Эдуард Беспяткин возобновляет концертную деятельность с новой программой "Давно хотелось". На этот раз выступления проходят в акустическом варианте совместно с гитаристом Дмитрием Филатовым. Программа очень насыщенная, разнообразная и подходит как для небольших аудиторий так и для средних по наполняемости залов. Равнодушных зрителей на концертах Эдуарда Беспяткина не замечено.
По вопросам организации выступлений просьба обращаться к концертному директору Константину по телефону
+7-900-988-08-78
Углы
Я встретил его неожиданно, то есть некстати. Я сам был некстати, но это к рассказу не относится.
Обычное утро. Так же обычно и предсказуемо я шёл из магазина с пятью бутылками «Приятеля» («Янтарного», если что).
Свежие дни — редкость для пьяни, вроде меня. Но этот день был действительно свеж как бельё в «Метрополе».
Я чувствовал электричество и глотал первую порцию бодяжного напитка («Янтарного», если что).
Так вот, я увидел его с дурацкого расстояния примерно в десять шагов.
Это был приличный гражданин в рыжей кожаной куртке и трезвый. Таких можно встретить именно в это время суток и пройти мимо, потому что нахуй не нужно.
Но я понял, что тут, сейчас и поныне что-то не так. Не так, и всё тут.
Он стоял на углу и был напряжен как катушка зажигания. Даже куртка его была натянута словно струна арфы.
Я остановился и звякнул бутылками.
Он резко обернулся и посмотрел мне в глаза. Его взгляд был выразительней, чем ботинок Никиты Сергеевича.
Я протянул ему бутылку из своей корзины. Он взял её как должное, и ногтем так, по-мушкетерски, сорвал пробку.
Пока он пил я пытался понять, чья роль главнее. Он напоминал какого-то шпионского героя (только не агента 007), я — статиста, жертву. Но мы оба держали фильм за ноги и не давали ему упасть в забвение. Кадры проносились перед роговицей с топотом и паникой.
Наконец, он допил пиво и, резко обернувшись, бросил бутылку за угол. Меня не очень удивило его поведение. Меня поразило, то, что я не услышал звука бьющегося стекла. Там за углом.
А здесь, в нашей грани, шуршали шины и орали воробьи. Блядь, такого быть не могло! Там, за поворотом, — мой подъезд и выходной день в смятой постели супротив телевизора.
— Не будь глупцом. Осторожность ещё никого не подводила, — тихо, но твердо сказал незнакомец в куртке.
— Это действительно серьёзно? — спросил я.
— Крайне серьёзно, — ответил он, и обречённо вздохнул.
Мы стояли на углу в злобном ожидании, и пили мое проклятое пиво, за которым я мог бы и не ходить. Мог бы, но нет же, пошел.
А теперь, ничего не понимая, доверяясь чутью этого гражданина в рыжей куртке, жду. Жду чего-то нехорошего и даже опасного. Проклятье!
— У тебя нет защиты, — допив бутылку, прохрипел незнакомец.
Посуда вновь полетела за угол и опять никаких звуков оттуда. Что за нахуй?
Мимо нас, шурша короткой черной юбкой, прошла чертова блондинка лет 25-ти. Я проглотил слюну и пиво. С утра такие ножки и всё такое. Она спокойно завернула за угол и стук ее каблучков провалился в ничто.
— Какой защиты? — повернулся я к незнакомцу.
— А я ебу, какой защиты, — ответил он.
— Тогда почему…
— Не знаю. Только если ты туда пойдешь — пиздец, сожрут нахуй, — перебил меня гражданин в рыжей куртке.
— Кто сожрёт?
— Да хуй его знает. Но чудовища, я тебе скажу, важные.
— А откуда ты знаешь про них?
— Да с прошлого вечера бегаю через углы, заебался, — выдохнул незнакомец.
— А тебя как зовут? — отвлекся я на знакомство.
— Гришка я, каменщик, — радостно воскликнул он.
— А я Беспяткин, тоже строю всяко.
— Бухаешь?
— А то!
— Вот и я допился, защиту потерял, — вздохнул Гришка.
— А, может, нет никакой защиты, просто видения типа? — попытался я сгладить напряжение.
— Не, это не «белый конь», всё реально, надо только двигаться вдоль стены и иметь хотя бы палку.
С этими словами каменщик откуда-то из рукава достал маленькую бейсбольную биту. Он потряс ею как булавой и, нацепив на широкий конец какой-то пакет, осторожно вынес за угол. Ничего не произошло.
— Так, вроде бы тихо, — сам себе сказал он, — можно двигаться.
Мы в величайшем волнении прокрались на противоположную грань угла.
Там всё было как обычно.
Мой подъезд, припаркованные авто и детский городок с песочницей. Только звук как-то поменялся. Вернее, его не было вообще. Ни птичьих голосов, не писка домофонов. Всё как будто превратилось в восковые фрукты. Безжизненно как-то. Мертво. И не одной бляди на улице.
— Можно зайти в мою квартиру и взять револьвер, — предложил я.
— Мысль верная, без оружия хуёво, — согласился каменщик.
Конечно, никакого револьвера у меня дома не водилось, только старенький дробовик.
Главное — это поллитра водки на березовых бруньках. Уж, коль пошла такая песня, то с пивом надо заканчивать и переходить на новые рельсы. А дробовик тоже пульнуть может, кстати. Короче, мы в окружении неестественной тишины проникли в подъезд и поднялись в мою квартиру.
Я еще не успел все пропить, и на кухне можно было сидеть на двух табуретках и ставить стаканы на маленький холодильник «Саратов». В нем же я хранил запасы забвения и глубины.
— Сразу по двести, — предложил я.
— Не вопрос, — ответил бывалый каменщик, и его взгляд стал твердым как доломит.
Я разлил водку по равным объёмам и порезал подсохший сыр («Российский», если что).
Наши тела приняли правильную дозу, и в голове воцарилась необходимая уверенность.
Да ебали мы эти углы с их защитой!
Я достал из-под дивана дробовик и патроны. Гришка прихватил широкий кухонный нож, больше похожий на гладиаторский меч.
В это время квартира постепенно стала заполняться каким-то белесым туманом, и некоторые вещи стали как-то странно таять и вновь проявляться. Мерцать стали эти вещи.
— Начинается, — прошептал Гришка.
— Что начинается?
— Движение. После этого тумана хуйня всякая происходит.
Я не стал допытываться какая такая хуйня и мы, допив что нужно, покинули моё убежище, которое стало мерцать еще сильнее.
Спускаясь по лестнице, я вспомнил, что мы забыли забрать из холодильника два варёных яйца.
Мы осторожно вышли из подъезда, и я вдруг понял, что в мире появился звук. Неясный, нехороший звук. Может быть, двести грамм водки стоили того, чтобы их выпить? Не знаю, но я уверен, что именно они подтолкнули моё сознание на то, чтобы поднять голову и посмотреть на стену дома.
Оно уже сидело там, вцепившись горбатыми, костлявыми фалангами в серую кирпичную кладку с ржавыми подтеками. Голубая слизь медленно стекала с уродливой, шипованной челюсти и капала на мерцающий асфальт.
Эти глаза мне никогда не забыть. В них я увидел конец света и все свои детские страхи.
Пузатая, жилистая тварь, трудно поддающаяся описанию, хищно двигалась по стене к нам и тихо сопела.
Как я успел вскинуть дробовик и въебать заряд в эту ужасную морду, знает только Бог.
Выстрел разорвал остатки мертвой тишины.
Мы отскочили в сторону как зайцы, и чудовище рухнуло у подъезда с удивлённо-обреченным вздохом. Дёрнув кривыми конечностями, оно затихло в луже голубой слизи.
— Рвём отсюда нахуй! — крикнул Гришка и схватил меня за рукав.
Мы кинулись в сторону детской поликлиники как болиды «Формулы-1».
И тут же в воздух взвились громадные рыжие комары. Хуй их знает, где они прятались.
Насекомые гудели как трансформаторы, и их было пиздец сколько много. Они видели нас, но почему-то не атаковали.
Я пальнул в небо ещё одним зарядом.
Несколько тварей упало вниз, а остальные завыли в более низком тоне. Григорианский хор блядь, орган Хаммонда!
И тут мы поняли, почему комары не опускались ниже второго этажа. Из оконных проёмов моего дома к нам спешили давешние пузатые уроды с голубой слизью. Они валились на асфальт, гремя панцирями и тонко вереща. Их было много. И ещё эта вонь. Видимо она и отпугивала комаров-мутантов. И нас тоже.
Я никогда так не бегал. Мы почти летели к очередному углу, в надежде…
Впрочем, никакой надежды не было. Мы просто бежали как антилопы в безумном страхе и полупохмельном бреду. Нас спасли те двести граммов, это точно.
За следующим углом моего дома пропали наши преследователи и гул комаров.
Я перезарядил дробовик и только после этого огляделся вокруг.
Каменщик Гришка уже нюхал воздух как спаниель. Зря нюхал. Эти сволочи появились внезапно из под земли иль хуй их знает откуда они ещё появляются.
— Документы, пожалуйста, предъявляем, граждане, — унизительно-вежливым голосом пропел худой, плохо выбритый лейтенант.
— А мы это, как бы… Нет документов, — растерянно произнес я и крепче сжал дробовик.
Мент заметил мои движения и полуобернулся к напарнику сержанту, который двигал свои пальцы в направлении кобуры.
— Не лезь, не надо — прошипел Гришка.
Возникла типичная голливудская пауза, неловкая, но зрелищная.
Милицейская «семёрка» блестела утренними зайчиками, а мы стояли как в вестерне, и надо было как-то выходить из ситуации.
— Мы не хотим проблем. Нам надо только за угол завернуть, а там можете включать свою сирену — как можно спокойней сказал я.
— Пожалуйста, заворачивайте, но с оружием на улице — это уже проблема, — осторожно ответил лейтенант.
— А пусть вас это не ебёт, — перебил его каменщик.
Мы, как герои из каких-то мультфильмов, переместились к углу, и Гришка опять сунул свой пакет на бите. Пакет сдуло ветром. Туда, на ту сторону.
— Плохо дело, — сказал Гришка.
— Может, сдадимся этим, добровольно, типа, — предложил я, кивнув на напряженных ментов.
— Да ну нахуй, идём дальше. Это тоже не наша грань, гляди, — ответил тот.
Я взглянул на милиционеров, и волосы неприятно зашевелились на моём черепе. Одетые в серую форму на нас внимательно смотрели лупатые богомольи глаза.
Громадные, мерзкие твари почти что изготовились к прыжку и голенастые, с зазубринами лапы хищно шевелились. Автомобиль превратился в какую-то амебообразную липкую плоть с мерно вздымающимися жабрами.
Вся эта публика ждала нашего промаха.
Напрасно ждала. Мы с каменщиком как кенгуру сиганули за угол внезапно и молниеносно. Но всё же коготь насекомого успел разодрать мне руку, как игла циркуля. Проклятая рана сразу защипала. Видимо, муравьиная кислота или что там ещё.
— Гандоны, эти блюстители порядка — обиделся я.
— Согласен, но вот ветер какой-то не такой — перевёл тему Гришка.
И действительно, по улице носился порывистый ветер, и он был видим. Вернее воздушные массы напоминали сигаретный дым, который по-драконьи извивался и обнюхивал предметы.
Мы замерли, подсознательно понимая, что ветер этот живой и, возможно, опасный.
А турбулентный хищник обследовал свою территорию и фатально приближался к нам.
Вернуться обратно к ментам-богомолам? А вдруг они успеют раньше нас? Нет, надо что-то думать.
Впрочем, думать было некогда.
Мы неторопливо двинулись вдоль стены моего дома. Сказочный ветер потек в нашу сторону. Я приготовился пальнуть из дробовика.
— Ветер перемен, ветер перемен! — раздались громкие крики откуда-то из парка.
Сразу же за ними в район пустого фонтана выплеснулась толпа людей в несопоставимых с привычностью нарядах.
Там были и кожаные «косухи» и какие-то свадебные платья, малиновые пиджаки, полосатые робы, железнодорожные униформы и вечерние платья.
Мужчины и женщины, тряся всевозможными прическами, орали как на адской сковороде. Они махали флагами и транспарантами. Короче, настоящий оппозиционный марш иль какая там ещё иная митингующая хуета.
— Освободим свободу свободы! Нет диктатуре диктатуры! Мы не согласны на ничью! Нахуя нам вообще всё это? Долой! — ревели охрипшие глотки и взрывались петарды.
Живой дым, виртуозно извиваясь как анаконда, окружал толпу смертельными кольцами. Взмахи плакатов разносили его поверхностные струи, но более плотная часть «ветра» была почти материальна как резиновый шланг.
— Ветер перемен сметёт всё как ненужный мусор! — раздался низкий титанический голос.
Тут же затрещали петарды и кости демонстрантов. Сизый дым давил массы мягко и беспощадно.
— Ветер перемен ломает, что бы строить! — продолжал вещать страшный голос.
Людская толпа со всем своим разнообразием лозунгов и одежды превращалась в банальный фарш. Транспаранты торчали в небо как иглы дикобраза. А крики боли и протеста слились в протяжный полифонический гул.
Пока всё это происходило, мы с Гришкой продолжали двигаться вдоль стены. Я целился в «ветер» понимая, что это бесполезно. Но тот был поглощен кровавой утрамбовкой человеков с протестами.
— И так будет с каждым, — угрюмо сказал Гришка, наблюдая смерть и перемены.
— Что, бля, а? Почему не в строю? Почему не протестуете? Кто вы? — запричитал невидимый голос, срываясь на визг.
Дымовой дракон бросил свои жертвы и развернулся к нам, свирепо колышась в пространстве. Он опасно уплотнялся и перетекал к нам сизой струей.
— Мы, блядь, люди из будущего! На-ка! — заорал я и нажал на курок.
Заряд мгновенно развеял переднюю часть чудовища на мелкие дымки и облачка. Но они тут же слились воедино и подгоняемые злобным голосом извне ринулись к нам.
— Сдохни, тварь! Нас не возьмёшь голым воздухом, мы сами построим… — не успел договорить я (но выстрелить успел).
Гришка грубо, как каменщик, схватил меня за руку, которая саднила от пореза, и так же грубо поволок за угол.
Мой героизм был несколько смазан, но зато я остался жив. А мы оказались на той же самой грани, где я с пивом встретил похмельного каменщика этим утром.
— Хуле, ты нёс?! Это была не наша реальность! — вскричал он, размахивая битой.
— Человек всегда должен быть человеком, особенно если он пролетарий, — возразил я.
— У нас нет водки и пива нет, а ты о человеке бредишь, — не унимался каменщик.
— Не будет человека — не будет водки, — доказывал я что-то.
Внезапно боковым зрением я ощутил жизнь вокруг нас.
Озабоченные прохожие с какими-то сумками и пакетами обтекали нас, спорящих. Они с досадой и пренебрежением бросали на наши тела усталые взгляды.
Гришка внезапно притих и сделал вид, что он не со мной.
— Защита? — предположил я.
— Похоже на то, — тихо произнес он.
Воробьи по-будничному орали где-то там, внутри тополя. «Маршрутки» скрежетали тормозами и тарахтела газонокосилка.
Только мы выбивались из общей картины обыденности с дробовиком и битой на углу моего дома.
Не сговариваясь, мы снова завернули за угол, и ничего не произошло. Вернее не изменилось. Те же воробьи и то же утро. Теперь можно ходить вокруг моего дома хоть тысячу раз — защита, хуле.
Стоит ли говорить, что, спрятав оружие в квартире, мы пошли в магазин. Пошли за тем, чтобы повысить свою защиту от всяких там аномальностей и невзгод. Ведь за выходные надо привести себя в порядок для новой трудовой недели и прочих подвигов.