Ох, нахуя ж я так напился?

До полуночи еще десять минут, а мне уже всё похуй.

Ведь я хотел открыть шампанское и выпить с родными и близкими.
Блядь! Где они сейчас? Вернее, где я сейчас?

Они дома. Там ёлка и торт «наполеон», детские крики и весёлая возня. Там семья. А тут разбитая тахта, потрепанная тумбочка, столетняя газета, на которой сбились в кучу флакон «зубровки», вонючие шпроты и не менее вонючие «бычки». Грязное покрывало. На нем пускает слюни пьяная гражданка без трусов, но в правом носке.

У неё на лопатке приклеилась акцизная марка, и это не давало мне сосредоточится. Она даже не сходила в душ и сизые разводы на её позвоночнике вызывали тошноту и нездоровое желание отодрать её сонную еще раз, а потом придушить нахуй.

Ведь я шел с работы домой. По пути заскочил к знакомому завхозу в Управление культуры.

А там работники этой вот культуры квасят и блудят не по-детски. Опытные люди творчества знают толк в выпивке, потому как работа у них нервная и бестолковая.

Ну и схлестнулся я с этими концертмейстерами и вокалистами в неравном поединке на приз зловредного Бахуса.

Потом я увидел эту в красном платье и предложил съебаться на квартиру одного моего знакомого.

Там мы ели виноград, пили «зубровку» и проявляли чудеса полового героизма, то на кухне, то в сортире, то вообще хуй знает где.

Она сказала, что ей тридцать лет и она играет на арфе. Больше она ничего не говорила. Присосавшись ко мне, она опустошила меня за три минуты. Дальше последовала нещадная ебля с присвистом и лунное затмение.

Сколько времени прошло? Не понятно.

Ясно только одно. Через десять минут настанет новый год и я ничего не могу сделать. Нет, я всё же налью полстаканка «зубровки» и выпью, закусив шпротинкой. Иначе мир рухнет в ебеня и это не есть хорошо.

Похоже меня понимал только президент, скорбящий по ушедшему году в телевизоре.

Он стоически не замечал колючие снежинки, что летят ему в глаза и рот. Я видел, как покраснели его уши от поганого мороза.

Но, он первое лицо. А первое лицо не последняя морда, которая утирает сопли рукавом и плюется в подземных переходах.

Я поднял пластиковый стаканчик, в котором плескалась терпкая жидкость цвета вечерней мочи, и мысленно поздравил главу государства с праздником.

Вот тут то всё и началось.

Президент шустро вытащил откуда-то из под себя такой же стаканчик и призывно протянул его в мою сторону. Нет, стакан не вышел за пределы экрана, но это хуйня. Президент, вдруг сказал.

– С наcтупающим, Беспяткин.

– С новым годом – ответил я, не удивляясь и искренне.
Мы выпили.

Я закусил копчёным анчоусом и вздохнул более свободно и смрадно.

Президент тоже что-то жевал.

Увидев, что я освободился от свинского полусна, и полупьяни, он опять поднял стакан.

– Еще по «сотке» и откроется второе дыхание – произнес он.

– Да я знаю, и всё же, спасибо – ответил я, наполняя свою тару.
Мы снова выпили.

Настал тот миг, когда можно пить что угодно и сколько угодно. Это волшебный алкогольный бонус, над загадкой которого бились Аристотель и Гиппократ. Но они так ни хуя и не решили этот метафизический ребус. «Lingua Latina non penis caninа», почему то вспомнилось мне. Причём тут латинский язык?

– Теперь ты другой человек – раздался голос президента.

Я очнулся и всплыл в комнате, где глава государства мерз в телевизоре и сплевывал куда-то под кремлевскую ёлку. Его «торкнуло», но не согрело. Он внимательно посмотрел мне в глаза всепроникающим взглядом и спросил.

– Я посижу у тебя? Холодно здесь, блядь…

– Какой базар, тут стул есть и вот шпроты – пробило меня на гостеприимство.

– Да у меня жрачки полно и литр «гжелки» – весело произнес он и протянул объемистый пакет.

На этот раз его руки проникли в комнату с продуктами и свежим морозным воздухом. Потом и само первое лицо бодро перемахнуло через корпус телевизора, и потирая руки обозначилось в центре зала.
На экране осталась только часть кремлёвской башни и ёлка.

Потом там появилась конкретная харя и напряженно уставилась на меня.

– Стёпа, всё пучком, как в прошлом году, держите сканер в зоне доступа и скажите жене, что я скоро буду, – спокойно произнес президент.

– Слушаюсь! – ответила харя и исчезла с экрана. Где-то вдалеке раздался нервный голос – «Съебались от сюда нахуй, пидорасы!».
Потом стало тихо.

Президент сел на стул и принялся выкладывать на тумбочку голландский сыр, устрицы в вине, узбекский лаваш, какие-то загадочные коробочки и две бутылки «гжелки». Одна из них была начата.

Я встал с кровати и прикрыл трупообразную мадам полосатым пледом, поеденным молью. Потом сходил в сортир и вернулся в комнату легким морским бризом.

Глава государства уже закончил незамысловатую сервировку тумбочки и разливал «гжелку». Сладкое бульканье наполняло комнату конституционной свободой.

Мне было немного неудобно за жилище моего знакомого и я прохрипел.

– Тут не убрано, я сейчас веник принесу — сказал я смущённо.

– А не надо никаких веников, у нас времени мало, давай жахнем по скорому, – оборвал меня президент.

И мы снова выпили.

Устрицы были совершенны, а лаваш просто сказка.

Похрустев продуктами, мы выдержали необходимую паузу и снова налили.

– А вот мне интересно, если бы экран был 37 см по диагонали, то как?

– спросил я.

– А никак, диагональ не имеет значения, всё зависит от настроек канала, – ответил президент.

– В смысле Россия, ОРТ?

– Нет, канал телепортирующего сканера.

– А что это за хуйня?

– Это нанотехнологии, я сам толком не понимаю что там и как. Просто нам необходимо раз в году сканировать население в непринужденной обстановке для антропологической статистики. Ну, типа наблюдать и делать выводы.

– И как, есть результаты?

– Потрясающие результаты, всё как на ладони. Празднование Нового года россиянами в большинстве случаев закономерно и предсказуемо, но мы выделяем только то, что отклоняется от нормы. Секты всякие, олигархи, ДПС и ППС…

– И что это дает?

– Да в общем то, ни хуя не дает, но интересно.

– Тогда выпьем.

– Выпьем.

Хуяк, хуяк. Пошел огонь по венам и артериям, сметая остатки метаболизированного ацетона.

Президент крякнул и указал пальцем на оргазмирующую во сне арфистку.

– Это не хорошо, – жуя произнес он.

– Я знаю, но что делать? – обречённо оправдался я.

Главный дядя страны понимающе закивал и ничего не ответил. В его глазах плескалась тоска живого человека, разбавленная полураспавшейся водкой. Я понимал его без слов.

Он живёт в мире жёстокого протокола и политического режима. Ему нет места в эфире человеческой слабости и сиюминутной тупости. Он не может нажраться перед Новым годом в Управлении культуры и снять арфистку, которая разложит его, по всем законам половой распущенности.

Все это я прочёл в его глазах и чуть не прослезился.
Меня тронула его обывательская беззащитность и слабость сильного эго.

Президенты не уходят. Они умирают. Не физически, не духовно, а космически. Вселенский вакуум заполняет его настоящее и будущее. А это ль ни есть смерть а полном абсолюте?

– Да, вот такая хуйня, – тихо сказал президент и я понял, что думал вслух.

– Выпьем – крикнул я – выпьем за президентские институты и всякую там свободу.

И мы допили уставшую «гжелку».

В телевизоре опять возникла прежняя харя, видимо закусывая. Она тревожно оглядывалась по сторонам.

Президент встал.

– Ну, мне пора, дома ждут, надо ещё обращение к народу закончить, – сказал он грустно.

– А разве оно не в записи?

– Нет, это прямой эфир, мы только временной вектор смещаем, для сканирования и раз в году мне удается пообщаться с народом по настоящему, как вот сейчас. Прошлый раз с ребятами из геологоразведочной партии коньячку выпили. Теперь до следующего сканирования год ждать. Эх, блядь, сейчас опять капельницу в лимузине, и в семью. Все честь по чести, но как всё это заебало… – президент махнул рукой и встал.

Я встал тоже.

Мы пожали друг другу руки, и глава государства неуверенно полез обратно в телевизор. В этот момент я очень медленно моргнул.

Когда я сфокусировал взгляд на экране, то увидел президента, произносившего традиционные слова «С праздником, дорогие россияне!».

В его лице не было и намека на опьянение. Он был подтянут и торжественен.

Потом загремели куранты.

Я вновь налил заебавшую печень «зубровку», выпил и закусил вкусной хуйней из заграничной коробочки.

Всё-таки я дождался Нового года. Спасибо президенту и нанотехнологиям.

Заворочалась незнакомая арфистка под дырявым пледом. Мелькнули розовые ягодицы, и я, повинуясь непреодолимым законам исторического материализма, полез на неё сонную и тёплую…