаться тут. И они счастливы. Они независимы от людей и делают всё что пожелают. Они и не в Аду, и не в Раю. А тут им боятся нечего. Свобода! А слили тебя ментам злые силы, – резко прервался «павиан».
– Ментам? За каким таким хуем я им понадобился? – изумился я, словно открыл новый элемент.
– Помнишь «макарова», который тебе Филя подогнал из Чечни? – спросил Прудовой.
– Ну, помню. Так я его цыганам сдал, за «десятку», – ответил я.
– Всплыл тот ствол, как утопленник. Нехорошо всплыл.
– Где?
– В общаге твоих знакомых танцоров, вспоминаешь?
– Ну да. Так то Пашка-участковый стрелял. Он ёбнулся, видно, от «бутиратов», – воскликнул я в ужасе.
– Нет, Беспяткин. Не ёбнулся он! А заказ выполнил от департамента культуры, например. Тебя же, как личность известную в алкогольном разрезе, подали на блюдечке. На почве неприязненных отношений в сфере шахмат и всё такое. Есть свидетели – певица Анюта и вахтёрша. Понятно? – водяной отпрянул в сторону и завис в толще мутной воды, как мумия.
– Дурь какая-то… – фыркнул я.
– Верь ему, – сказала Европа.
– Верь ему, – повторила Азия.
Я вскочил в волнении, словно твёрдый шанкр. В моей голове прокручивалось кино, которое не имело ни идеи, ни сюжета, ни конца, ни начала. И всё же я не верил – ни в логику, ни в предположения, ни в русалок, ни в свою виновность. Ведь меня там не было, когда Пашка убивал пьяных артистов. Я был за окном, вне реальности. Ну, вы ж помните, граждане, а?
– Отпусти меня, Прудовой. Я должен быть там, – крикнул я духу.
– Это твое последнее слово? Жалеть не будешь? Жить спокойно не хочешь? – словно анкетировал меня Прудовой.
Милые проститутки с надеждой смотрели на меня, пытаясь взглядами изменить мои мысли. Но я был зол и тупо упрям. Я хотел чего-то выяснить, доказать или просто увидеть чьи-то живые лица. Потому и ответил, словно герой какого-то дешёвого романа:
– Нет!
– Хуй с тобой! Возвращайся в свою дурацкую жизнь и сам выпутывайся из дерьма, – с досадой рявкнул Прудовой и всадил мне в грудь какой-то кинжал с ржавой рукояткой.
Боль, молния и потоки зловонной воды окружили меня, словно стекловата.
Потом качнулась окружающая среда и я почувствовал, как ползу по грязному песку в сторону покосившегося пляжного грибка с опрокинутой урной. Луна светила словно волшебный фонарь и окрестности «опытного» пруда проявлялись в дрожащих разводах, как на просроченной фотобумаге. Начинало светать…
Я поднялся и побрёл к мосткам, спотыкаясь и сплёвывая гнилую воду. Неожиданно, из кустов жимолости, ко мне кинулись три форменных тени. Я не успел даже дёрнуться. Они навалились на меня, звеня наручниками. Потом поясницу пронзила страшная и тупая боль от резиновой дубинки.
– Попался, мразь. Тащи его в «бобик», – прозвучало в предутренней ночи чьё-то заклинание.
И меня поволокли, как разделанную тушу, в сторону одинокого фонаря к милицейской колеснице.
– Это глупо. Просто… – пытался сказать я.
Но сокрушительный удар в затылок погасил слабую свечку в моём сознании. Я упал в яму безразличия и мёртвой пустоты…