С самого утра было ясно, что выходные дни созданы для того, чтобы не выходить за пределы всякие, а просто мирно бухать с пацанами в гараже. В процессе можно поковыряться с КПП иль, например, спеть хором чего-нибудь из Хоя.
Короче, гараж был, выходной тоже и даже желание совпало с… Ну с чем оно там совпало, хуй его знает?
Не было только денег. А я всегда говорил, что деньги – это страшное оружие капитала. Вот выбейте из-под ног общего рынка этот самый ебучий эквивалент и увидите, как люди станут улыбаться задаром, исчезнут войны и пидарасы.
Но мне не верят. Мне говорят, что деньги сделали из человека… блядь, а все же кого они сделали? Супергероев? Нет, ни хуя. Потребителей? Да нет, вроде… Короче, это вопрос настолько не в тему, что я пропущу вступление и перейду к действию.
Денег требовалось не очень то и много, ибо потом (ну, в смысле, после первых ста грамм) они уже не имеют значения и появляются сами из подпространства или там антиматерии. Это интересная научная хуйня, но она опять же уводит нас с пути в дебри магнитных полей и опытов Тесла.
— Надо всего-то пару сотен, – сказал Ромик.
— Блядь, да любой школьник скажет, что стартовый капитал равен двумстам рублям, – ответил Гоша.
— Ох, – вздохнул я.
— Хуле ты охаешь, вон садись на «шоху» и пиздуй к рынку таксовать, – повернулся ко мне Гоша.
Он скот, знал, что после того, как у него отобрали права за пьянку – я первый кандидат на «мещера», ибо Ромик как личность сугубо техническая, за руль садился только для его замены.
И вариантов не было. И трубы Иерихона гудели в пространстве, взывая к небесам. И меня отдали на заклание. Но зато закусь меня не касалась и всякие там сервировки столов.
Я прыгнул в «шоху» и помчался к месту, где свободные рыночные отношения выяснялись без «Больших шестёрок» и МВФ. Да, на рынке просто шел обмен «Товар – Деньги – Товар». Там же, как волки, кружились таксисты, с понтами и без. Ну, то есть с «шашечками» и какими-то горбами с номерами телефонов. Особенно «шустрили» парни на «Матизах».
Но мне похуй. Я знал, что надо только сделать несколько вальяжных кругов по кольцу и какой-нибудь крендель обязательно выскочит с растопыренными руками, наподобие арлекина.
И я оказался прав. Только на этот раз меня «тормознули» трое. Конечно, если б не стартовый капитал, я бы их хуй посадил, но в гараже остались люди и эти люди были в смятении. В итоге троица из каких-то ПТУшников завалилась на сидения «Жигулей» и приказала рулить на седьмой район. Хуле, седьмой так седьмой, какая разница?
Доехали мы быстро. Но вот дальше пошла откровенная хуйня.
— Слышь, мужик, пиздуй из машины, – выразительно было сказано мне справа.
— И по быстрому, – добавили с задних рядов.
Такая ситуация не первая в моей практике и я всегда выходил из машины. Это была норма, ибо потом знакомые гайцы уже через три минуты срывались с «рыбных» мест и отрабатывали бонусы.
Ведь в наших гаражах мы не хуи пинали, а нормальные тачки рихтовали и движки перебирали на предмет козырного тюнинга. И гаишники не редко у нас пивко пили в ожидании бесплатного монтажа или там балансировки. Впрочем, это к делу не относится.
А может и относится, потому что я был в предвкушении и не похмелен. Да, граждане, любое геройство проистекает из порыва и ситуации. В данном случае был и порыв, и ситуация. Были ещё какие-то бабки на скамейке у станции переливания крови и в воздухе пахло горелой резиной. Где-то явно обжигали цветмет.
Я вылез из машины, не торопясь закрывать дверь, а тот белобрысый, что сидел справа, перескочил на водительское место. И тогда я сделал то, что и должен был сделать, перед тем как строить дом, садить дерево и растить сына. Я рванул новоявленного шофёра за ворот и вытащил на свет. Не до конца вытащил. Хватило и головы.
Дальше всё как в фильмах старины Гая Ричи.
— Н-н-на ка, блядь, на! – ебашил я его дверью, словно депутатским портфелем.
Левая задняя дверь в «шохе» не открывалась, и клиентам пришлось выбираться справа по очереди, в начале которой их уже ждал я. Первому досталось ещё и ботинком. Это уже на земле, куда я его скинул в злобе и жестокости. А вот третий оказался буйным и отвратительно вертким, словно помойный кот. Он прыгал вокруг меня и даже пинался ногами. И всё же я сумел схватить его за майку. Ну а дальше уже просто, по-гаражному справа в башку; грубо и не педагогично мне пришлось бить человека.
Вся процедура геройства заняла не больше пары минут, но вот в процессе её завершения я вдруг почувствовал, что мне по волосам и черепной коробке кто-то усердно бьёт необычным предметом. В пылу сраженья я подумал, что это кто-то из раненых бойцов решил со мной расправиться. Развернувшись в расстроенных чувствах я, не глядя, всадил раза неведомому противнику.
А противник был необычен. Необычен и стар. Да, граждане, это была одна из тех добросердечных старушек, которые сидели на скамейке в обсуждениях конца света иль там дорогих лекарств. Эта старая лошадь, оказывается, приняла меня за очень нехорошего человека и подкравшись сзади, пиздила меня громадной сумкой с какими-то овощами. Овощи были твердыми и напоминали ядра.
Так вот, когда я слепо ударил старушку и она вместе с голубыми панталонами улетела в кусты боярышника, со скамьи вскочили её подруги. Тут я сразу понял, что время героев закончилось и настал миг съёба. Съёба позорного, торопливого и унизительного.
Увы, я вскочил в «шоху» и рванул в сторону лога. Там есть одна дорожка… ну, короче, вы поняли.

* * *

— Значит, денег у нас нет? – угрюмо произнёс Гоша, глядя мне прямо в душу.
— Нет, – ответил я, глядя на дрожащие руки.
— А эту сказочку ты придумал нахуя?
— Я не придумал, оно само как-то… — я сел на диван от 21-й «Волги».
В гараже, в напряженном воздухе, парила алкогольная грусть и оседала на грамотно сервированный верстак. Там были стрелки лука и соль, а также настоящие гранёные стаканы – те самые столовские стаканы из великого прошлого нашей страны. Это было вдвойне тоскливо.
— Ну, и чего вы тут собрались? – раздался знакомый грубый голос.
Да, это была она, баба Вера, гроза гаражного братства. Я до сих пор не знаю, кем она тут работала. Но сколько она нормальных пьянок пресекала, эта старая женщина, сколько веселых дебошей умерщвляла прямо в зародыше. Её сила голоса и жалобы кооперативному начальству имели немалый вес в борьбе с творческой анархией и развратом.
Но сама баба Вера любила послушать или подслушать об альковной жизни членов гаражного кооператива. Это было её слабым местом. И тогда я решился.
— Да вот, баб Вера, такая дрянь в жизни твориться, что не приведи Господь, – тяжело сказал я.
— Что, творится, как это? – взволновалась старушка.
— А так, – опустил я голову.
Ромик и Гоша сообразили сразу, что будет беседа и стали ещё грустней меня.
А баба Вера уже была в сетях любопытства и вползла в гараж гремучей змеей.
— Мож, помер кто? – отдаленно начала она.
— Нет, о смерти ни слова, но вот жена моя… — шептал я в пол, опасаясь неожиданных восклицаний со стороны товарищей, не знавших ни о какой моей жене.
— Жена, а что жена, ты бледный весь, – засуетилась бабка.
— К любовнику на Левый берег укатила, – выпалил я драматический заряд.
— Ах! – воскликнула баба Вера.
Тут возникла напряжённая пауза, которую прервал Гоша.
— Вот такие дела, – сказал он как отрезал.
— А как же ты, так вот сидишь и ничего? – подсела на диван гроза гаражей.
— А что, я могу, ведь она женщина, ей мужика надо, а мы тут сваркой здоровье губим, – продолжал я печальную повесть.
— А чего сварка?
— А того! Сварка, газы всякие, лучи рентгеновские и… Короче, не стоит у меня теперь, баба Вера, хоть в петлю лезь, – вещал я не хуже Иннокентия Смоктуновского.
— Не стоит?
— Не стоит.
— Может тебе водочки выпить? – спросила старуха, и я понял, что попал в цель.
— На что, все деньги к этому любовнику свезла супруга моя, – стенал я, закрыв лицо руками.

— От шалава, как же так можно. Да ты брось горевать, может это временно, – жалела меня старая женщина, положив руку на плечо. — Вы тут посидите, я сейчас принесу чего, раз такое дело. Не переживай Беспяткин, я быстро.
После этих слов её как ветром сдуло.
Пришлось выждать паузу и только после неё Гоша упал в корчах, а Ромик позеленел как змий, с которым следует бороться.
— Ебануться! – выдавил из себя Гоша.
— Это неправда, – наивно встрял Ромик.
— Хуявда, – за меня ответил Гоша.
— Пиздабол ты, Беспяткин! – восхищённо произнёс Ромик.
— Я, в отличии о тебя, книжки читаю классические, а там вся мудрость мира, – обиделся я.
В это время за пределами гаража послышалось долгожданное шарканье и к нам вернулась баба Вера. А вернулась она не просто так. Вернулась она с сумкой, похожей на ту, которой меня утром на седьмом районе по башке пиздили. И в сумке той были дары Богов и Просвещения.
Расставив на верстаке три пузыря «Столичной», развернув книгой громадный шмат нарезанного сала с перцем и хлеб, баба Вера добавила ещё минералки и душевной теплоты.

— Выпейте ребятки и бросайте эту сварку, водка она радиацию выводит, – говорила она, пока мы жадно «принимали на груди».
Когда мы включили магнитолу и Гоша стал звонить каким-то блядям, было уже сумеречно. Баба Вера прикинула, что её миссия закончена и «ребяткам» надо остаться одним. Она ушла, оставив ещё триста рублей на «всякий случай». Мало, конечно, оставила. Ведь все знали, что она нехуёво «греется» на охраняемой стоянке в наших же гаражах в паре со сторожем и председателем кооператива.
Впрочем, это нас уже мало интересовало, ибо Гоша вызвонил-таки свободную хату с феями из СУ-11. Надо было диалектически развиваться и менять среду. Тем более, что Ромик договорился о «штуке до зарплаты» у какого-то кровельщика.
На такси мы поехали в город, навстречу огням и чувственным маляршам.

***

Возвращался я один и был похож на праздник первомайский или даже на Рождество. Во мне гудели струны лютня и плескалось что-то. Фонари на улице горели через один и где-то в саду у Михал Андреича играла плохая музыка. Во мне тоже играла музыка, но получше и всякое там ещё.
А навстречу мне брела разодетая бабушка в широкой шляпе с розой. Сначала я думал, что это наваждение какое-то. Уж больно много старух на один день. Но нет, это было какая-то интеллигентная бабка, забредшая на нашу улицу, видимо, по глупости, потому что здесь нет ничего интересного, кроме КАМАЗа со спущенными шинами и музыкального центра Михал Андреича.
Вокруг неё (бабули) в пыли и невыносимом лае бегала мелкая собачонка рыжего контрреволюционного цвета. Очень неприятно смотреть вот так на бедную женщину, вокруг которой носится какая-то приблудная тварь и тявкает, словно её дали слово в депутатском собрании. Этого я вынести не мог и отправил собаку за забор Михал Андреича с помощью хитрого паса, подмеченного когда-то у Диего Марадоны.
— Что ж ты, сучонок, делаешь? – раздался визг изо рта неизвестной, интеллигентной, старой леди. — Чего тебе сделала моя Берточка?
И я был атакован каким-то цветастым зонтиком…
С тех пор я стараюсь обходить стороной всяких бабулек, бабушек, бабок потому, что… Впрочем, чего я объясняю?

(2011 г.)