(с)Эдуард Беспяткин Малиновый звон (сказка) От автора Это - книга-манифест. Нет, конечно же, не тот манифест, о котором вы подумали. И когда это сказки были руководством к действию? Но всё-таки в «Малиновом звоне» есть своя такая революционность. Трудно определить, где и когда она проявится, но определённо читателю придётся стать на чью-то сторону и, конечно же, выпить чего покрепче. Тяжко также понять - что за жанр у сего произведения? Лучше вообще не заморачиваться этим: уж приключений и умопомрачительных водово-ротов, в которые попадают герои этой непредсказуемой книги, будет пре-достаточно. Поэтому берите в руки стаканчик «беленькой» - и в путь. А уж там как получится. Добро или зло, покой или движение. Посмотрим... Вы, конечно, будете смеяться. Вы обязательно скажете: «Вот хуле ты, Беспят-кин, всё тут намешал, словно вино-водка-пиво в три часа ночи на неразумной вечеринке или корпоративе каком. Тут тебе и герои из других книжек и всякие легендарные личности совершенно в не легендарном виде. Ты уж придумай сам чего путного, а то нам читать эту фантастику уж дюже противно». И я вам верю. И я бы готов написать так, как другие пишут - грамотно, про-думанно, сюжет чтоб нанизан был, как шашлык на вертеле. Но не могу. Не могу, граждане мои, россияне! И на то есть несколько причин. Во-первых, я не писа-тель, а кровельщик-алкаш. Во-вторых, всё, что тут зафиксировано печатными буквами - чистейшая правда. Каждое слово. Хоть и назвал я это сказкой, так лишь для того, чтобы меня в дурку не определили раньше времени. Ну, вы же понимаете. Так что примите всё это и простите. Дальше снова будет дежавю, ниже снова будет ахуй и отсутствие первичной логики. Но без этого мир спасти — дудки. Эдуард Беспяткин Часть 1. МАЛИНОВЫЙ ЗВОН 1. Гости на погосте Перестань трепаться, Беспяткин!. Никто сейчас не мечтает о космосе, все только пьют и ебутся… Нина Васильевна (пенсионерка, общественный активист) И вышло всё как-то непонятно и вяло. И стало от этого ещё противней и га-же. А всё от того, что мы пили не водку, а какой-то православный напиток под названием «Малиновый звон». С нами была романтичная поэтесса, похожая на средневековую ведьму, и личный шофёр местного мэра Грохотов. Он то и при-нёс этот «звон». Я, конечно, умолчу про скандального журналиста Якина, пото-му как этот демон всегда присутствовал на подобных спонтанных пьянках, не-изменно влекомый то ли магнитными полями, то ли иной какой магической си-лой. Рабочая смена давно кончилась, и законное безделье вселяло в меня некое подобие праздника. Хотя, по сути, это и был праздник - День строителя. В этот самый день строители пьют и пребывают в нирване собственной значимости. Но мы тут пили безо всякой значимости: во-первых, потому что ни хуя хороше-го не построили за предыдущие годы, а во-вторых, потому, что в «Малиновом звоне» этой значимости просто быть не могло изначально. И бухали мы конечно же на кладбище. Ну посудите сам, где ещё вы можете ощутить связь поколений иль тишину к примеру? Да нигде больше, уверяю вас. Ни в кабаке, ни на блат-хате и уж точно не в кабинетах городской администрации вам не дадут свобод-но смотреть на первообраз самопорождения космоса. А тут вам и все парадиг-мы и свежий воздух и люди под землёй готовы вас слушать или прощать если что. И когда меня вырвало на мраморное надгробие какой-то Прядкиной В.Г., влиятельный журналист Федор Якин сказал: «Корм не в коня». И налил мне ещё «звона». Эту порцию я испил с достоинством, безо всяких там внутренних напряжений и тягостных сомнений. Из закуски был солёный, подсохший «сулугуни» и кривой, но практически свежий огурец. Стакан пошёл по кругу, минуя промежуточные остановки. И, наконец, мы созрели для того, чтобы оценить окружающую среду на предмет поссать и приступить к дебатам. Как заведено издревле народами всей Земли, после правильно выпитого алко-голя обычно обсуждалась тема ебли. Мы не были общественно-историческим исключением. Журналист Якин яростно протаскивал в этот интимный процесс политиче-ские интриги, напрочь отрицая его бытовое значение: - Активно ебущийся депутат - это прелюдия к смене его политического либи-до. Правительство использует поебки как рычаг административного воздейст-вия на оппозиционные фракции и не даёт текущей ситуации выйти из под кон-троля. Ебля мозгов - это то, что народ получает в период выборов и после них. - Ебись оно всё в рот! - постоянно вставлял он в своей речи. - Ты, журналист, дурак, - говорил шофёр Грохотов. - Всякая ебля есть акт по-ловой, а не политический. Мужчина прёт женщину не согласуясь с текущим моментом, а просто потому, что так он освобождает себя от гормонального на-пряжения. Женщина, как объект сакральных сношений, получает оргазм и пор-цию семени, потому что любое освобождение небескорыстно. При этом Грохотов поддерживал сползающую с оградки поэтессу. - Позвольте, - возразил Якин. - Освобождение не имеет к пореву никакого от-ношения. Свобода выбора - возможно, но уж никак не освобождение. КПСС ос-вобождала народы от прибавочной стоимости, а КПРФ вообще свободна от ка-кой-либо ебли. ЛДПР проповедует «шпили-вили» как компромисс между пре-зидиумом и электоратом. А «Единая Россия»… Ебись оно всё в рот! - Мальчики! - очнулась поэтесса. - Вы вульгарны и грубы в своих рассужде-ниях. Коитус - это искусство. Да! Искусство первородного соития с целью по-лучения неземного наслаждения. Сношались Байрон и Ахматова, Пастернак и Рабиндранат Тагор. Это толкало их на творчество. Ебля - катализатор творчест-ва. - Байрон и Ахматова жили в разных эпохах и ебаться просто не могли, а Пас-тернак… - тут Грохотов, поперхнулся сулугуни и потерял мысль. В это время солнце уже присело на горизонт и кладбище, на котором мы пили «Малиновый звон», наконец-то приобрело торжественную таинственность и приятные волнительные светотени. Эти вот самые светотени покрыли кресты и надгробия магическим саваном. В сумеречном небе торжественно и тихо летали пузатые совы. Я вытащил из пакета ещё одну бутылку и она блеснула потусторонним огонь-ком. Опять стакан пошёл по кругу. На этот раз первым заговорил я. - Ебля не призрак коммунизма и даже не седьмая заповедь. Это зерцало соз-нания - не больше и не меньше. Это познание сущего. Познать - это не просто спустить штаны и вдуть пьяной соседке с третьего этажа. Познать - это высшая сфера. Это как в Ветхом завете… Эх! Да что вы знаете про еблю?! - Беспяткин, сиди смирно, - таинственно произнес Грохотов сухим ртом; у не-го были круглые глаза. - У тебя за спиной какая-то хуйня сидит, с крыльями и рогами. Я очень не люблю, когда у меня за спиной маячит какая-либо хуйня, тем бо-лее, если дело происходит на кладбище. Однако, я сидел смирно, ощущая затылком тёплое, зловонное дыхание. Журналист Якин наполнил полстакана «Малинового звона» и поставил его на соседнюю могилку. Позади меня кто-то довольно ахнул и неясная тень метнулась к посуде. Я успел разглядеть только хвост. Стакан исчез. И в ночи смачно рыгнули потусторонние силы. - Отбой, Беспяткин, оно исчезло, - уже громче сказал Грохотов.- Так что ты зна-ешь про еблю? - спросила поэтесса, почёсывая острый кадык. - А всё! - ответил я. - Всего знать невозможно, тем более вот про это, - мутно возразила творче-ская женщина, разведя туман руками. - А я вот знаю... Меня опять прервали. Из мрака, на свет луны, вышел низкорослый, лысова-тый мужчинка в дорогом твидовом костюме и при галстуке. Таких граждан не часто встретишь на кладбище вечером, но порой, бывает, и встретишь. - Прошу прощения. Разрешите представиться - Бубенцов, - высоким и пра-вильно поставленным голосом, сказал он. - Профессор философии Бубенцов. Он старомодно шаркнул короткой ножкой и поправил галстук. Журналист Якин пристально рассматривал незнакомца, словно что-то вспоминая. Грохотов осторожно спрятал бутылки во тьму. Поэтесса сложно манипулировала губами имитируя воображаемый минет. Мужчинка неловко переминался с ноги на ногу. Ах, эти идиотские паузы! - Присаживайтесь, прошу вас, - пришлось сказать мне. - Мы тут, как видите, отдыхаем. И, так сказать, интеллектуально онанируем. - Спасибо, - ответил профессор философии. - Я слышал вашу беседу. Её тема показалась мне достаточно интересной, только я так и не понял, что вы пьёте? - Ну, предположим, «Малиновый звон», - вызывающе отозвался Грохотов. - Понятно, - кивнул мужчинка. - А позвольте предложить вам водки, настоян-ной на можжевеловых ягодах. Ягодки с нашего кладбища уникальны, друзья мои. - Всенепременно! - расплылся в улыбке Грохотов. Журналист Якин недружелюбно посмотрел на него, потом сплюнул и достал новый пластиковый стаканчик. Профессор извлёк откуда-то из-за пояса литро-вую бутыль матового стекла, в которой плескалась некая жидкость. Опять стакан пошёл по кругу. И это была не водка, а диктатура пролетариата плюс электрификация всей страны! Лично в моей голове стрельнула «Аврора», был взят Зимний и началось интенсивное строительство бесклассового общест-ва. По-видимому, у всей нашей компании произошло нечто подобное. Профес-сор тут же был принят в наши ряды и беседа продолжилась на ином уровне. - Ебля не есть метафора, она факт! - громыхал журналист Якин. - Факт, ни чем и никем не отрицаемый. Она чётная гармоника в спектре общественного шума. Её не запретит даже президент! Она всуе… - Не передергивай, журналист, - перебивал его Грохотов. - Ебля ранима, как пятиклассница. Нужна, как банный лист в жопе. То есть, к жопе. Позвольте, причем тут жопа? Я же не о жопе… - А о чем? - спросила поэтесса. - Я забыл… - внезапно сник Грохотов. - Склероз, - неожиданно всплыло тихое слово. Это сказал профессор в костюме. Тишина ударила в уши как новогодняя пе-тарда. Наше бытие запахло историческим материализмом и наступило лёгкое волнение от всяких там диалектических каруселей. И тут неожиданно заговорил новоприбывший профессор. - Всё живое имеет нервную систему, даже амёба. Эта система связывает нас с окружающей средой и не даёт затеряться в пространстве и во времени. Именно она первична, хоть и является частью материи и определяет сознание. Психика человека - тончайший инструмент в его теле. Ну, вроде как тело и душа. А что между ними, что объединяет наши внешности и внутренности? Вопрос повис в сгустившемся кладбищенском воздухе, как символ рождения новой эры. Вот ведь как оно замысловато выходит с этими вопросами. И тут я всё понял. Меня прошиб ледяной пот, и закололо в области печени. Я понял и сказал: - Ебля! Сразу же ветер подхватил важное слово и гордо пронёс его над могилами не-знакомых мне людей, как знамя свободы и равенства. И смерть склонила голову, и невидимый сыч прокричал что-то торжественное в ночи. Вся наша компания замерла в экстазе абсолютного познания мира. А лысова-тый профессор улыбался нам, как товарищ Сталин с обложки журнала «Ого-нек». После этого мы снова пили можжевеловую водку и говорили обо всём сразу, не напрягая мысли… Силы постепенно покидали меня, уступая место праведному сну. Я и уснул, щадя усталое сознание. Последнее, что я запомнил, были загадочные глаза про-фессора и слезы поэтессы, размазанные по изможденному лицу. *** Первый луч солнца нежно дёргал меня за веки. Я открыл глаза. Утренние надгробия улыбались мне мраморными гранями, а липы махали широкими ли-стьями. - Пора вставать! - орал в кустах полосатый кот. Я оторвал голову от родной земли и прочитал на медной табличке «Прядкина В.Г. 1947 - 2005». Оглядевшись, я обнаружил рядом четыре бутылки «Малино-вого звона» и литровую бутыль матового стекла, в которой плескалась какая-то жидкость. Я выпил её прямо из горлышка, повинуясь великой силе похмелья. Я стал метафизически трезв и понятен сам себе. Внезапно зазвонил мобильник. Я достал его и глубоко вздохнув произнес: - Алло. - Беспяткин, ты где есть? - раздался в трубке голос журналиста Якина. - Тут, на кладбище, - ответил я, набираясь природной силы. - Черт, я так и знал, что ты туда вернёшься. У нас встреча через полчаса в ре-дакции, с неграми из Заира. Бухла не меряно. Бабы всякие. Вся делегация тут. Грохотов бензина пожег казенного - охуеть! - Скоро буду, - ответил я и отключил мобилу. Поднялся я легко. Голова была ясная. Пробираясь меж памятников и крестов, я ощущал небывалый душевный подъём, словно только что открыл закон со-хранения массы. Этой ночью я что-то понял. Не важно что. Неважно как. И от этого жизнь представлялась мне апофеозом уюта и гармонии. А ещё мне на се-кунду показалось, что в скором времени стоит ожидать удивительных событий и всяких там приключений. Но я героически отогнал подобные мысли. Какие нахуй приключения, вы что там удумали? Уже при выходе с кладбища, меня вдруг привлек массивный, дорогой мону-мент из цельного мрамора. Могила была свежая, в обрамлении огромных вен-ков. Но, не это заставило меня остановиться. Я в волнении уставился на выгравированный портрет покойного. Странно знакомые глаза смотрели на меня и проникали в глубину трепещущей души. Умная физиономия, лысина усопшего, часть дорогого костюма и галстук, изо-браженные на мраморе, удерживали меня неведомой силой. Я в волнении прочитал под портретом: «Бубенцов Н.В. профессор филосо-фии Н-ского университета 1958 - 2017 гг.». Хуй знает, что это за профессор… Я пересчитал оставшиеся деньги и быстро зашагал к остановке, в надежде поймать раннее такси. 2. Забыли негра И тогда спросил меня Господь: «На какие средства живешь ты, грязный уё-бок?». Почему-то в слове «средства» ударение было на последнем слоге. Опустил я глаза и ничего ему не сказал. Во-первых, потому, что не хотелось открывать свои источники доходов. Во-вторых, потому, что он лукавит, задавая такой вопрос. А в-третьих, всё это мне просто мерещится и через несколько се-кунд пропадёт, как обычное, рядовое сновидение. Вот и пропало. Предо мной возник старый деревянный забор, на котором чёрной аэрозолью было писано слово «ХУЙ» (большими буквами) и нарисовано нечто круглое, с какими-то точками. Нет, точки это у меня в глазах. Они мечутся бессистемно, напоминая о том, что уже давно надо подниматься и открывать те самые источ-ники доходов для полноценного опохмела. Они правы, эти точки. Особенно по-сле вчерашних негров и позавчерашнего кладбища. Кстати! Негр почему-то покоился в полутора метрах от меня и в метре от слова «ХУЙ», как-то театрально заломив длинные чёрные руки, похожие на ка-кие-то крепкие ветки. Он тихо и мелодично свистел широкими ноздрями. Сделаем три спокойных вдоха-выдоха. Если есть негр, значит что-то пошло не так. Я встал и тронул пыльным ботинком чёрного человека. Негр забормотал что-то африканское и в конце произнес: - Ибана рот. Я пнул его сильнее и он проснулся. Секунд шесть негр смотрел на меня мут-ными глазами - как будто не он, а я ему привиделся. Странно. Неожиданно, его пасть развернулась в довольной улыбке и хрипло произнесла: - Беспяткин! - Ну, предположим, это мы, - осторожно согласился я. - Беспяткин, друг! Ибана рот! - на глазах оживал потусторонний негр. Он шевелил сухим ртом. Я неожиданно понял, что негр настоящий. Из той самой заирской делегации. Но ведь ещё ночью мы с журналистом Якиным и ка-кими-то хмырями из городской администрации затолкали этих гостей в самолет и поехали в сауну с губернаторскими шлюхами. Видать, этот в самолет не по-пал, а может выпал из самолета. Но факт есть факт - он тут, улыбается и трёт красные глаза. Что делать? Может, убить его подло и съебаться? Но я не знаю всей ситуации. Хуй его знает, может он какой-нибудь вождь племенной, и тогда… Бр-р-р... - Беспяткин, билять, водка, хоп-хоп! - веселился негр, щёлкая себя по кадыку эбонитовым пальцем. - У тебя деньги есть? - почему-то спросил я. - Деньги, рубля? Нет! - громко ответил негр. - Доллар есть, до хуёв! Он полез в карман своих цветастых штанов и вытащил толстую пачку «зеле-ни». «Это вот как плохо порой мы думаем о людях иного происхождения», - поду-мал я и в голове моей сыграли две виолы. Это, граждане, очень хороший негр, хотя в американских фильмах чернокожие - сплошь кровавые ублюдки, тор-гующие крэком. Ну, да хуй с ними, с фильмами и американцами. Надо срочно что-то предпринять. Негры с таким «баблом» просто так под забором не валя-ются. Даже без «бабла» не валяются. Это Господь недаром про доходы спрашивал. Ясно и понятно. Надо брать этот подарок и пиздовать прямо к ларьку. Постойте, к какому-такому ларьку?! В апартаменты на улицу Дворянскую, дом шесть! Марципановой настоечки, сала-тик «а-ля-вье», всякие маринованные штучки, мясо с пряностями, хлебушек свеженький и пару фейхоа. Надо позвонить Якину и шоферу Грохотову (он ме-стного главу возит, наверняка сейчас свободен). Нет, звонить пока рано. Не сто-ит пока звонить. Надо негра привести из состояния вынужденно-скотского - в простое человеческое состояние. А тот молодцом. Уже на ногах стоит и пытается поссать, не расстегивая ши-ринки. А на кой бес нам, граждане, обоссаные негры, хотя бы и с долларами? Я показал ему, как надо ссать на заборы. Его это страшно удивило и обрадовало. Наверное, у них там в Заире нет заборов. - Пошли, чёрный человек, - сказал я. И мы пошли, как волхвы, узревшие звезду, к магазину «Пчелка», возле кото-рого с утра толкутся элитные валютчики. Ну, не в банк же нам брести. Нахуй все эти банки и микрозаймы! Есть же добрые люди со спортивными сумками, просто не всем они доступны и видны. Короче, мы поменяли «зелень» по местному курсу и получили в подарок бре-лок с эмблемой Мерседеса. Негр вёл себя более чем прилично (точно вождь!). Когда деньги были рассованы по карманам, я спросил его: - Как тебя зовут, товарищ? - Зуаб, билять, - ответил тот с открытой улыбкой. - Очень приятно, - вздохнул я. Негр интернационально пожал мне руку. Пора. Хватит стоять тут, как утренняя «синева». С такими финансами надо менять родовое мироощущение мелкого собственника на гражданский статус мирового гегемона. Я выскочил на дорогу и неприличным жестом остановил такси. Мы с Зуабом впёрлись на заднее сидение и таксист с выпученными глазами дал газу. Мы мчались по городу как триумфаторы, попивая «Chateau Petrus» из чёртовой цы-ганской «Пятёрочки». И уже из такси я позвонил журналисту Якину: - Беспяткин, мать-хвать... Где тебя все время носит? - заныл он в трубку. - Носит меня по свету золотая колесница. Правит которой мерзавец Аристо-тель. И при этом травит похабные анекдоты, - честно ответил я. - Не гони пургу! У нас негр пропал! - злобно вещал Якин. - На земле каждую секунду пропадают люди и всем на это наплевать... - Где ты успел раскуриться? - В Заире, с Зуабом. - Бля! Ты что, с негром этим вчера съебался?! - Скорее, он со мной. Но это хуйня. Главное, что сегодня человечество может спокойно идти в жопу вместе со своим антропофактором, а мы можем рассла-биться без душевных мук и по-крупному. На Дворянской кто есть? - Там мэр, с какими-то итальянцами. Уже в «гавно». - А мы его с балкона сбросим. - Не, там охрана не местная. Грохотов с утра в машине пасьянс раскладывает. - Тогда в театр к Шацу, этот еврей всегда в форме и его актрисы нынче дос-тупны всему маргинальному миру. - Хорошо, через полчаса я на Семёновской. Только негра не потеряй. - Да куда он, нахуй, денется, в таких штанах! Зуаб в это время, с интересом пялился в окно и что-то бормотал толстыми гу-бами. Я по-императорски приказал таксисту рулить к доброму муниципально-му театру на Семёновской. 3. Графская борода Театр! О, что такое театр?! Это гнездилище лицедейства и искусственных жестов. Актёры выходят на сцену, чтобы показать зрителям иллюзию жизни, пропущенную через кишечные тракты драматургов и режиссёров. И люди ходят в театры в надежде получить некое представление и, в целом, понять свою роль в мироздании. А вот мы с негром вошли в театр на Семёновской для того, чтобы выпить, развлечься и нарушить несколько заповедей. Главреж Шац вполне логично встретил нас у входа, внимательно определяя наше состояние - как душевное, так и финансовое. Этот крендель всё видит. Но он всегда вежлив, даже если у тебя в кармане двадцать четыре рубля и пятьде-сят копеек. В данный момент ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что се-годня опять будет разбит портрет Льва Толстого в вестибюле. Он меня вообще насквозь видел. - Доброе утро, молодые люди! - любезно пропел он. - Здравствуй, сын Сиона! - крикнул я. - Собирай, товарищ, труппу. Сегодня будет бенефис. - Вам дежурную или элите? - И ту, и другую… - Воля ваша, господа! - согласился он, просчитав прибыль в своем иудейском мозгу. И театр ожил. Захлопали где-то двери, зазвучала бодрая музыка, зазвенел фарфор и дешёвое стекло. Зуаб, с раскрытым ртом, смотрел на всё это, как буд-то только что вагина вытолкнула его на свет божий, а повивальная бабка пере-грызла пуповину. Да, видно у них в Заире нет не только заборов, но и театров. Внезапно, как всегда, появился журналист Якин. Это придало ещё немного хаоса. - Этого надо отдать, - шепотом заявил он, кивая на Зуаба. - Что у них там, недостаток негров? - удивился я. - Есть такое, но.... - Тогда забей, Федя, и не мути воду. Зуаб угощает. Чем мне нравятся «жёлтые» журналисты, так это тем, что они всё понимают с полуслова. Якин торжественно махнул рукой и побежал звонить знакомым, по пути пропуская утренние стопочки. Мы с негром пошли в зрительный зал. Там всё утонуло в дорогом малиновом бархате - кресла, полы, шторы. Мате-риал хорошо глушил звук и если тебе, читатель, вдруг захочется во всю глотку возвестить миру, что жизнь прекрасна, ты услышишь свои слова, словно они отразились от крышки гроба. Мягкий свет огромной люстры с золотыми цацками таинственно ниспадал нам на макушку и заставлял задуматься о главном. И главное не заставило себя долго ждать. Заскрипели кулисы. Раздвинулся тяжёлый занавес и сцена, уставленная деко-рациями от «Ромео и Джульетты», выплыла перед нами в матовом свете софит, палитра которых эволюционно переходила от светло-зелёного, до ультрафиоле-та. На улицах воспетой Вероны царило приятное оживление. Полуобнаженные красавицы элегантно накрывали стол. Я не первый раз пирую на сцене, но Зуаб, по-видимому, был в растерянности и, словно лошадь, вертикально качал головой. Сначала я испугался за его рассу-док, но потом вспомнил испанскую работорговлю и успокоился. Негр был оше-ломлён и тихо шептал: - Ибана рот… Ай да Шац, ай да сукин сын! Чуть в глубине кулис божественно пиликал скрипичный квартет. Что-то там из Брамса или хуй его знает из кого. Но мело-дия вставляла - как вторая затяжка афганских «шишек». Якин был уже на сцене и подавал какие-то морские знаки. Мы поднялись из зала величественно, как инопланетные пришельцы, посетившие Кремль. - Прошу к нашему шалашу, - пел маститый журналист, начисто забыв про международные конфликты и жену. - Ты старайся держать себя в руках, - предупредил я его. - Не еби мне мозги, Беспяткин, - куртуазно обломил он меня. - Я знаю, что делаю. Твой негр нам сегодня ещё послужит. Грохотов звонил и просил без него не начинать, он мэра везёт. - Нахуй нам эти величества? - Его просто некуда деть. Да и «синий» он, если что. - А платить за него Пушкины будут? - Я заплатить! - вдруг встрял Зуаб. - Не ссорьтесь, люди. Да, видать его сильно нахлобучило. Ну и чёрт с ним! Моё дело предложить и предупредить. И вообще, мне уже давно пора выпить. Да и негру тоже. Всё, что Шац послал к нашей трапезе, заставило меня процитировать меня. Тут такое началось! Мигом все перееблось. Но к обеду обернулись - Стол стоял, и ножки гнулись. Пища была из местного буфета - а это значит, что закусывать мы будем не щупальцами кальмара за сорок пять рублей. Я вогнал в себя настоящую хлебную водку и сверху положил начисто лишен-ный греха ломтик осетринки. Негр сверху ничего не положил. Якин пил и жрал, жрал и пил. Это отличительная черта всех серьёзных журналистов. Прибыв-ший Грохотов, уложив мэра где-то в зале, питался как и положено шофёру су-перкласса. Он пил текилу и хрустел солёными рыжиками. Округ стола сидели красивые дамы, какие-то пидоры-халявщики и снабженец Тухленко из строи-тельной конторы «Пружина-сервис». Звенели столовые приборы и булькало спиртное. Скрипичный квартет старался вовсю. Интересно, сколько Шац им предложил? Трапеза постепенно превращалась в обычную пьянку. Её надо было спасать. Я наклонился к Якину и, жуя салями, прошептал: - Задвинь речь, Федя. Тот кивнул, проглатывая оливку, взял неизменную стопочку и встал. Гул жующих и икающих людей не пропал, а лишь усилился. Мельхиоровые вилки скребли полупустые тарелки с картошкой «фри» и салатом. Якин прочистил горло и рявкнул: - Жрать отставить! Вот это, я вам скажу, тишина настала! Только сволочь Тухленко успел всосать в себя жирную молоку. - Граждане и гражданки! - вещал журналист Якин, плеская водку. - Россия верила нам, а мы её обманули. Сволочи, пирующие в час великой скорби и ни-щеты. Осквернённый некрополь отчизны на вашей совести. А есть ли она, эта совесть? А есть ли она, эта Россия? Нет ни хуя ни того, ни другого! Есть эфир, пронзенный солнечными фотонами, и голодные мрази, пожирающие лангустов с полным отсутствием уважения к конституции (лангустов, кстати, на столе не было). Моральная дефекация, господа. Разве это хотел увидеть Карл Маркс? Разве ради этого Христос кончался на кресте? Нет! Они хотели видеть людей, идущих к свету. И чтоб сердца их бились в унисон с революционным пульсом, а глаза смотрели чисто и в них бы проглядывалась вера! Вера в торжество бытия над сознанием. Платон лоханулся со своими двучеловеками! Каждой твари по харе! Епископ Беркли - теологический отморозок с криминальными наклонно-стями. Один только Гегель - настоящий пацан, да и то потому, что немец. Тух-ленко, ты жрёшь рыбу, но никогда не станешь апостолом! Итак, я пью за юби-ляра! Концовка речи всех насторожила. Даже меня. Какой, блядь, юбиляр? Я тык-нул журналиста в бедро вилкой. Тот в одиночестве выпил, мутно посмотрел на меня и выразительно сказал. - А у нашего гостя из Заира сегодня день рождения. - Неужели? - ехидно спросил Грохотов. Негр к этому времени уже опустил чело в тарелку. Якин сильно толкнул его в плечо. - Yes! Спасибо вам, браты! Хоп! - резво встрепенулся Зуаб. Тут всех прорвало. Гости кинулись поздравлять именинника, который ничего не понимал, но дико радовался неожиданному вниманию. Я тихонько отвёл Якина в сторонку и сказал: - Это ты хорошо придумал, а то, как-то без повода…. - Да ладно, хуйня и негру приятно, - вдруг застеснялся журналист. К нам подошёл Грохотов. - Сегодня у мэра день рождения, - сообщил он. - Какая, нахуй, разница, - сказал я. На этом и порешили. А гульбище набирало обороты. Откуда-то притащили искусственную ново-годнюю ёлку и бенгальские огни. Начинающая поэтесса Андромеда захлопала в ладоши и прочитала какую-то дрянь. Все стали поздравлять друг друга с Новым годом. Идиотизм в тринадцатой степени. Хоровод вокруг мраморной колонны. Блядь, не этого хотелось! Ближе к полуночи очнулся глава администрации и, как тень забытых предков, забродил меж танцующих пар. Пел Джо Кокер в магнитоле. Скрипачи порастеряли свои инструменты и наперебой приставали к молоденьким актрисам. Старых актрис никто и даром не хотел, поэтому они пили с осветителями и жаловались на скудность репертуара. Постепенно пары стали расползаться по углам на предмет необузданной похоти. Начинающая по-этесса Андромеда ушла с Грохотовым и перестала быть начинающей. Я сидел за столом, словно меня исключили из комсомола. Я как будто потерял что-то важное и нужное. Нет, я тоже хотел романтических забав. Но чтоб с большой буквы, как в эпоху «золотого века». Эта нероновская оргия заебала до блевотины. Якин тоже скис в окружении сексуального эстетства и половой не-ряшливости. Появился Грохотов и сказал: - Эта дура сосет также, как и пишет. Налицо признаки душевного отравления. Пора менять среду. И тут я вспом-нил о негре. Батюшки, куда же он делся? Ведь у него все деньги и дух дикого воина. - Грохотов, найди негра и давай валить отсюда, - попросил я шофера. Тот мгновенно исчез и через пять минут привёл Зуаба, на правой руке которо-го повисла актриса Вострикова, пытаясь расстегнуть тому ширинку. Негр был в восторге от белой женщины, не зная, что семь человек уже ловили от неё трип-пер, а один стал гомосексуалистом. - Зуаб, хочешь увидеть ночной город и его великие тайны? - спросил я, пока Якин хитрыми пассами отфутболивал актрису в глубину сцены, где её пожирал красными глазами вконец очухавшийся мэр. - Да, да! Ночной город, билять! - обрадовался негр. Мы переглянулись и незаметно покинули театр, предварительно сунув Шацу стопочку денежных знаков. Почему-то за нами увязался снабженец Тухленко. Да хуй с ним. По еблу он рано или поздно получит, а пока пусть его. Ах, да, забыл. Проходя по вестибюлю, я со всей дури всадил пустую бутылку в портрет Льва Толстого. Портрет треснул и надломился, в том самом месте, в котором я его прошлый раз захуячил. Не люблю я этого отлучённого ещё со школы. Из-за бороды не люблю и вообще. А граф-писатель смотрел на меня с портрета и как бы говорил: - Ну, блядь, помяни моё слово, сегодня что-то случится и явно не в твою пользу. Я мысленно послал его в жопу. Так мы и поговорили сквозь века и расстоя-ния. 4. Явление завхоза Мы поймали такси и поехали на окраину города - туда, где фонари горят через один, а получить «перо» под ребро легче, чем поковырять в носу нечистым пальцем. Это настоящая клоака. Дешёвые спальные районы, где все-гда можно найти милый притончик хозяюшки Вали и не парить себе мозги о всяких там приличиях - как в обществе, так и вообще. Хозяйка Валя преподавала класс фортепиано в какой-то детской музыкальной школе. Она пыталась привить детям нечто возвышенное и морально дозволен-ное. Гаммы, например, или «Собачий вальс». А дети, эти малолетние сволочи, задрачивают своего педагога до седых волос, и ни хуя не хотят правильно ста-вить пальцы на клавиши, как того хотят их родители. Но родители вообще мно-гого ждут от потомства, а зря. Зато в этой школе поселился лютый завхоз Ибанов, причем совершенно не еврей. Русские личности с такими фамилиями ещё встречаются в провинции. Так вот, этот Ибанов и прибрал к рукам всю школу, включая и саму хозяйку Ва-лю. Будучи профессиональным хакером и авантюристом по натуре, он вертел делами школы и вышестоящего управления сообразно своим зловещим творче-ским планам. Он доил всех и вся. А любил хозяйку Валю. Он купил ей подер-жанный Nissan и она возила его на тёмные делишки, как и положено любимой. Добрый человек, этот Вова Ибанов. Вечером, после девяти, квартирка, в которой они совместно проживали, пре-вращалась в уютную «малину». Там собиралась шпана и местные тёмные лич-ности. Иногда заходили менты - перетереть кое-какие вопросы с уголовным элементом. В квартирке хозяюшки Вали было всегда тепло, накурено и бегали собаки. На шкафу неизменно спал огромный полосатый кот. Вот сюда-то мы и зарулили, прихватив пожрать и выпить в магазине экономического класса «Дубинка». За-лаяли собаки, засуетилась хозяйка Валя. Сам Ибанов сидел за компьютером и лепил фальшивые документы на какого-то Арукяна - иногда завхоз брал работу на дом. Мы вывалили на стол пищевые продукты и бухло. Журналист Якин, как обычно, сморщил нос от запаха псины. - Ибанов, вы бы хоть проветривали хату иногда, - заныл он. - Кому не нравится - идут на хуй, - чётко ответил завхоз. - У нас гость из Заира, неудобно... Ибанов, как бойцовский петух, наклонил голову, окинул негра опытным взглядом и чихнул. Брызги полетели на клавиатуру. Завхоз утёр нос, протянул костлявую руку и представился: - Ибанов. Негр, заулыбался ещё шире. Видать, у них в Заире запахом никого не уди-вишь. - Зуаб, билять, - ответил он и пожал протянутую руку. В это время хозяйка Валя накрывала на стол. Ей помогал снабженец Тухлен-ко, подпизживая обрезки салями. Грохотов разлегся на диване и включил теле-визор. На экране поздравляли мэра, но это был ещё утренний выпуск. Показали бы его ночным выпуском! Мы с Якиным открыли бутылку «хлебной» и разлили по стаканам. О, как я люблю стаканы! Те самые столовские стаканы с монументальными гранями. Всё богемское стекло шло бы на хуй супротив этой посуды. Стаканом не ошибёшься в дозировке. Стаканом можно переебать по лбу злослова или ка-кого-нибудь снабженца. Стаканом, наконец, можно просто гордиться как сим-волом ушедшей эпохи. И мы - четверо мужчин, плюс халявщик Тухленко и хозяйка Валя - рванули по сто пятьдесят «хлебной». Сразу затихли собаки и погас телевизор. Кот на шкафу открыл левый глаз. Водка пошла в чрево жизненной силой. Мы смотре-ли друг на друга, словно увидели в первый раз. Это открылось второе и самое важное дыхание. Мы вышли на финишную «прямую» и теперь стратегия не имеет никакого значения, а важна только обычная сраная тактика. Закусили. Хо-зяйка Валя села за пианино и стала наигрывать старые блюзы. После ста пяти-десяти её всегда тянет на блюзы. А вот после трехсот она начинает громко спо-рить о великой силе педагогического искусства. Поэтому ей больше двухсот пя-тидесяти стараются не наливать. Уж лучше блюзы. Мы расселись округ стола, расслабленные и умиротворенные. Выпив ещё по сто, мы заговорили об узости сознания. - Расширить горизонты помогают мексиканские кактусы, - говорил Грохотов. - Пошёл ты к бесам, со своим Кастанедой, - возражал Якин. - Мы ближе к востоку, чем к западу. Наша психика и так неимоверно широка, безо всяких как-тусов. Познать высшие материи легко, если пить проверенные и очищенные на-питки. Суррогаты - вот тот великий тормоз к познанию сущего. Всё это палево... - А гашиш? - перебил его Ибанов. - Гашиш имеет некое положительное свойство, но он иногда сознание запу-тывает и не дает найти исходную точку. - Зеро! - вдруг встрял снабженец Тухленко. - Зеро - это такой мачо, в шляпе и в плаще? - спросила хозяйка Валя. Тухленко попытался что-то ответить, но Грохотов дал ему раза в селезенку. - Мне кажется, выйти за пределы сознания невозможно, - засомневался я - Да ты уже за его пределами, - возразил Якин. - Посмотрите на негра. Он из тех мест, где первобытный быт не засоряет видение внешнего мира. Зуаб, ты веришь в Бога? Негр бодро встрепенулся и сказал: - Боги там, билять! - и указал куда-то на шкаф, где щурился полосатый кот. - У них много богов и каждый отвечает за свою сферу - продолжил мысль Якин. - А вот я, пока не увижу Бога или хотя бы чёрта, не уверую, - упёрся Грохо-тов. - Атеизм сейчас не в моде, а чёрта ты рано или поздно увидишь, такова участь всех запойно пьющих людей. В это время в комнате вдруг как-то резко похолодало, а собаки вскочили и контрреволюционно залаяли. Кот на шкафу зашипел необычным способом. Негр перестал улыбаться. Это странное изменение внешней среды быстро про-шло и мы снова наполнили стаканы. Хозяйка Валя захлопнула случайно от-крывшуюся форточку. Тут я, почему-то вспомнил Льва Толстого и его проклятую бороду. - А за графа Толстого по сто жахнем? - предложил я мерзкий тост. - Чтоб ему там черти вилами в печень с утра и до вечера. - Давай и за графа, хуй с ним, - согласился Грохотов. Мы торжественно выпили. Критическая доза хозяйки Вали подошла к отметке триста граммов. В прихо-жей звякнул колокольчик. Это явились близняшки Оля и Галя. Они всегда при-ходят, если что. Они хорошие. Ибанов включил кем-то когда-то украденную магнитолу. Заиграло старое доброе диско. Все повскакивали с мест и принялись плясать, как в последний раз на Титанике. Негр вытворял нечто невообразимое. Какие-то ритуалы вуду - аж страшно становилось. Якин скакал, как орловский рысак, и при этом орал матерные час-тушки. Я попытался пойти вприсядку вокруг хозяюшки Вали, но упал и больно ударился о шкаф, придавив хвост одной из собак. Та взвизгнула и укусила Гро-хотова. Шофер дал ей здоровенного пинка и сплюнул на ковёр. Снабженец Тух-ленко корчился где-то в углу, постоянно что-то жуя. Близняшки танцевали гиб-кий танец страсти. Кассета кончилась. Мы, тяжело дыша, сели. Выпили ещё. Хозяйке Вале на-лили сразу сто пятьдесят и она, что-то сказав о внешкольной педагогике, рухну-ла на широкий топчан в углу. Завхоз Ибанов нежно укрыл её пледом, слегка по-еденным молью. Потом он снова сел за компьютер: во-первых потому, что рабо-ту надо было доделывать, а во-вторых - у нас закончилась водка. За бухлом решили идти мужчины. Собаки и близняшки проводили нас до лифта и мы весёлой гурьбой впёрлись в узкую кабину. Я нажал «первый этаж», словно это была «ядерная кнопка». Лифт со скреже-том пополз вниз. Впятером в лифте было очень даже неуютно. Тусклая пыльная лампочка не прибавляла радости. Мне показалось, что мы спускаемся уже пол-часа. Видимо, Якину тоже такое подумалось. - Блядь, чего он так тащится? - неприятно спросил. - Старый, сука, лифт, - успокоил его Грохотов. Но когда прошло ещё десять минут, занервничал и он. - Да что это за ёб твою мать! - зарычал он и стал нажимать остальные кнопки. Лифт неожиданно остановился и его створки с противным лязгом раздвину-лись. Мы, вспотевшие, вывалились из кабины и торопливо вышли из подъезда. *** На улице была умопомрачительная темень. Не было видно даже соседних домов. Хитрая луна подло спряталась за тучи, и не горел ни один фонарь. Одна-ко мы, повинуясь древнему инстинкту, зашагали направо в сторону круглосу-точного магазина «Феникс». Мы прошли с полкилометра в полной темноте и тоскливой тишине. Не было слышно ни лая собак, ни пьяных криков местной босоты, ни ночного шёпота в кустах. Да и кустов мы как будто не видели. Толь-ко шуршание наших подошв говорило о том, что мы ещё существуем. - Где этот чёртов магазин? - спросил Якин. - Хуй его знает, - ответил я. - Какая-то дрянь твориться, - вставил Грохотов. - Ёбаная тьма! - По-моему, мы не по асфальту идём. Видно, не там свернули, - продолжил тему журналист. - Да, блядь, какие-то камни, - согласился я. И тут луна резко вышла из-за густой, похожей на пластилин, тучи. 5. Пиздец И тут луна резко вышла из-за густой, похожей на пластилин, тучи. То, что мы увидели, люди, склонные к анализу или, предположим, синтезу, называют «пиздец». Причем «пиздец» не просто как философская величина, а уверенный, не поддающийся никакому сомнению факт. Факт, под давлением ко-торого рушились стены Трои, летал первый искусственный спутник и рождался новый день. Для нас этот день умер. Мы находились в широком каменистом ущелье. Вокруг нас выстроились остроугольные зловещие скалы, поблёскивающие пакостным фиолетовым цве-том. Тропа, по которой мы шли, терялась где-то в глубине тёмного и неприятно-го ущелья. Кругом была эта каменная сказка и больше ни хуя, собственно, не было. Неожиданно лёгкий ветерок принес нам в подарок запах сероводорода. - Я вижу тоже, что и вы? - с надеждой спросил я. - Ну, типа, камни и пещеру? - уточнил Якин. - Билять, где нас? - подал голос Зуаб. - Да, видать, везде, - с досадой ответил тому Грохотов. - Караул! - заорал снабженец Тухленко. Короткое эхо раскидала его голос по округе, словно сопли. Вновь наступила гробовая тишина. Это напугало нас и особенно возмутило. - Ещё раз тявкнешь, похороню, — выразительно сказал снабженцу Грохотов. - О нас будут писать во всех медицинских журналах - как о свидетелях груп-пового алкогольного делирия, - подбодрил всех Якин. - Извини, но «белочка» как постабстинентный синдром, приходит с поздним похмельем, а ещё чаще через сутки-двое. А мы только травимся! А точнее - до-гоняемся, - возразил ему шофер. - Тогда что это за поебень? - спросил я. - Не знаю. - Я домой хочу, мне завтра на работу, - заныл снабженец. - Ты не попадёшь на работу. Тебя свезут в село Плеханово, в общую палату для алкоголиков, - ответил ему Грохотов, сам понимая, что это плохая шутка; если вообще шутка. Как обычно, встал вопрос: «Что делать?». То есть: стоять тут или повернуть обратно? Конечно, мы выбрали последнее. Спотыкаясь о камни, мы побрели, как нам казалось, к дому хозяйки Вали. Впрочем, мы понятия не имели, где на этой «военно-грузинской» дороге её дом. И всё-таки мы пошли, не имея выбора и тактики. Снабженец Тухленко тащился сзади, шумно сопя и поскуливая. Я опять вспомнил Льва Толстого. Не иначе как эта сука наколдовала! Ну вот, поэтому и не верю я ему. *** Шли мы недолго - пока не услышали невнятный шум, переходящий в тихое першёптывание множества голосов. Впереди замаячили какие-то светлые пят-на, как в китайском театре теней. Они приближались, одновременно окружая нас. Мы остановились. Грохотов втихую разминал кулаки. Негр, как пантера, за-стыл в охотничьей позе, напряженно вслушиваясь и нюхая воздух как настоя-щий воин леса. Я достал свой ножик, без которого никогда не хожу за водкой или в мэрию. Якин хищно озирался, а снабженец тихо всхлипывал. Светлые пятна приблизились настолько, что мы могли разглядеть фигуры людей с длинными и костлявыми руками. Они были одеты в какие-то чёрные балахоны, как у средневековых монахов. Светлыми пятнами оказались их рожи. Они были до тошноты бледными, словно личинки мух. Это была не та фальши-вая голливудская бледность восставших мертвецов, а абсолютная пустота, при-сущая только смерти. Незнакомцы на тропе шевелили тонкими ртами, издавая то самое, невнятное, шептание, похожее на молитву. Ни хуя хорошего ждать от этих граждан нам не следовало. Они окружили нас и неприятно стояли, шепча свою тревожную пес-ню. *** Когда-то давно, пиздюками, мы ездили куда-то под Воронеж на конный завод – смотреть, как ебутся лошади. Ну, я вам скажу, зрелище! Куда нам до них. Ко-роче, подводят там такого жеребца… Впрочем я не об том. Был там один конь и он страдал какой-то астмой. Ну, типа, задыхался присту-пами. Его ржание напоминало нечто среднее между криком обезьяны-ревуна и академическим воем артиста Николая Баскова. Премерзкое ржание, я вам скажу. Так вот, когда нас окружили эти беломордые уроды, и мы уже были готовы относительно дорого продать свои души, раздалось то самое ржание. Ну, просто один в один! Если прибавить к этому звуку ещё и явный шелест чьих-то крыль-ев, то непроизвольно поднимешь очи к небу. А там, на фоне зловещей луны, словно в каком-то мультфильме, парила вроде бы как мифологическая тварь. Она быстро приближалась и мы увидели худую крылатую коняку, на которой верхом восседал мужик с рогами. Мне показалось, что он был покрыт какой-то не то плесенью, не то шерстью. В отличие от шепе-лявых монахов, лицо его было смуглым и сплошь украшено шрамами или мор-щинами; хуй их там разберёшь, в потёмках. Он резво осадил коня перед нами и грозно спросил: – Кто такие? - Мы люди с планеты Земля, - пропищал в ответ снабженец Тухленко. Дикий хохот потряс окрестности. По-моему, смеялся даже конь, астматически присвистывая. Ситуация, блядь! Нас могут порвать, как туалетную бумагу, а тут такой конфуз. Наконец, последний смешок одиноко сгинул в холодном пространстве и му-жик со шрамами взмахнул хорошо сплетённой нагайкой, похожее на казацкую, и сказал: - Ну что, сами пойдете или под белы ручки? - А куда, простите, нам надо идти? - спросил осторожный журналист. - А не ебёт вас это! Раз канал открыли, значит, вы кому-то нужны. А достав-кой занимаюсь я - как добровольной, так и принудительной. Понятно? - Ни хуя не понятно. Если мы кому-то нужны, пусть эта харя сама к нам явится, - тактично заметил Грохотов. Негр довольно похлопал его по плечу. Охуеть! - Тогда хватайте этих хлопчиков за жопу и - в приёмную. Геть! - крикнул во-лосатый всадник и щелкнул нагайкой. Вся свора бледнолицых уродов кинулась на нас, как пираньи на порезанный член. Мы бились, как на Чудском озере наши предки супротив псов-рыцарей. Негр расшвыривал когтистых мразей, словно лев шакалов. Вот это школа! Гро-хотов рубился огромными кулаками и вокруг него стоял хруст и уханье. Я рабо-тал «пером», как на хорошей цыганской свадьбе. Якин даже кусался. Один только снабженец якобы упал в обморок. Его сразу куда-то унесли. Конечно, нас конкретно отпиздили. Естественно, нас связали и поволокли - как военные трофеи. Разумеется, я отвратно помню этот процесс в подробно-стях, да и зачем это надо? Просто это был не наш день, а точнее не наша ночь... 6. Суд и похмелье Все любят спать. Любая, сука, тварь дрожащая, мечтает залечь где-нибудь в укромном месте и отдаться во власть Морфея. Даже ёжик бродил в тумане, что-бы познать тайну глубокого сна и увидеть жующую лошадь. Даже ёжик! А сон - это квинтэссенция пассивного наслаждения, когда ты находишься между бытием и небытием. Ты паришь в эфире, словно тебя причислили к лику святых. Ты свободен во времени и пространстве. А если ты, блядь, видишь кошмар, то ты полный мудак, или обдолбился мухоморами, вываренными в мо-локе с марганцовкой. Я почти всегда сплю спокойно, потому что бываю порой честен, по крайней мере, перед собой. Я такой охуенный чувак, что меня можно показывать в кунсткамере за определённую плату, как образец порядочности и добродетели. Я такая великая сволочь, что падайте ниц, пииты и проститутки. Я... И тут я проснулся. Или очнулся, это как поглядеть. Восторги унеслись в ми-ровое пространство и предо мной предстала мерзкая явь. Своды мрачного грота, похожие на внутренности штатного польского костё-ла, освещали багровые факелы. Вдоль стен разместились дубовые скамьи, на которых сидели худые и горбатые личности с неопределёнными выражениями лиц, высказывающие явно дурные намерения. Чёрная массивная кафедра, с компьютером и какими-то грязными костями, мрачно возвышалась вместо алтаря. Назойливый шелест крыльев летучих мы-шей был тосклив и неприятен для нервной системы и вообще. Всё это не веселило. Вдобавок, у меня болела голова - то ли с похмелья, то ли от побоев. Руки передавили волосатые верёвки, ноги затекли. Плохо всё это. Мои сотоварищи были рядом, в не более радостном состоянии. Мы обменялись тухлыми взглядами и тихо внимали течению жизни. Почему-то поблизости я не обнаружил снабженца Тухленко. Вся эта готика располагала к депрессии. А выгравированная в половину сте-ны фигура с неровными краями напоминала дикие декорации к жутким филь-мам Клайва Баркера. Наконец, в зале произошло какое-то движение. Горбуны встали со скамей и повернули свои морды к кафедре. В глубине сцены, прямо под противоестест-венной фигурой-декорацией, открылась маленькая дверца и в зал вошли четыре интересных персонажа. Один походил на какого-то задроченного американского президента. Я вот только никак не мог вспомнить ту купюру, на которой видел эту рожу. Короче, он был в дорогом чёрном костюме с широкой стойкой ворота и при галстуке. В манжетах рубашки блестели, наверняка, бриллиантовые запонки. Его глаза ни-чего не выражали. В общем, официальное лицо да и только. Второй был в красном плаще с лицом классического трагика. На голове тор-чал серебристый, под Ньютона деланный, парик. Его выпученные глаза отсве-чивали нездоровым блеском. Хитрые такие глаза. Вдобавок к этому, он всё вре-мя что-то пережёвывал и был не совсем удачно выбрит. Третий из этой компании имел статус обыкновенного компьютерного монст-ра с рогами, клыками, бородавками и грубой кожей. Он был одет в какую-то во-енную сбрую, а на поясе бряцал здоровенный тесак. Почему-то я сразу понял, что это существо может сразу уебать по башке, не испытывая при этом каких-либо угрызений совести или там сострадания какого. А вот четвёртый персонаж заставил меня вздрогнуть и покрыться известны-ми всем мурашками. Это был Лев Толстой. Да это был чёртов граф Лев Тол-стой! Я это понял сразу и наверняка. Эта борода и мятая крестьянская одежда. Лапти, блядь! Ну, точно, это оно - «зеркало там... революции». И смотрел этот граф прямо на меня. В упор, замечу вам, смотрел! Ну, вот! Вы мне, читатели, не верили, а зря! Теперь-то поверили? Все эти граждане чинно взошли на кафедру и уселись на высокие кресла с замысловатой резьбой. Харя в чёрном костюме правильным голосом произнесла: - Развяжите обвиняемых! Ну ни хуя бы себе! Каких обвиняемых? Нас что ли? Действительно, нас резво освободили от жёстких пут и подвели ближе к ка-федре, после чего усадили на холодную и влажную скамью. По бокам при-строились чернокожие накачанные молодцы. Я понял, что сейчас нас, возмож-но, будут равнять с говном. Это не походило на советский гуманный суд - это напоминало что-то из времён благопристного Томаса Торквемады. Гражданин в чёрном костюме снова заговорил: - Заседание инквизиторской четвёрки объявляю открытым. На повестке один вопрос - что делать с сидящими перед нами негодяями? Шофер Грохотов вскочил со скамьи и хотел что-то сказать, но его грубо вер-нули на место и показали острый средневековый предмет летального свойства. Журналист Якин весь напрягся и не сводил глаз с рогатого монстра. Один толь-ко Зуаб с детским любопытством взирал на происходящее и чесал свою шею. Я, честно говоря, волновался неимоверно. Какое, блядь, заседание? На хуя всё это? А с кафедры неслось страшное: - Беспяткин, такого-то года рождения. Откровенная сталинистская сволочь. Пьёт много и разно, но не считает себя алкоголиком. Моральный облик не соот-ветствует библейским нормам. Более того, он не имеет вообще никакого мо-рального облика. Беспяткин напрочь отвергает существование Святой Троицы и бредит построением социализма. Эта замшелая личность своим поведением смущает законопослушных сограждан и портит вид родного города. В общей картине мироздания он не представляет ничего серьёзного. Он не подарил миру «Солдата Чонкина» и «Архипелаг ГУЛаг». Он даже не знает, кто такие Никита Михалков и Джорж Сорос. Обвиняемый злонамеренно вращается в добропоря-дочном обществе депутатов городского собрания, чиновников городской адми-нистрации, представителей СМИ, православных алкоголиков, бомжей, прости-туток. Вдобавок ко всему, он люто ненавидит всеми уважаемого графа Льва Толстого и с маниакальным постоянством разбивает его портреты. Это краткая характеристика представленного здесь злодея. Пока обладатель бриллиантовых запонок произносил этот тост, все, включая Грохотова, Якина и Зуаба, внимательно пялились на меня. Но я не краснел и даже не смущался. Мне было просто обидно, что я не знаю, кто такой Никита Михалков и почему депутаты и чиновники включены в список добропорядоч-ных лиц. А господин в чёрном костюме продолжал: - Якин Федор, вот такого-то года рождения. Скандальный журналист и такой же запойный пьяница. Изменяет жене и Родине. Двуличен и ложно оппозицио-нен во всём. В начале карьеры он написал художественную жалобу на своего редактора (прекрасную женщину!) и с тех пор её не принимают на работу, даже в сфере дешёвого интим-досуга. В периоды финансового кризиса занимается стравливанием губернаторов и олигархов, на чём скотским образом наживается. Талантлив. Но использует свои способности во вред обществу и препятствует созидательной деятельности государственных мужей. Активен. Не брезгует ни-какой информацией для опорочивания достойных граждан. Не любит физиче-ской работы. Осторожно признаёт Бога и не верит в сатану. И это с его-то по-знаниями в теологии. Идиот! Все вздрогнули, когда оратор выкрикнул последнее слово. Я сразу понял, кто читает наши характеристики, да и остальные тоже. Якин побледнел. Он почув-ствовал, что пиздец не за горами и даже не за холмами. Грохотов почесал затылок и вздохнул, словно святой Валентин. А воздух со-дрогался под давлением его личного дела. - Грохотов Владимир. Водитель первого класса. Личный шофер мэра города Н-ска. Подвержен блуду, наравне со своим начальником. Пьёт большими дозами грешные напитки и склонен к мордобою. Атеист в седьмом поколении. Спеку-лирует запасными автозапчастями, а на полученные средства покупает спирт-ное. Он не так опасен для общества, как предыдущие негодяи. Но, тем не менее, потенциально не нужен. Короче, может пойти «паровозом». Сатана, перевел дух и продолжил: - Гражданин Заира Зуаб Тхото. Сын вождя племени Транды, случайно попав-ший в Россию с дружественной делегацией по приглашению Н-ской городской администрации. Крепко попал под дурное влияние вышеперечисленных лиц и совместно с ними пропивает часть денег своего племени, собранных для необ-ходимой взятки на предмет закупки списанной сельхозтехники. Всесторонне открыт порокам. Дерзок и опасен. Все смотрели теперь на негра, который продолжал скалиться в открытой ди-кой улыбке, с трудом понимая речь оратора. Нам, как стопроцентным подонкам, было приятно, что даже негр понял цену душевной свободы и цвет кожи не имеет значения в выборе настоящих ценностей. Браво, Зуаб! - Выслушаем обвиняемых, - сказал Сатана, зыркнув зелёными глазами на ме-ня. Я встал и спокойно начал: - Ваша речь, уважаемый Сатана, отличается чёткостью и информативностью, но изначально и в корне неверна. Это исключительный пиздёж с вашей сторо-ны. Нельзя вот так просто взять и… Я тут же почувствовал резкую боль в ключице. В глазах моих предательски потемнело, как будто пидорасы из горэлектросетей опять вырубили свет в на-шем районе. Я упал на колени, но сознание не потерял, услышав при этом: - Беспяткин лишается слова до вынесения приговора. Якин отказался от слова. Грохотов сказал, что согласен со мной, но хотел бы добавить, что ебал он все эти их обвинения в рот. Он тоже был сражен ударом средневековой дубинки промеж лопаток. Зуабу слова вообще не дали. Зато пригласили свидетеля. И этой сволочью оказался снабженец Тухленко. А впрочем, кто ещё тут мог быть свидетелем? Свидетель поливал нас отменным поносом клеветы и правды. Лев Толстой злорадно щерился и уже с открытым бесовским торжеством глядел на меня. Клиент в парике и плаще мутно смотрел перед собой и продолжал свои жева-тельные движения. Монстр громко щелкал костяшками корявых пальцев. Гор-батые уроды шевелились вокруг нас, как змеи. А накачанные стражники были неподвижны и их лица не выражали ничего - ну, в смысле, ничего хорошего, разумеется. Чистилище, ёб вашу мать! Судьи, блядь! Решаете нашу участь! Мы видим вашу силу, но вы не знаете нашу. А Тухленко, мразь, ещё своё получит, если мы останемся в живых. Хотя, блядь, в каких живых? В это ебучее помещение жи-вые не попадают. Хотя хуй его знает, кто сюда вообще попадает и зачем. Так думал я, пока нас равняли, как и было сказано, с говном. И ещё я думал, где бы достать выпить и есть ли здесь вообще спиртное? Глянув на Якина, я понял, что он думает о том же. Блядь, как хочется водки! Полцарства за поллит-ру! В это время на сцене произошло некое движение. Сатана и трое остальных резко встали и последний произнес: - Четверка удаляется на совещание. Они неторопливо, гуськом, вышли из зала. Наступило мучительное ожида-ние. - Ты всё ещё думаешь, что это галлюцинации? - прошептал я Якину. - Нет, это реальность. Не могу объяснить почему, но это реальность. Самая кошмарная в моей жизни, - ответил тот. - А этот снабженец, в рот его, сука, крыса... - встрял Грохотов и показал кулак бледному Тухленко, окруженному противными горбунами. Тот был похож на взъерошенного попугая в период спаривания. - Не волноваться, люди! - вдруг громко сказал негр, за что получил по спине дубинкой. Я почему-то успокоился. Что-то во мне вдруг заговорило - всё будет хорошо или, во всяком случае, относительно неплохо. В это время ебучая четвёрка, взошла на кафедру, и Сатана провозгласил: - Я передаю слово представителю светлой стороны - Иоанну Крестителю. Гражданин в парике подошёл к краю сцены и неожиданно приятным барито-ном произнес: - Мне, как помощнику Господа в делах «верховного суда», доверено огласить приговор, вынесенный на закрытом совещании. Итак. За нарушение общест-венного порядка в общественном же месте, за деморализацию населения, за сквернословие и пьянство, «верховный суд» в лице инквизиторской четверки постановил: человеков Беспяткина, Якина, Грохотова и Тхото приговорить к ис-правительным работам на постройке бараков для грешников в шестом отделе-нии Ада на неопределённый срок, без конфискации имущества. Занести всю информацию в базу данных райской канцелярии (копию в Ад). Заключить вы-шеупомянутых граждан под стражу в зале суда и передать их в распоряжение главного демона адской администрации Дрочио (при этих словах рогатый монстр кровожадно ухмыльнулся). А также, по настоятельной просьбе уважае-мого графа Льва Толстого, назначить гражданина Тухленко ответственным за снабжение стройматериалами упомянутого строительства (снабженец упал в обморок и на этот раз, кровожадно ухмыльнулся Грохотов). Приговор привести в исполнение немедленно. Сразу же всё пришло в движение. Нас окружили горбуны и вновь прибывшие стражники с огромными палашами. Помогая себе этими инструментами, они повели нас прочь из зала. При этом я смотрел на Льва Толстого, а он на меня. - Тварь, – шёпотом про себя думал я. Что думал граф, мне не известно. Но его глаза светились утолённой местью и ещё чем-то, для меня очень неприятным. А нас уже грузили в какой то широченный лифт, исписанный неприличными словами на разных языках. Потом лифт, скрипя и дёргаясь, стал опускаться ку-да-то в ебеня, долго и обречённо. Наш негр с неподдельным любопытством рас-сматривал лифт, как будто задумал совершить побег в ближайшем будущем. Какой тут нахуй побег, если мы попали в лапы кровожадного демона Дрочио, да ещё с подачи самого Сатаны! А тут ещё привязалось настойчивое желание выпить водки. Мир сошёл с ума, а у нас даже не спросили последнего желания. Суки! 7. Вот такие встречи Не верьте голливудским фильмам ужасов, да и прочим там блокбастерам не верьте. Эти хуевы янки впаривают вам всякое фуфло, напичканное кленовым сиропом, компьютерными спецэффектами и мутными диалогами. Какие-то тёмные лабиринты, атональная музыка и невнятные звуки - всё это для лохов. Нет в аду никаких цепей и гниющих уродов. Я был там и знаю. Короче, выгрузили нас глубоко под землёй (ну, я так думал поначалу) на се-рую каменистую поверхность, из которой торчали какие-то чахлые кустарники, похожие на крыжовник. Над нами раскинулось мрачное небо, покрытое густы-ми «полиуретановыми» тучами, сквозь которые щерилось непонятное овальное светило. Его тусклые лучи выхватывали из темноты скучную равнину, поперёк (а может и вдоль) которой текла антрацитовая цветом река. На её берегах сби-лись в кучу одноэтажные кирпичные бараки с окнами, похожими на бойницы. Вниз к баракам сбегала кривая потрескавшаяся дорога, по которой нас и повели стражники. Шли мы недолго и в отупелом молчании. Каждый думал о своём, но домини-ровало желание выпить. Причём, доминировало настолько, что хотелось бро-ситься грудью на автоматы или что там ещё, чтобы погибнуть во славу и честь. Но автоматов не было, а честь и слава тут, видимо, нахуй не годились. Горбуны и стражники мрачно игнорировали среду, и напоминали обычных заряженных зомби. В общем, полный декаданс и прочая депрессивная хуета. Меня удивлял только Зуаб. Казалось, что он просто попал в Оружейную па-лату, удивился и задумал спиздить меч самурая или какой-нибудь наган с дарст-венной надписью самого Будённого. Ему было всё интересно, а нам похуй. Наконец, нас подвели к узорным воротам из кованного чугуна, расположен-ными в центре высокого деревянного забора, покрашенного неприятной тёмно-зелёной краской, местами облупившейся. Один из стражников достал замысловатый рог и три раза в него дунул. Этот гундосый звук напомнил мне, что жизнь все-таки продолжается, но паскудно как-то стало на душе. Откуда-то из-за забора раздался звон тяжёлой цепи и к воротам неторопливо вышел огромный пёс с лысой головой и крепкими волосатыми лапами. Он про-тяжно зевал и откровенно тяжело дышал. - Какого вам хуя? - грубо спросил он. - Новые поступления по приговору «четверки». На стройку, - ответил страж-ник с рогом. - Опять алкаши какие-нибудь? - прохрипел пёс, одной лапой скручивая вин-товой замок. - Они самые, Цербер! - подтвердил стражник. - Мы не алкаши. Ни хуя, просто нас кто-то подставил, - твердо возразил Гро-хотов. - Да ну, конечно? Понимаю. Бедные, бедные ребятки... - открыв ворота, про-урчал Цербер. - Давайте, проходите. Живо! - гаркнул стражник и нас грубо втолкнули на территорию этой неприятной зоны. Последние слова пса меня очень насторожили. Видать этот Цербер большой мастак по части чёрного юмора. Впрочем, в этой местности юмор вряд ли мо-жет быть белым или хотя бы серым. Это подтвердил сам пес, закрыв за нами ворота. - Ведите этих козлов в третий барак. Я сообщу надзирателю, - рыкнул он и мы поняли, что судьба - сука редкая. И вскоре мы стояли возле серых обшарпанных бараков. И прямо пред нами артистично вышагивал некий старец сивой масти, в театральном рубище из мешковины. И на голове его притулилась серая кепка шпаны пятидесятых. Я узнал его сразу по спутанным волосам, жидкой бороде и гипнотическому взгля-ду. По всей видимости, старец занимался дыхательными упражнениями по Бу-тейко и шейпингом. Он был бодр и подтянут. Он в окружении занятной свиты и потому выёбывался. А свита, я вам скажу, супер! Настоящие черти, блядь. Ну, там рога, свиные пятачки, копытца и прочая атрибутика. Только они уж очень упитаны были, эти черти, и небольшого роста притом. А ещё они показались мне наглыми эти бе-сы. Они куражились над нами. Это было видно по их глазам. А старец выёбы-вался - это факт. Заявляю миру - черти существуют, причём именно в том виде, в каком их изображал великий сказочник Ромм. Главный стражник отдал вертлявому пенсионеру какие-то бумаги и съебался вместе со своим войском. Старец пробежал глазами белые листы формата А4 и опять уставился на нас. Потом он воровато шмыгнул носом и оскалился. - Каких красавцев к нам занесло. Ах, как мы их ждали. Как надеялись, что сам алкаш Беспяткин и склочник Якин посетят наш забытый уголок и своим присутствием скрасят убогость здешнего быта. С прибытием вас, сволочи! С прибытием! Видит бог, я не хотел, но такое вот поведение старого развратника подвинуло меня на глупость. - И мы рады видеть тебя, стократ премудрый Григорий, сибирский отморозок, блядь, Распутин. Твой след в истории России подобен следам спермы на лбу дешевой вокзальной проститутки. Мы счастливы послать вас на хуй, от лица всего прогрессивного человечества и от себя лично. И мы посылаем вас туда с полным осознанием важности момента и с несказанной радостью, тварь! Ох, как нас пиздили черти... Ни словом сказать, ни пером помахать. Если вы когда-нибудь получали по еблу, забудьте. Так вы ещё по еблу не получали. И вряд ли когда получите. Я был там, я знаю. Мама родная! Потом свет потух. Сознание ушло в себя и долго не возвращалось. Силой воли и глаз Упавший за тысячу верст от Москвы. - Измена! - кричали птицы. - Измена! - ревели звери... * * * Очнулся я уже на нарах и подумал, что получить пизды два раза за один день - это многовато и, в принципе, не нужно. Но судьба имеет свои там принципы и планы. Так что нам пришлось с этим смириться. А пробуждение моё было прекрасным. Прямо передо мной, в муторном больном тумане, проявлялось знакомое всем русским пацанам простое воро-нежское лицо. - Хой, братан! - только и мог воскликнуть я. - Поменьше пизди. Плох ты, Беспяткин, ещё, - ответил Юрик. - Да хуйня. А помнишь «Титаник», бухло, футбол в два часа ночи? - Футбол мы отменили, все в гавно были и темно к тому же. - Да футбол отменили, но один хуй посидели люто. - Согласен. Только как тебя сюда занесло? - Да понимаешь, сука Лев Толстой какой-то канал открыл, пока мы за водкой ходили. - Это хуёво. Я-то по правильному задвинулся, а вас силком затащили, значит будут заёбывать по полной программе. Я поначалу было в рай попал, но там есть такая гнида Пётр, так он интриги какие-то плёл и выперли меня из сада этого в бараки. А у Господа все мои кассеты есть, он их слушал. И ещё Высоц-кого. - А Окуджаву? - Окуджаву как раз Пётр слушал. Но всё равно выгнали меня. - А тут действительно плохо? - Да как везде, жить можно. Такие его слова меня слегка успокоили и я повнимательнее огляделся вокруг. Обычная солдатская казарма, наспех выкрашенная в светло-зелёный цвет. Двухярусные нары (скрипучие, аж пиздец!) протянулись вдоль помещения. Тумбочки, блядь! И всю эту красоту освещали три одинокие лампочки Ильича, загаженные фантомными мухами. На нарах сидели или лежали люди, чьи лица мне показались отчасти знако-мыми. И вообще вся атмосфера была пронизана тяжёлой обреченностью, запа-хами лука и прилично заношенных носков. С верхнего яруса свесилась разно-цветная голова Якина. - Очнулся? Заебись. Беспяткин, а Юрик здесь мазу держит. В почёте, типа, - затараторил он. - Федя, хорош гнать, ему еще хуёво, - оборвал его Хой. - А где Грохотов? - спросил я. - Он в лазарете, - ответил Якин. - Ему круто досталось, но и он двоих рогатых завалил. Теперь судить будут и ещё впаяют. Журналист всегда должен оставаться журналистом и быть в курсе всех собы-тий. - А вот негра вашего хотят отправить в чёрные казармы, - сказал Хой. - Зачем это? - удивился я. - Для устранения расовых недоразумений. Тут и куклуксклановцы сидят и фашики. - Да он нормальный негр, в принципе… - попытался возразить я. Но тут к нам подбежал маленький остроносый разъебай с колючими глазками и затараторил что-то по-немецки. Он конвульсивно дергал руками в мою сторо-ну и, по-моему, заводил сам себя. - Это Геббельс, он не любит негров, - пояснил Хой поведение этого засранца. - Пошел на хуй, сука! – крикнул я. Кровь ударила мне в голову, я попытался подняться, но не смог. Сильная боль прострелила меня вдоль и поперёк. Нет, я тоже с неграми особо не братался, но и расистом никогда не был. А Зу-аб вообще, встав на путь алкогольного исправления, оказался неплохим парнем. А эта мразь плюгавая, идеолог хуев, лезет со своими идеями, к человеку, у ко-торого дед погиб, не дойдя до Берлина, чтобы обоссать колонны Рейхстага и покончить со Второй мировой войной навсегда. Ненавижу, блядь! Интересно, а Гитлер тоже на этой зоне чалится?! Геббельс куда-то съебался. И вовремя. В помещение внесли носилки, на ко-торых, словно блатной патриций, возлежал Грохотов. Правда, у патрициев, по-моему, не было таких насильственно раскрашенных лиц. Писать о синяках и ссадинах в данной ситуации глупо и не нужно. Просто пред нами был воин, прошедший бородинское сражение, битву при Калке и Ва-терлоо одновременно. Занесли Грохотова какие-то сатиры, а не черти. Хой и Якин помогли уложить его на нижние нары. Шофёр тихо стонал. К нему подо-шёл доктор Боткин (я хорошо помню его фотографию из медицинской энцикло-педии) и стал манипулировать над ним. Грохотов застонал громче, но мне поче-му-то стало легче. - Все будет нормально, - произнёс через некоторое время Боткин. - Тем более, что здесь не умирают. - Зато мучаются, - сказал подошедший Серёжа Есенин (короче, кого тут толь-ко не было!). - Ты бы помолчал, берёзовый алкоголик, - оборвал его Хой. - Да ладно тебе. Всё равно им придётся узнать, куда они попали. И чем рань-ше - тем лучше. - Лучше для них будет поспать, пока не пришли надзиратели, - категориче-ски заявил Боткин и неприличным жестом прогнал поэта в глубину казармы. Я вдруг почувствовал непреодолимое желание естественного сна и, послед-ний раз взглянув на Грохотова, провалился в полупрозрачную негу. Там мне приснилась запотевшая бутылка «Хлебной» и шашлык с помидорами и луком. А ещё я увидел бесконечную дорогу в светлое будущее и неизвестного мне Ни-киту Михалкова в сандалиях и с уставом караульной службы в волосатых руках. 8. Бараки и пороки Как говорили египтяне, вытирая папирусом загорелые задницы, «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Да вам не похуй, как оно там? А там - это не здесь. Короче, прошло немало времени, пока мы оклемались и стали по-тихому «въезжать в тему». В общем, нас приняла колония общего потустороннего режима. Даже мага-зинчик был. Только здесь никто ничего не жрал, а только все курили и в карты резались. На тюрьме, где сидели великие люди, даже карты были запрещены. Один хуй, играли и там... А вообще, тут без описаний не обойтись. Так что, если кому в ломы читать эти описания, отправляйтесь варить кофе или сразу переходите к следующей главе. А я продолжу. Сперва насчет светила. Это, граждане, ни разу не солнце и даже не луна, а просто повисла в небе какая-то хуйня наподобие прожектора, затянутое белё-сым туманом и бросающее невнятный свет на окрестности. Мигала эта лампа с частотой «день/ночь». Впрочем, освещения хватало для того, чтобы по скромному обозреть мест-ность. Только это не нужно. Нечего тут смотреть. Куда ни глянь - сплошь скуч-ная каменистая равнина, окружённая рыжими каньонами. Прямо поперёк неё (или вдоль) текла густая река, напоминающая расплавленную смолу, коей и ока-залась на самом деле. Небо было постоянно затянуто серыми тучами, маски-рующими день под ночь и наоборот. На территории колонии всё поинтересней. Бараки были выстроены по типу Нью-Йоркских авеню, квадратно-гнездовым способом. Всё строго перпендику-лярно и просто. Вот мы-то их и строили. Такая вот эффективная жилищная про-грамма. Трудись, грешник, и не вякай. А грешники тут попадались всякие. Были авторитетные и в законе, а в основ-ном так - по «бакланке». На тюрьму попадали те, кто оставил понтовый след в истории, а которые задвинулись в подворотне от паленой «черняшки» или за-хлебнулись собственной блевотиной, тянули срок по скромному, на поселении. Тут всё велось по понятиям, а если какой беспредел и случался, то тузы его бы-стро разруливали. Я, Якин, Грохотов и Зуаб попали сюда по какому-то каналу и потому покой-никами не считались. Ну, вроде как под следствием. Вообще, в основе любой личности главную роль играло информационное поле, а уж в каком агрегатном состоянии оно находилось, не важно, телесная или там призрачная оболочка, - по барабану. Структура наших организмов была иная. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, что мы ещё потенциально живы, а плохо потому, что нам надо было жрать, срать и ещё всяко там. А ещё бухать нам хотелось, как настоящим людям. Но с этим тут напряжно. Впрочем, как и с женским делом. В бабских бараках было этой красоты поряд-ком, но они как бы фантомны были, то есть призрачны. И грешить с ними - всё равно, что трахать одинокое летнее облачко или дым от кадила. Впрочем, оттянуться по-взрослому можно было и здесь, если у тебя имелись деньги. А их у нас хватало. Умница Зуаб ещё в зале суда успел спрятать баксы в свою чёрную задницу и теперь это наша великая тайна (в смысле не задница). Так что по вечерам у нас случались и бляди-лимитчицы из городских борделей, поставляемые подкупленными вертухаями, и неплохая самогонка от цыганок с Лесной. Днём по колонии можно было передвигаться в открытую, а ночью ин-когнито. Зуаб жил с неграми в бараке напротив. В нашем бараке, кроме Геббельса, собрались нормальные пацаны. Хой, как смотрящий, падлянок не допускал. «Цветных» извел как клопов и администра-ция не могла доебаться до нас по-серьёзному. Поэтому давила работой. Но это лучше, чем курвиться и «стучать» на ближнего, как поганых бараках с полити-ками и чиновниками. Отдельно от нас, на пыльном пригорке, располагались помещения для воль-нонаёмных - обслуги, стражников, прорабов и прочей братии. Кстати, там тусо-вался и снабженец Тухленко, привычно наёбывая строительство в поставках стройматериалов. Их возили на «убитых» ГАЗонах и ЗИЛах. Начальство гарце-вало в «заряженных» «Москвичах -2141» и «Одах». В общем, как и на грешной Земле, в загробном строительстве процветало стандартное наебалово и, конечно же, коррупция. Но тут каким-то замыслова-тым образом смешались разные экономические формации. Было и рабство, и вселенские планы, и инквизиция, и социалистические соревнования. Мне это сразу не понравилось и в душе моей копилась пролетарская ненависть к экс-плуатации и зрело самосознание. Эта вот ненависть и сыграла с нами плохую шутку в скором времени. Ну да ладно. Тут грели руки все, кто был ближе к администрации. А работяги получали свои трудодни и какие-то бонусы. Деньги платили через раз и с подоходным налогом в 25%. Нахуй только он тут был нужен? Поэтому грешники пили через одного, попадались также через одного, лишались премий и получали дополни-тельные сроки. А сроки тут не малые - тысячелетия. Вы спросите: что они пили? А я отвечу: «чёрную воду» они пили. Это такая как бы жидкость, но нам в руки её взять было затруднительно, она отталкива-лась от наших физических тел и испарялась почти мгновенно. Да и воняла эта дрянь тухлятиной какой-то. Потому мы предпочитали контрабандный самогон. Те бедолаги, у которых срок вышел, отправлялись в санаторий с минераль-ными водами, который назывался Рай. Там их заёбывали диетой, классической музыкой и вежливым обращением. Поэтому, особо уставшие от липкого ком-форта ломали вентили в процедурных залах или дрались с ангелам неопреде-лённого пола, за что получали дополнительные сроки и возвращались в Ад, в атмосферу пороков, карцеров и душевного покоя. Но была в Аду и система различных наказаний. Обычно грешника просто пиздили ногами и дубинами. Иногда применялась экзекуция по методу Гиппо-крата. Это анатомическая пытка с выкалыванием глаз и последующим, обшир-ным вскрытием. Всё, конечно, потом заживало и регенерировалось, но ощуще-ния оставались. Средневековые забавы тоже имели место, как-то: дыба, испанский сапожок, четвертование и даже щекотка. Крайней мерой наказания считалось утопление в чёрной реке с расплавленной смолой - после этого все данные на грешника удалялись из базы данных и тот попадал в небытиё. Кстати, после реабилитации в Раю, грешники вроде как очищались от сквер-ны и тоже отправлялись в небытиё. Я так толком и не понял, что это такое. Один рецидивист-философ Фейербах утверждал, что это область пространст-венно-временной свободы, где тебе доступны все уголки Вселенной, включая женские душевые. А ещё из небытия, после какого-то срока, пропавший граж-данин вновь оказывался в реальной жизни, чтобы творить добро или, к приме-ру, зло какое. Как в колесе сансары. Хуй его знает, может он и прав, этот фило-соф… Надо всей этой системой стоял управляющий делами - Господь. Его многие уважали или побаивались. Он стоял у истоков создания Вселенной и потому об-ладал тотальным опытом и неограниченной мудростью. Его боялись и Сатана, и Дрочио, и даже Лев Толстой. Господь знал всё и вся про каждого, начиная от хулигана Тамерлана и кончая самогонщицей Алевтиной, удавившейся собст-венными чулками из-за блудника-сожителя. Он мог решить любые проблемы и ничего не забывал. Он даже иногда являлся на сходки к авторитетам и помогал советом, или же именем своим. У него был сын, которого, естественно, звали Иисус. Это был отличный па-рень. Справедливый, весёлый и находчивый. Весь в папашу. Он руководил все-ленским спецназом - для разных там внештатных ситуаций в мироздании. Но, в то же время, его окружали жулики и проходимцы, именовавшие себя апостолами. Они ворочали не хорошими делами, прикрываясь именами Госпо-да и его сына. Иногда апостолы попадались, но тут же каялись и их прощали. На мой взгляд, это было неправильно, хотя пути Господа неисповедимы. И ещё хочу добавить кое-что для тех, кто по наивности верит, что «богатство с собой в могилу не возьмёшь». Возьмёшь, ещё как возьмёшь. Ещё при жизни можно перевести активы в соответствующие конторы сюда в Ад. Правда, этих денежек вы не увидите, а получите некие привилегии или посредством хитрых схем попадёте в Рай. Все банки от Сатаны, знайте это. Потому-то в Аду не так уж много олигархов. Видимо, богатство земное каким-то образом конвертиру-ется в иные активы. Но здесь я, пожалуй, и остановлюсь, ибо тут сложно всё... А узнал я это от бывалых и давно прописавшихся здесь товарищей. У меня нет оснований не доверять им. Можно, конечно, ещё рассказать о драконах, па-раллельных каналах, истории мироздания, но я не академик Вернадский и могу где-то что-то перепутать, за что можно получить по еблету. Для меня истина в почёте, если что. А так, вообще, мы с честью трудились над возведением крыш бараков для бу-дущих грешников, которые ныне усердно крутят мировые аферы с нефтью, кур-сами валют, захватами рынков и электрификацией северных районов Сибири. Да и обычным людишкам здесь хватит места, уж поверьте. Наша бригада работала под управлением опытного актёра Николая Рыбнико-ва, которого все называли просто Рыба. Мы укладывали мауэрлаты, возводили стропила и делали обрешётку. Потом крыли всё это профлистом и задорным ма-том. Любая созидательная и малооплачиваемая работа укрепляет дух работника и его самосознание. Так что, дорогой читатель, если ты не вшивый сетевой задрот с халявным интернетом, возьми иногда топор в руки и поработай им во славу Господа нашего. Поколи дрова какие. Или хотя бы погрози этим топором како-му-нибудь пидорасу в телевизоре. Увидишь, тебе станет легче. На этом я, пожа-луй, закончу обещанные описания и перехожу опять к нашим приключениям в ином мире. 9. Труд и шабаш - Эй, мудила! Принимай гвозди! - заорал снизу Есеня. - Они мне на хуй не нужны! Давай скобы, блядь! - крикнул я ему в ответ. - Скобы Тухленко не привез, а гвоздей много! - Вот и пусть лежат ржавеют, раз скоб нет. А меня не доёбывай! - Я просто высоты боюсь! - А не надо её бояться, посмотри на Якина. Видишь, как по обрешётке скачет, а ведь он журналист и тот ещё писака. - Да ну вас к чёрту! - обиделся великий русский поэт и уныло потащил ящик с гвоздями в подсобку. Мы ебошили на стройке уже целую вечность. Здесь ведь нет календарной стройности и какого-нибудь временного ориентира. Всё сливается в какую то серую хуйню, под названием «забытие». И если бы не производительный труд, все бы попрыгали в «чёрную реку» рано или поздно. Рыба уверенно вёл нас к первому месту в жёстких соревнованиях бригад и нам реально светило переходящее чёрное знамя. Мы покрыли двенадцать бара-ков, из них пять металлочерепицей и семь б/у шифером. Хой на стройке почти не появлялся, зато целыми днями чинил и обустраивал вверенный ему барак, а иногда на крыльце читал Кафку. При любых форс-мажорах мы были спокойны - Юра не подводил. Доктор Боткин, словно настоящий кровельщик, учил нас заводить стропиль-ные ноги и выравнивать обрешётку. Геббельс, как личность неуравновешенная и шустрая, месил раствор в бетономешалке и бегал за водкой для передовиков. Он хоть и был сволочью, но работал хорошо. С нами трудился лютый чех Ярослав Гашек, а попросту Ярик. Это, я вам скажу, такой пацан, граждане! Он не только задрочил администрацию и управ-ление феерическими подъебосами, но и возродил свою Партию умеренного прогресса в рамках закона прямо здесь, в колонии. Володю Маяковского выбра-ли её председателем и когда очередная проверка лезла на крышу искать брак и недочёты, поэт революции смеялся проверяющим в лицо открыто по-пролетарски и крыл все эти комиссии хуй его знает каким ямбом или хореем, я в этих стихах особо не разбираюсь. *** Сегодня у нас короткий день. Ну, вроде как праздник. Подведение итогов со-ревнования и торжественный концерт. Будут выступать Вертинский, Армстронг, Цветаева, Кобзон и приглашенные из мира живых звезды российской и зару-бежной эстрады: Галкин, Пугачева, Аллегрова, Шакира, группа «Ботаника» с Тихоном и какая-то провинциальная команда «Плеханово». Я вот был категорически против художественной программы. Лучше бы вы-пустили Стаса Михайлова или эту грубую кобылу, которая мне по сей день ком-плект струн должна, забыл как её... Чего-то там «Снайперы», что ли? Не помню. - Шабаш! – гаркнул Маяковский, швырнув на землю топор. Перестали стучать молотки и звенеть пилы. Кто-то громко пёрнул в окру-жающую среду, выпуская дух свободы. Шабаш – великое слово, с ударением на втором слоге. Это не сборище ведьм на одноименной горе, нет. Это отмена кре-постного права плюс торжество разума над религиозными предрассудками. Это предтеча свободы и заслуженного отдыха. Работу - нахуй! Вот, что такое ша-баш! В этот момент мы все были шабашниками. И мы пошли строем в свои бараки в предвкушении расслабухи и порочных деяний. Повсюду ощущалось движение вездесущих чёртовых войск. Эти твари небольшими кучками перебегали с места на место, манипулируя резиновыми дубинками. В воздухе чувствовалось напряжение, как у силовых подстанций в сырую погоду. - Усиленные наряды полиции контролируют стихийно возникший митинг, - неизвестно к чему по-журналистски сладко пропел Якин. - Брось ты свои журналистские штампы, - оборвал его Грохотов, пытаясь вы-тащить занозу из пальца. - А он прав. Мне говорили, что праздник подведения итогов трудового сорев-нования очень значителен в Аду и редко обходится без массовых волнений. – встрял в разговор Есеня. - Что значит – массовые волнения? – спросил я. - Ну, вроде как, дележка премии, наказание и щербет. - Какой ещё щербет? - Веселящий. Это вам водка нужна, а нам нужен этот самый щербет, потому что «чёрная вода» - дрянь. Есеня сделал круглые глаза и я понял, что ему как настоящему алкоголику этот щербет - источник неземных наслаждений, как минимум. - А его всем дадут? - спросил Якин. - Ни хуя не всем, - коротко ответил поэт и это меня насторожило. Я зачем-то подумал о массовых волнениях. Вообще этот разговор меня особо не интересовал, так как Зуаб уже заранее затарился каким-то пойлом на последние деньги и наш вечер обещал быть не особо уж и томным. На самом деле в последнее время мы были озадачены проблемой побега. А задумали мы его после того, как я на себе испытали некоторые виды пыток. В частности, я попал под Гиппократову экзекуцию - за оскорбление Цербера и из-дание, совместно с Гашеком, стенгазеты. Пса я просто обругал сукой, а в стен-газете мы нарисовали демона Дрочио в бикини и с зонтиком, поздравив при этом с восьмым мартом. В итоге меня привели в лазарет, положили на холодный мраморный стол и острыми крючьями просто разорвали по частям света. Перед этим мне дали таблетку, чтобы не отключалось сознание. Ну, вы теперь представьте, как я ото-рвался, в буквальном смысле этого слова. Потом меня сшили и всё быстро за-росло, но блядь, я до конца дней моих буду помнить, как рвутся сухожилия и трещат позвонки! И ещё, эту, всепроникающую боль, помню. Якина привлекли за пиздобольство. Он подвел жуткий теоретический базис под устройство конца света, похерив библейские догматы, чем сильно обидел авторов святых писаний. Его пытали щекоткой, а уж потом принесли в барак тихим и бледным. Он мелко дрожал и ничего не говорил. Он до сих пор по но-чам хихикает и порой мочится прежде, чем просыпается. Грохотова вздёрнули на банальную дыбу вместе с Маяковским - за попытку продать металл в местную скупку. В общем, нам было чего терять. Один Зуаб был осторожен и хитёр. Он заводил нужные знакомства, поил стражу и туманно намекал нам, что съебываться нужно, но правильно; и всему своё время. Тем не менее, мы его не послушали и уговорили залезть в пустой кузов ЗИЛа, который отправлялся за щебёнкой в карьер. Мы проехали с полкилометра и ко-гда автомобиль притормозил, мы бросились бежать в сторону синих пещер, как тараканы. И мы почти добежали до них. Один хуй, нас поймали и даже не нака-зали. Потом я узнал, что в этих пещерах живут какие-то глоты. Они пожирают вся-кую живность и падаль. Могли сожрать и нас. Короче, весь наш гон явился глу-пым и опасным мероприятием. Но, тем не менее, побег стал для нас настоящим, светлым будущим. Мы бре-дили этой идеей и собирали различные сведения о местной жизни и порядках. В итоге мы выяснили, что бежать отсюда можно, но как - не ясно. И только хитрый негр Зуаб таинственно заверял нас, что задерживаться тут не стоит. Вот и сейчас, когда мы пришли в бараки и курили возле сортира, он подсел к нам и шёпотом спросил: - Ну, вы готовы? - Да, блядь, мы готовы. Ты только скажи к чему? - разозлился Якин. - Съебаться отсюда. - Как? - насторожился Грохотов. - Потом скажу, - ответил негр и замолчал, как индеец. Якин сплюнул и я понял, сегодня что-то произойдет. Но вряд ли в моей башке могла уложится та неимоверная круговерть, в которую нас затянет неумолимая судьбина. То, что произойдет во время праздника и после него, войдет в исто-рию мироздания наравне со Всемирным потопом и Вторым пришествием. Но лучше всё по порядку. 10. Елецкая водка Праздники бывают всякие. Разгульный Новый год - с двухнедельным опо-хмелом. Веселая масленица - с мордобоем и блинами. Первое апреля - с оче-редным наебаловом от правительства. Скорбный День конституции и унылый День знаний, обставленные разными антуражами. Но праздник, который разво-рачивался на наших глазах, не был похож на перечисленные выше знаменатель-ные даты. Со всех сторон к центральной площади нашей колонии подвозили столы и скамьи. Строилась трибуна, на которой развешивались флаги - начиная от ка-ких- то церковных хоругвий и кончая пёстрыми корабельными флажками. На адской кухне что-то жарилось, парилось и отдавало приятным запахом шашлы-ка. Грешники ни хуя не делали и пребывали в каком- то первозданном и мутор-ном волнении. Зато обслуга сбилась с ног, оборудуя место проведения торжест-ва. Черти-стражники выставили повсюду плотное оцепление. *** Ну, вот... Наконец, зажглись фонари по периметру площади. И мы увидели миллионы столов, уставленных какой-то фантомной пищей и пузатыми бутыл-ками. В центре возвышалась огромная трибуна с гигантским транспарантом «Привет участникам соревнования!». Откуда-то сверху грянул марш коммунистических бригад и где-то у «чёрной реки» пизданул первый разноцветный веник салюта. Хорошо поставленный го-лос с небес произнёс: – Дорогие грешники, пожалуйте к столу! И тут всё завертелось и понеслось, как в метро. Грешники кинулись занимать столы. Кое-где возникали жёсткие стычки. Со всех сторон неслась интернацио-нальная нецензурщина и воинственные посылы на хуй. И, тем не менее, вскоре все оказались за столами и началось пиршество. Это как на свадьбе. Сначала надо хорошо "накатить", закусить, ещё "нака-тить" и уже не закусывая, откинувшись на спинку стула, сказать: «Во, бля, хо-рошо. А теперь - «горько»!». Здесь «горько» не кричали. Здесь жрали и пили. Но питье было особое. На-ливая из одной бутылки, кто-то получал щербет, а кто-то «боржоми» (12-я скважина). Видать, волшебство такое и, одновременно, кидалово. Закусь была одинакова для всех. Тем позорней было пить минералку. То и дело возникал ро-пот и недовольство. Грешники менялись стаканами, но хуй там - кому бухло, кому водичка. На всю эту призрачную трапезу смотреть было не особо приятно. А вот у нас была водка. И мы её пили. И жрали мы продукты для вольнона-ёмных из спецкухни. Что-то ещё будет. Это факт. После второго стакана я заметил, что площадь, на которой располагались столы, странным образом вмещала столько, сколько вместить не могла. Видать, тут какой-то фокус с применением зеркал по методу Эмиля Кио. Недалеко от нас, расположилась кампания, в которую я попёрся после третье-го стакана. Это были ребята из тюрьмы и это были мои кумиры. Это были отцы идеи и практики - Карл Маркс, Фридрих Энгельс и, самое главное, Владимир Ильич Ленин. Пусть Карл Маркс занимал деньги, но он гений. Пусть Фридрих Энгельс не занимал деньги, но и он гений. А Ленин грамотно соединил теорию с практикой и совершил революцию, а затем создал Великую державу. Это по-том её уничтожили ныне здравствующие пидорасы-капиталисты. А мы, как по-требительский элемент, проебали все завоевания большевиков и наследие Ио-сифа Виссарионовича. Позор нам и анафема! Но мы ещё повоюем. И сейчас я подходил к великим людям с не менее великим волнением. - Здравствуйте, товарищи, - заплетающимся языком поздоровался я. - Здравствуй, здравствуй, батенька! - повернулось ко мне с детства знакомое, приветливое лицо Ильича, предварительно блеснув мудрой лысиной. Бородатые создатели «Капитала» закивали мне с истинно материалистиче-ским достоинством. - Я хотел бы сказать вам спасибо! За СССР! - продолжил я. - А ты бы представился, товарищ, - перебил меня Владимир Ильич. - Я - Беспяткин! - Крайне интересно. И как вам СССР? - Перманентно… Ох, как они смеялись. Это был смех богов. Бытиё и сознание. Нормализация перистальтики кишечника. Я был смущен. Нет, не тем, что ляпнул дурацкое слово, а тем, что не вложил в него социальную значимость и торжественность. - Ты, наверное, комсомолец? - спросил меня дедушка Ленин. - Да, я комсомолец. Только взносов не плачу, потому что у нас нет комсомола. - Взносы платить надо. А комсомол у вас ещё будет. - А когда? - А скоро. - И революция? - И революция. Но отнюдь не перманентная. И тут вожди опять принялись хохотать праведным коммунистическим сме-хом. Я стоял в прежнем смущении, и понимал, что они-то как раз пьют щербет. - Присаживайся к нам, комсомолец, - предложил мне Ленин. - Спасибо. Я присел на край стула и молча смотрел на великие лица. - Выпей-ка щербетика, комсомолец. - Простите, я со своей водкой, - сказал я и достал бутылку. Вот тут-то крайне удивились они. И перестали улыбаться. Карл Маркс, вдруг, с чистым среднерусским акцентом, спросил: - Водка «кристалловская» или «елецкая»? - Елецкая. - Весь щербет за бутылку, - тихо сказал Энгельс и конспиративно оглянулся. - Да какой щербет! Готовьте стаканы, я ещё принесу. Я так обрадовался, что символы эпох заинтересованы во мне. И, пожалуй, больше, чем я в них. И хоть у нас это была последняя водка, я принёс её, при-хватив заодно Якина, Грохотова и Зуаба. Мы пили с создателями коммунистической идеи на равных - и это был празд-ник души и сердца, бытия и сознания, единства и борьбы. Мы вели высокоин-теллектуальные беседы о немецкой философии и необходимости декретов. Бы-ло удивительно, что великие фантомы воспринимали водку также, как и живые люди. Но мне тотчас объяснили, что не все души одинаковы и если, к примеру, кого-то готовят обратно в физический мир, то и структура его информационного поля меняется чудным образом. Поэтому, мне было приятно общаться с грамот-ными возвращенцами в левое движение. И жалеть водку в данном случае - не-простительное жлобство. В процессе беседы я спросил у Владимира Ильича про Иосифа Виссарионо-вича, но не получил вообще никакого ответа. Видимо, тут была какая-то тайна, но какая? А ведь я о многом хотел поговорить с товарищем Сталиным, в осо-бенности о том, как всё-таки прогнать капиталистических пидарасов и снова начать строить социализм. Это была тема моего вечера, которую прервал всё тот же хорошо поставленный голос с небес: - Прошу внимания! Перестали звенеть стаканы, прервались беседы, умолкло голодное чавканье. Голос продолжал: - Сейчас будут оглашены результаты соревнования за звание лучшей адской бригады, после чего в сосудах будет только щербет и перед вами выступят арти-сты. Тут невидимый микрофон зафонил, засвистел и кто-то в небесных хлябях сказал душевно: «Блядь!». На трибуну опустилось густое серое облако. Раздал-ся какой-то поспешный строительный шум и облако рассеялось. На сцене расположилась всё та же инквизиторская четвёрка, но только Льва Толстого заменили хмурым прокуратором Понтием Пилатом. Он то и вышел к микрофону, держа в руках какой-то свиток. Развернув его, прокуратор Иудеи прокашлялся и сказал: - От лица сильных мира сего, от администрации шестого отделения Ада, мне хотелось бы поздравить вас всех с окончанием очередной вечности и назвать тех, кто особо отличился на ниве исправления и самосовершенствования. Вы все грешны и грешны неистово. Но, тем не менее, все приходят к покаянию че-рез труд и непротивление. Мне поручено объявить лучшую бригаду этой вечно-сти. Это коллектив под руководством Николая Рыбникова! И тут же раздался неистовый вой и крики проклятий. Где-то, наоборот, кри-чали: «Ура!!!». Короче, весьма противоречивая реакция была на нашу победу. Понтий Пилат поднял руку и наступила тишина. - Орать будете потом. А пока я вас не лишил права на щербет, слушайте. В состав бригады Николая Рыбникова вошли: Владимир Маяковский, Сергей Есенин, Юрий Клинских, Сергей Боткин, Ярослав Гашек, Пауль Геббельс и на-ходящиеся на принудительном исправлении Беспяткин, Якин и Грохотов. Трём последним даруется свобода и после праздника они будут переправлены в свою реальную жизнь. Остальных ждёт премия, переходящее чёрное знамя и тысяче-летний отдых в райском саду по санаторно-лечебному типу. Тут я уже не слушал оратора. Мы втроём глядели друг на друга с самым глу-пым видом, на который только способен человек, получивший свободу. Карл Маркс отечески похлопал меня по плечу и сказал: - Гут. Владимир Ильич пожал мне руку и добро так произнес: – Я верю в тебя, комсомолец Беспяткин. Ты построишь коммунизм. Потом мы выпили водки. В это время Пилат закончил свое выступление и объявил начало концерта. Инквизиторская четверка упиздила в неизвестном на-правлении и откуда-то извне засияли лазеры и прожекторы. Заиграла фоновая музыка и пир возобновился. К нам подошел Зуаб и весело обнял нас своими чёрными руками. - А как же ты? – спросил я, чувствуя идиотские слезы. - Я тоже вернусь, - ответил негр. - Но как? - Это пока не понять. В это время на сцену вышел Вертинский и запел: Я не знаю зачем, и кому это нужно... Публика стонала от восторга. Мне трудно описать всю эту ситуацию. Я разглядывал окружающую меня среду словно в тумане и голова моя полнилась неясными мыслями и настрое-ниями. Единственное, что я запомнил хорошо – это звонок моего мобильника, о котором я забыл уже очень давно. Да и как можно звонить на тот свет, если у оператора нет соответствующего роуминга. Но он зазвонил и я вздрогнул. А вместе со мной и Грохотов с Якиным. - Алло, - тихо отозвался я в трубку. - Вы, блядь, где бродите? - раздался гневный голос завхоза Ибанова. - Мы в Аду, Вовка. Крыши крыли. Знамя заработали и с Лениным встрети-лись, - засуетился я - Ленину привет, а если через полчаса не будет ни вас, ни водки, пиздец все-му, я спать ложусь. Завхоз отключился. Неужели на Земле мы ещё только идём за водкой?!! - Вам привет, - сообщил я Владимиру Ильичу, смутно осознавая разность ча-совых поясов и всяких там геолокаций. - Тише, батенька. Цветаева на сцене, - отмахнулся вождь пролетариата. И действительно, на помосте, сутулясь, стояла нескладная поэтесса и сверх-проникновенно читала свои шедевры. И опять я впал в непонятную нирвану. И плыло мое сознание и вдоль, и поперек, и вправо, и влево. Снова в мозгу воз-никло идиотское слово «перманентно». А на трибуне уже Луи Амстронг со своей трубой и гениальной отдышкой! И опять мы пили за победу, за облагораживание человека трудом и за святую свободу! Зуаб куда-то пропал. Якин дошёл до той точки, с которой он, как правило, на-чинал разводить смуту. Он затеял нешуточную историческую ссору с Наполео-ном и пытался ударить его по ноге. Грохотов побежал брать автограф у Цветае-вой. Вот любил он поэзию, наш шофёр! Карл Маркс был уже «тёпленький» и что-то пророчествовал. Теперь у всех в стаканах был щербет и лёгкая пьянка переходила в тяжёлую попойку. Вскоре появились приглашенные артисты. Пугачёву я как-то не запомнил. Кобзон и в Аду был Кобзоном, прижимая микрофон к твёрдой груди. Только певица Валерия ещё немного встряхнула публику какой-то новой песней о своём комсомольском прошлом. Всё закручи-валось в гигантский пьяный водоворот или калейдоскоп, как угодно. И, видимо, эта затуманенная полутоска-полурадость подвигла меня взабраться на сцену и отобрать микрофон у Тихона, который по старой дружбе, без сожаления, его отдал. И видимо потому, что я был переполнен эмоциями и алкоголем, про-изошло то, что произошло. Я неприлично приказал всем заткнуться, и все по-чему-то заткнулись. Может вид мой был необычен и зловещ, не знаю. Но я таки подошёл к краю сцены и стал говорить. 11. Синий бунт Я подошёл к краю сцены и стал говорить. - Уважаемая публика, гении и негодяи, великие и падшие! Я рад от лица пе-редовой адской бригады сказать вам спасибо за то, что вы всегда были рядом! Мы трудились плечом к плечу на благо строительства светлого вечного. Мы вместе шли к победе, ну хотя бы, к этой, к ёбучей демократии в этом сраном месте. Мы все разные. И, вообще, хуй пойми какие! Но и Калигула, и Себастьян Бах, и Аристотель, и академик Йоффе - все они одного поля ягоды. Земля взра-стила нас и выпустила в путь неблизкий, но великий. Каждый из нас, уйдя в не-бытие, составит новую микровселенную, и круг замкнётся. Ну, вы же знаете... Ну, это... Диалектика, блядь... Тут я вконец потерял пьяную мысленную нить и меня понесло в другую сто-рону. Я хаотично вспоминал свои пубертатные манифесты и кусками бросал их в толпу: - Вот вы всё о пизде, да утонченности каких-то там линий. Перманентно (вот прилипло слово!)!!! А вы пробовали считать до двадцати трех? А вы срывали покровы невинно-сти с черножопой торговки на вещевом рынке? Открывали в себе третью почку? Ни хуя вы не пробовали! Ни хуя не срывали! И ни хуя не открывали! А что вы открывали? Банку пива? Глаза после недельного запоя? И что это были за глаза? И где там утонченность линий? Широкий, чёрный зрачок и мутная роговица - это всего лишь дурацкая оптика. Стыдно, граждане. Нет, не за зрачок и роговицу. Стыдно за искру, которая в этом зрачке еле различима. А искра жизни - это главное оружие Дарвина в борьбе с поповщиной и идеализмом. И это оружие ржавеет на каком-то там складе и давно потеряло товарный вид. Перманентно! Наши души в опасности. Вот где засада. Нам надо быть начеку. Это как аме-риканцы на Ближнем востоке. Сделали свое дело и могут уходить. Но почему-то, блядь, не уходят. Уйти их наша задача. И зрачками тут ни чего не поделаешь. А оружие на складе ржавеет. Перманентно! Выше голову, потомки, - выход есть! Я не знаю где он, но ведь кто-то знает. Так давайте искать. Бороться и не сдаваться. Время есть. Времени много. Я это сегодня понял. У нас всегда до хуя времени. Нет только утонченности линий. И пёс с ними, с этими линиями. У нас есть гордость. Гордость и мутные глаза. И чем мутнее они - тем больше гордость. А это многое значит. Это значит почти всё! Это наше оружие против рабских пут и песнопений в храмах. А Дарвин – молодец. Забил всем башку «Происхождением видов» и оторвал нас от основ-ной миссии – борьбы за освобождение человечества. Человечество - это не вид, это взгляд. Тот самый взгляд, о котором я ранее говорил. Мутный и гордый. - Сомкните ряды, потомки! И никаких бейсбольных бит. Оставим ебучий бейсбол янкам. Булыжник уже давно не оружие пролетариата. Им пользуются арабы на сопряженных территориях. Мы возьмем в руки «Капитал» и будем строить баррикады. Революционный год не за горами. Многим есть место на нашем бронепоезде. Мы захватим почту и интернет! Мы будем петь «Марселье-зу»! А считать до двадцати трех совсем не сложно. Может быть, перманентно, но не сложно. Наше главное предназначение - доказать, что не лев царь зверей и даже не камышовый кот. Звери - это вообще какая-то группа. Наше предназна-чение - на хуй всех царей! В пизду всех царей и прочих пидоров! Перманентно! Я вдохнул воздуха. И… - Сужаем зрачки, замутим роговицы и вперёд! Перед нами вечность, а мы трясемся за утонченность линий. На абордаж корабль истории! Команду – за борт! И коммунальная реформа нам - до пизды. И пенсионная!!! Нам всё - до пизды. Наше дело правое, даже если оно левое! Трепещите, иные! Идем мы - поколение освободителей. Я перевел дух. И только сейчас заметил недовольные рожи в толпе. И этого Джоржа Вашингтона в дурацком парике, показывающего мне кулак. Именно с таким выражением лица он запечатлен на однобаксовой купюре. Я в ответ тоже погрозил ему грязным пальцем. А в толпе замаячили черти с дубинками и даже с винтажными винтовками Мосина. У меня кружилась голова, и я не мог остановиться. - Значит всё-таки Марсельезу? Значит все-таки на баррикады? Обломись, ус-тавший от реальности потомок. Наберись терпения у слепого, займи фантазии у глупого! Проспись, блядь!!! Не хуй оглядываться по сторонам! Все равно ниче-го не увидишь, кроме голодного обморока. Святая святых революции в твоем собственном, дырявом кармане. Перманентно! Тот, кто ждет от тебя подвига, уже давно на погосте. А тебе нужно освобож-дение. Неважно от чего. Там видно будет. После трех баклажек "девятки". Вот тогда тебе и демократия, и диктатура, и чёрт его знает что ещё. Зажги факел, на-стройся на лучшее. Пойми, наконец, где кончается сон и начинается похмелье! В одиночку строй не сменишь - только хуй тупить. Нужны массы и не просто массы, а МАССЫ!!! А их нет – только толпы и кодлы. Толпой управлять легко, но зачем нам это надо? Можно, конечно, использовать каловые массы и попы-таться закидать ими правительство. Но тут реально ничего не получится. Так что это на любителя. Глотнув воздуха, я продолжил. - Кстати, о ебле. О ней забывать не стоит. Она одно из составляющих миро-здания, во главе которого стоит хуй. Именно стоит, а не висит или болтается. Так вот, пизде, как и «Авроре», нужна ось, чтобы дать залп по Зимнему или ещё по чём-нибудь. Это будет сигнал к началу новой эры и ты, потомок, если собе-решь МАССЫ, будешь закономерно доминировать в этой эре! Но прежде поставь задачу! Главную задачу наших дней. Подготовь тезисы, блядь! И только потом строй баррикады. И только потом разбей ебало ближай-шему от тебя олигарху. Без тезисов тебя поместят в Кресты или просто замочат. Перманентно! А главное - это захотеть. Захотеть так, чтобы волосы встали дыбом, чтобы окружающие шарахались от тебя, как от святого Валентина. Тогда попрет, тогда покатит! Мир вспыхнет вокруг огнем революции и китайскими петардами. Ебать-колотить! Не за горами тот день, потомок. Не за горами!.. *** Тут я почувствовал, как чьи-то крепкие руки схватили меня и стащили со сцены. Это были Грохотов и Якин. Они поволокли меня сквозь толпу, которая гудела, как взбесившийся пчелинный рой. Рядом пристроились Хой и Маяков-ский. Впереди, расталкивая публику, шагал Гашек и громко орал: - Ну, хватил лишку пацан, кто не грешен, а? Ты что ли не грешен, а? Куда прёшь! Дайте дорогу, блядь. Дайте дорогу! В бараке я немного пришёл в себя. Первое, что я услышал, были слова Зуаба: - Уходим, билять, немедленно уходим! - Да… После того, что ты тут наговорил почтеннейшей публике, нас не то, что на Землю отправят, а наоборот, в землю, - с досадой сказал Грохотов. - Он говорил от чистого сердца, - подержал меня Гашек. - Это никого не ебёт, от сердца или не от сердца, - перебил его Хой. – Давай, Зуаб. Действуй. Негр встал, хрустнул костяшками пальцев и строго приказал: - Пошли, пока охрана не появился. Я понял, что настал час «Х». В это время, за окнами барака, раздалось мерзкое верещание чёртовой охра-ны. Нельзя было терять ни минуты. Мы бросились вслед за Зуабом к чёрному ходу. Хой, Гашек и Маяковский остались на месте. Юрик крикнул: - Мы их задержим. Пока, пацаны! - Счастливо! - ответил Якин. Мы, толкнув дверь, юркнули в подворотню. Позади раздались крики и мат. Но мы уже бежали за негром, петляя между бараками, как зайцы. Забег был длительный и путанный. Зуаб как будто что-то искал. Наконец, мы выбежали к крайнему бараку и ринулись к обшарпанному бесконечному забору. Чёрт на вышке взял винтовку на изготовку. - Сейчас пизданёт, - тяжело дыша, ахнул Якин. - Не пизданёт, я его полгода поил, - на ходу ответил наш негр. Чёрт всё же бабахнул, но куда-то в ебеня. Мы уже подбегали к забору, когда появилась погоня. Со стороны бараков к нам неслась толпа разъярённых бесов, размахивая дубинками. Впереди летел сам Дрочио со своим палашом. Вдоль за-бора слева, довольно резво скакал Цербер, гремя цепью и скаля клыкастую пасть. Мы притормозили у забора и негр стал что-то искать. Погоня приближалась. Я уже представил себе холодную мраморную плиту и железные крючья. Нако-нец, Зуаб довольно оскалился и потрогал шершавую доску, на которой было на-царапана стрелка и надпись «туда восемь ша…». Негр торопливо отсчитал во-семь шагов от этой доски и дёрнул за другую. Она с легкостью отошла от забо-ра, как-будто кто-то неизвестный заранее выдрал гвозди. - В щель, живо! - приказал Зуаб, тревожно оглянувшись. Черти были уже в тридцати метрах от нас, а Цербер и того меньше. Первым в проём юркнул Якин, и я услышал его приглушенный голос: «Ох, бля!». Вторым пошёл Грохотов. За ним я. И последним Зуаб, предварительно бросивший в глаза подбежавшему Церберу солидную горсть песка и пыли, от которой тот гнусно завыл. Опять раздался выстрел, но я уже ничего не понимал, оказавшись в кромеш-ной тьме, с лёгким неприятным запахом конского навоза. Остановилось время, исчезло пространство и мне показалось, что я умер... 12. Бабушка и драконы Теперь я знаю, что чувствует человек, неожиданно очнувшийся в гробу. Во-первых, это полная безысходность. Во-вторых, ужас в ограниченном про-странстве, где невозможно даже закурить. И, конечно, тоска по Родине и близ-ким, которые, как последние суки, не удосужились проверить твой труп на предмет окончательной смерти. И ещё к этому прибавляется психопатическое, реактивное желание вырваться из страшного плена. Происходит всё это на фоне кислородного голодания и отсутствия нормальной подушки. Я изо всех сил напрягся, чтобы вырваться из неприятного состояния и мне это отчасти удалось. Я почувствовал под ногами твёрдую почву и усилившийся противный запах конюшни. Я стоял перпендикулярно опоре - и это уже вселяло какую-то надежду. И словно сквозь толстый слой воды доносились враждебные крики и глухие удары. Неожиданно рядом со мной послышалось спертое дыха-ние кого-то. Я со страхом протянул руку и наткнулся на живое тело, которое ог-лушительно заорало голосом Якина. Я чуть опять не провалился в глубокую тьму. И тут же слева от меня раздался голос Зуаба: - Тише, билять… Щщас свет дам. Чиркнула спичка и дрожащий огонёк выхватил из тьмы три рожи: Грохотова, Якина и Зуаба. Выражение этих рож было не столько глупое, сколько недоумён-ное. Наверняка и моя физиономия выглядела не лучшим образом. Естественно, первым молчание нарушил журналист Якин. - Зуаб, я требую объяснений, - твёрдо заявил он. Именно эта фраза вывела нас всех из дурацкого оцепенения. Зуаб зажёг но-вую спичку и безо всяких объяснений пошёл куда-то мимо нас влево, нюхая воздух, как крыса. Мы молча смотрели на его удаляющуюся спину. - Это, ты, блядь, куда? - озабоченно спросил Якин. - Да не ори ты, тут не всё просто, он явно что-то задумал, - оборвал его Гро-хотов. И действительно, негр отошёл от нас метров на пять и тихо так присвистнул. И тут же в темноте раздался ответный свист, а за ним грубый скрипучий голос произнес: - Зуаб, внучок, ты уже здесь? - Да бабушка, где ты? - А вот она я! - рявкнуло в темноте и очередная спичка высветила страшную рожу старой негритянки в каком-то ветхом рубище. Я вздрогнул при виде этой женщины. А Грохотов интеллигентно пустил газы. Зуаб обнял старуху, они как-то вместе всхлипнули и после чего, подошли к нам. - Это мой бабушка, - представил Зуаб безобразную старую негритянку. - Привет, алкоголики, - скрипнула бабака и таинственно цыкнула зубом. - Здравствуйте, бабушка, - тихо промолвил Якин. - Я вам за своего внука ноги повырываю, - ответила та. - Не надо, ба… - влез в приветствие Зуаб. - А ты куда деньги племени дел? Зуаб склонил голову, словно перед королевской особой. Наверное, он покрас-нел, но трудно увидеть краснеющего негра в кромешной темноте. - Пороть вас надо, бестолочи, - продолжала отчитывать нас старуха. - Бабушка, у нас время! - взмолился Зуаб. - Когда вернёшься, деньги возместишь соплеменникам! - приказала негри-тянка. - А теперь пошли. Она подняла сухую чёрную руку, в которой неожиданно вспыхнул яркий ма-гический огонь, и пошла вперёд. Молча, мы последовали за ней. По дороге Зуаб шёпотом ввёл нас в курс дела. Оказывается, он в Аду встре-тил свою родную и любимую бабушку. И бабушка эта совсем не простая штуч-ка. Она при жизни была самой авторитетной колдуньей Африки. Королева вуду, если что! Женщина-шаман, у которой мертвецы исполняли танец живота, а жи-вые видели прошлое, будущее и ещё хуй знает что. Именно тогда она снюхалась с драконами, которые не очень-то жаловали лю-дей и Землю. Она даже оказала какую-то важную услугу этим драконам и те-перь они тепло общались с ней чуть ли не ежедневно. Сейчас старуха как раз и вела нас в их конюшню, вернее сказать - драконюшню. Свет от её руки выхва-тывал из темноты смутные очертания какого-то коровника, очень похожего на тот, который мы ремонтировали во времена студенческих стройотрядов. Те же стойла и кормушки. И такая же густая вонь навоза и силоса. Наконец, бабка со скрипом отворила громадную воротину и вывела нас на сносно освещенный пустырь, усыпанный гигантскими лепешками. Высоченные «коровники» были рассыпаны по округе так, насколько хватало глаз. В них кто-то низко, утробно храпел и шевелился. И этот кто-то, видать, был весьма не ма-леньким. Бабушка Зуаба встала в центр пустыря и начала что-то бормотать. В «коров-никах» раздалась какая-то возня и тут мы увидели их. Ебануться! Все голливудские фильмы про «Годзилл», «Кинг-конгов», «Парки юрских пе-риодов» идут в жопу ровным кинематографическим строем. Идут и уже никогда не возвращаются. Этого зрелища мне не забыть никогда! Во-первых, трудно подобрать определение того, как они приблизились к нам. «Приблизились» - это дурацкое слово в этой ситуации. Приближается конец света, приближается электричка до Сергиева посада, но никак не драконы. «По-дошли» - ещё хуже. Подходят менты на рынке или в метро. «Нагрянули» - во-обще пиздец. Это для судебных приставов. Нет, это был истинный парад. Это было торжество освобожденного пролета-риата над классом угнетателей и прочих пидорасов. Они выступали с первород-ным достоинством существ, стоящих на пять ступеней выше любого мысляще-го организма. И не нужны тут воздушные шарики и транспаранты с надписью «Слава!». Драконы - это не хомячки; и даже не ручные обезьянки. Это божест-ва, правда, весьма неуклюжие и вонючие. Размерами они превосходили Малый театр. Их тела покрывала грубая, вся в складках, кожа, весьма разнообразных окрасок. Мощные лапы мягко ступали по грунту, оставляя впечатляющие следы. И когти! О, блядь, что это были за когти! Тёмный металлик с острыми, как «Жиллет», гранями. А морды! Хотя какие там морды… Это произведения Микеланджело, нор-вежские саги о Валгалле! Дрожь земная! Короче, таких мудрых и кривослеп-ленных ебальников мне никогда не приходилось видеть в натуре. Огромные ноздри, из которых вился небольшой дымок, страшнющие пасти с красивыми белыми зубами, способными грызть гранит не только науки. И малиновые глаза, в которых я лично увидел весь исторический материализм и правду жизни. Вот что такое драконы. Они окружили нас и, похоже, самый старый и авторитетный дракон спросил: - Ты звала нас, Джожи? Бабка Зуаба щёлкнула пальцами и проскрипела в ответ: - Да, Баклуша, я звала вас и всё по тому же поводу. - Это и есть твои знакомые? - Они самые. - Как они жалки и ничтожны. - Надеюсь, дорогой Баклуша, мы не будем обсуждать этих несчастных и зай-мёмся переговорами. Старуха опять щёлкнула пальцами и высекла сноп фиолетовых искр. Видать, этот номер здесь в почёте. Все притихли. - У нас очень мало времени, - сурово сообщила Джожи. - А у кого его много? - встрял вдруг Якин. - Заткнись, - оборвала его старуха. - И слушай, что старшие говорят. Она проделала привычную манипуляцию пальцами. - Баклуша, ведь у тебя есть шустрые ребята? Выдели одного под мою ответ-ственность. А уж я со своей стороны, ну ты понял… - Без базара, Джожи. А что, эти парни действительно разозлили Сатану и Дрочио? - И не только их, но и Льва Толстого… - Пацаны! Беру свои слова обратно, насчет ничтожности, - склонил голову большой дракон. В этот момент мы почувствовали себя супер-героями, но страшная бабка бес-церемонно ткнула Грохотова пальцем в живот и рявкнула: - Идиоты! Куда-то делась наша гордость великороссов и мы опять притихли, в ожида-нии дальнейших действий. А главный дракон уже вытолкнул в середину пус-тыря небольшого (величиной с тепловоз), живописного дракончика, увешанно-го какой-то бахромой и «фенечками». Ну, чисто хиппан из 1970-х. Он и двигал-ся с какими-то выебонами. - Короче, Джимми, подвезёшь этих людей куда надо и мигом обратно. Обходи маяки. А если будет погоня... Кстати погоня будет? - обратился Баклуша к ста-рухе. - Она уже есть, - ответила та. - Тогда ты знаешь, что делать. Только предупреждай пацанов на поворотах. Скинешь их у забора, а сам не светись, не надо. - О'кей, - браво вскрикнул маленький дракон и подошёл к нам. - Залезайте, ребята, - прохрипел он, выпустив облако дыма и подставив нам свой длинный хвост-лестницу. Мы, как во сне, взобрались на широкую спину монстра и уселись на его удобный гребень. Последним взошёл на борт Зуаб, попрощавшись со своей ба-бушкой. - Береги себя, внучок. И не забудь про деньги племени! Отдашь полностью, иначе... Ты меня знаешь! - крикнула она, когда мы уже поднимались в чёрное звёздное небо, под скрипучий шелест драконьих крыльев. Вскоре мы оказались довольно высоко и силуэты драконьих коровников про-пали в сером тумане. - Двигатель на старт! - проорал Джимми. И тут мы узнали, как на самом деле летают драконы. 13. Телатус Все летают по-разному. Кто-то во сне, кто-то ебальником в асфальт. Бабочки крыльями машут, создавая подъёмную силу, и болтаются в окружающей среде, как пьяные проститутки. Парит в небе орел, норовя что-нибудь спиздить или просто отдохнуть на мягких воздушных потоках. Многие стремятся в небо по-летать. И ведь, чёрт возьми, летают. На самолётах, воздушных шарах и прочей поебени. Но это, опять же, в воздухе – там всё равно, что плавать. Хуйня это, а не полёты. Вот ракета движется в безвоздушном пространстве посредством реактивной силы. Это по-честному. Хуяк - из сопла струя горящего топлива плюс окисли-тель и ракета ебошит в противоположную сторону, то есть в небо. Поэтому все ракеты ставят носом вверх, а кормой к земле. А в противном случае ракеты впивались бы в почву и никуда бы не летали. Эту штуку придумал Константин Эдуардович Циолковский и не запатентовал. Поэтому сейчас ракеты запускают даже китайцы. Но теперь мы знаем, как летают драконы! О-о-о, блядь, как они летают! Да как ракеты, только ещё круче и грамотней. Когда мы поднялись достаточно высоко и, как я понял, в область разряжённо-го воздуха, дракон сложил свои крылья у нас над головой, устроив, таким обра-зом, уютный салон на своей спине (как в самолёте Як-40). Потом он распрямил хвост и вытянул длинную шею, трансформировавшись в некое подобие ракеты. А когда у него из жопы раздался оглушительный хлопок, мы поняли, как лета-ют драконы. Его заднепроходное сопло изрыгало сильнейшую струю радиоактивной плазмы. Мы неслись в мировое пространство с головокружительной скоростью. Это было фантастично и щипало нервы. Мы пересекали галактики также, как сельские населённые пункты на трассе Ранненбург - Липецк. Сам Джимми по-могал себе сворачивать туда, куда нужно с помощью пасти, из которой он пе-риодически выпускал направляющую струю плазмы. При этом он ещё напоми-нал нам на предмет «покрепче держаться». И опять первым заговорил Якин: - А почему воздух здесь? Мы же в космосе и без скафандров. - Тебе не по хуй? - попытался возразить Грохотов. - Вопрос, в тему, - вдруг ответил дракон. - Это наше ноу-хау. Мы обладаем специфическим биополем, которое может удерживать необходимую нам среду в радиусе ста метров. Причем, в библиотеке сред у нас и зимняя стужа со снегом, и летняя тропическая жара, и лондонский туман. - А какое топливо вы применяете? - лез с вопросами Якин, явно намереваясь написать обширную статью про драконов. Тогда он точно попадет на приём к психиатру. Да пёс с ним. Журналисты они такие. А Джимми продолжал давать интервью: - Мы заправляемся солёной селёдкой с луком, капустой, кабачковой икрой, салом, паточным самогоном, а также обогащённым ураном и калифорнием, как катализатором. Кстати, последние ингредиенты нам достает Джожи. У неё в Африке связи ого-го! При этих словах Зуаб как-то высокомерно вытянулся. Но Якин тут же достал и его: - А где твоя бабушка научилась говорить по-русски? - Она здесь вышла замуж за русского, как это, клоуна. - Ты считаешь русских клоунами? - неприятно спросил Грохотов. - Не, он артист. Клоун, этот… Юрий Никулин, да. - Ничего себе… - это уже сказал я. - Да. И он научил её русскому языку и анекдотам. - Как же это великий комик выбрал такую страшную негритянку? - задумчиво произнес Грохотов. Негр тут же подскочил на гребне и заорал: - Ни хуя не трогать бабушку! - Извини, Зуаб, это мой косяк, - пробормотал шофер мэра. - А вообще, каких русских девушек ты знаешь? - перевёл разговор в другую плоскость Якин. - Агния Барто, - не колеблясь ответил наш негр. - Это почему же? - в один голос спросили я, Грохотов, Якин и Джимми. - Бабушка читала мне её стихи. Их специально перевели на наш язык и ещё картинки были. - И Маша, которая громко плачет – это негритянка? - допытывался Якин. - Ну, конечно, билять. - А как же Любовь Орлова, Элина Быстрицкая, ВИА Гра, наконец? - возму-тился Грохотов. - ВИА Гра - хуйня, старые кобылы, - перебил его Якин. - ВИА Гра - это супертёлки, баран, - разозлился я - Вот Наташа Королёва - это класс. Пухленькая, такой чертёнок и стильная, - гнул своё Якин. - Понос твоя Королёва. И мужики у неё чудные, крашенные, - крикнул Грохо-тов. - А ВИА Гра - партия пенсионеров, отягощенная глубоким климаксом, - па-рировал журналист. - У ВИА Гры биополе сексуальное, как у дракона на сто метров, - давил я. - И ебальники такие же. - Эй, ты там, заткнись, про драконов. Если ни хуя не понимаешь, - подал го-лос Джимми. Кстати, за нами погоня обозначилась, будем маневры проводить. Все разом затихли, недоумевая, с какого рожна затеялась эта ненужная ссора. Если б про национальную идею там, или про еблю, тогда понятно. А ту ещё и погоня. Маневры какие-то. - А где погоня то, не вижу, - засомневался я. - Если б ты её видел, нас бы уже поймали, - ответил дракон. - А эта погоня на чём? - На чертовой лоханке. - Это космический корабль? - Нет, это интерполяционный лайнер нового поколения. Ну, всё равно, как вертолёт К-50 и дельтаплан. Дельтаплан - это мы. - Пиздец, - обречённо прошептал Якин. - Есть одно «но», - последовало в ответ. - Какое «но»? - Дракона поймали только один раз. И только тогда, когда он был пьян в дугу и спал в пещере на одиноком астероиде. Это вошло в историю как величайшая потеря бдительности. - То есть, ты хочешь сказать… - Да хуй они нас догонят, приготовились к маневрам! - прогорланил Джимми. Его переднее сопло стало выплескивать первые струи высокотехнологичной плазмы. Запахло серой. Наконец, мы поняли, что значит приготовится к манев-рам. Наши инстинкты самосохранения нас не подвели. Дракон сделал такой крутой разворот в космическом пространстве, что ему бы позавидовали юные картингисты. Мы вцепились в его хребет, как рыбы-прилипалы. Блядь, теперь я знаю, что такое перегрузки в несколько G! Это ко-гда твоя башка неистово хочет отделиться от туловища, при этом вас ещё дико тошнит и какая-то чудовищная сила давит в кадык, норовя всадить его в тра-хею, как можно глубже. Мы выпучили глаза и в таком дурацком положении пе-режили маневр дракона. Неожиданно перегрузка прекратилась и мы поняли, что движемся куда-то вниз (если в космосе есть низ) с предельной скоростью. - Вон, за тем астероидом, свернём налево и прямо на Телатус! - проорал дра-кон. Какой Телатус, где налево? Кто его разберёт? Я только понял, что если ока-жусь на родине, никогда не сяду на всякие там «американские горки». Мимо нас действительно проносились громадные, прыщавые камни и более мелкие, по-хожие на халву обломки метеоритов. Вдруг одна круглая хуйня, стала назойливо привлекать наше внимание. Она ширилась и обрастала деталями. Это явно была планета, чем-то похожая на Землю. - Уже подлетаем. Там переждём, пока Сатана со своими клоунами мимо про-скочит, - возвестил Джимми. И в самом деле, вскоре мы снижались над холмистой поверхностью, порос-шей густым хвойным лесом. Где-то за ним угадывались какие-то средневековые строения. То ли дома, то ли башни. Но дракон так стремительно влетел в лес-ную чащу, что мы не смогли толком всё рассмотреть. Мы опустились на вол-шебную цветастую поляну, на которой росло охуеть сколько земляники. - Остановка «Телатус». Можно перекусить и расслабиться. Девочки налево, мальчики направо. Только не срать на землянику! - объявил дракон. Первым же он и нарушил свое предупреждение - он наложил здоровенную кучу прямо посредине поляны. Благовонной эту кучу назвать было нельзя и мы вчетвером углубились в лес, где нашли родник и богатые заросли малины. Как же мы соскучились по этим бугристым ягодам, мама родная! Мы срывали их прямо горстями и пихали в рот, давясь и обливаясь сладким розовым соком. Из-дали раздался колос нашего дракона. - Далеко не отходите, вас могут арестовать. Это частная собственность баро-на Жиль… Окончание мы не дослушали. На нас посыпались маленькие люди в каких-то фуфайках или армяках. Они были настолько проворны, что даже наш негр не успел дёрнуться. Нас повязали в один момент волосатыми верёвками и куда-то понесли, как трофеи. Достаточно идиотское зрелище. Мы болтались на жерди-нах, как кабаньи туши. Мы не знали своего будущего. Но как же пахла малина! 14. Частная собственность Несли нас не долго. Вскоре лес кончился. Пперед нами открылась разъёбан-ная дорога, как перед селом Ключики по елецкой трассе (второй поворот после перекрестка). И по этой дороге нас с почестями пронесли до стены настоящего средневекового города с падающими воротами на цепях и рогатыми башнями. Стоит ли говорить, что вокруг города был вырыт ров, наполненный мутной во-дой. Солнце светило мне прямо в очи и я всё время щурился. Видимо, это раздра-жало наших похитителей. Они тыкали в меня палкой и весьма больно. Суки, кто вы такие, чтобы цивилизованного индивида палкой в спину тыкать? Доставалось и Якину, который бранился на каком-то алеутском наречии. И только Грохотов и Зуаб болтались на жердинах как патриции, с истинно рим-ским достоинством. И вот открылись ворота-мост, подняв тучку рыжей пыли. Какие-то трубадуры жахнули кавалерийский сбор на громадных кривых трубах и состоялось внесе-ние тел. За стеной было полно маленьких людей. Стиль их одежды варьировался от каких-то шкур, до блестящих дутых доспехов. Мне показалось, что я попал в среднебюджетный голливудский фильм про Ричарда Львиное сердце. Не было только Мэла Гиббсона. Зато посредине площади, на широком помосте, хорошо обозначилась кару-сель для четвертования и громадная дубовая колода с характерными бурыми пятнами и потёками. Это не радовало, но и не напрягало. После свистопляски с ускорением несколько G, это выглядело легким порно без наручников. Впрочем, окружающая нас публика выражала кровожадный восторг, как перед битвой гладиаторов. Наконец, нас втащили в некое подобие ратуши – в здание с резко взлетающи-ми вверх сводами и витражами. Правда, нигде не было видно крестов и факе-лов. Вместо них по стенам разместились какие-то живые пушистые существа, похожие на белок. Они фосфорицировали неприличным голубоватым светом и напоминали недорогие бра. На месте предполагаемого распятия и кафедры сто-ял громадный резной трон, покрытый тональным лаком. Видать, стоимость это-го трона могла соперничать по цене с самим зданием. На троне сидело какое-то существо в малиновой мантии с короной, напоминавшей писсуар на Курском вокзале; причем, ещё тех времен когда туалеты были бесплатными. Видимо, тип на троне имел вес в местном электорате. Когда он взмахнул ка-ким-то мохнатым жезлом, толпа притихла, а нас освободили от пут и грубо по-ставили в центре зала. Опять, сука, какое-то судилище. Что за хуйня такая? Этот волосатый мини-викинг ощерил свою грязную, клыкастую пасть и про-ревел: - А как это вы, наглецы, на мою собственность покушаться посмели, а? Толпа взревела негодованием, то ли потому, что частная собственность здесь в охуенном почёте, то ли просто полизать жопу местному авторитету - дело чес-ти. - А где там, ёбанарот, написано про частную собственность? Этот боевой клич принадлежал журналисту Якину. И тут я вспомнил его по-следние репортажи об авторском праве и частной собственности. Пиздец, нам отрубят головы. И толпа как-то зловеще притихла. - Это кто тут такой умненький и благоразумненький выискался. Ну-ка, пока-жись, - ответствовал засаленный вождёк. Якина пинками депортировали к трону, но тот успел кого-то зацепить по пути и теперь стоял, как на картине «Допрос коммуниста» - гордо и независимо. Эх, видел бы его главный редактор... - Ну что, блядь? - с вызовом спросил он царька. - А то, блядь. Ещё никто не смел мне перечить. И, тем паче, нарушать терри-ториальные права. Так что же ты хотел мне сказать, без пяти минут покойник? - Ни на поляне, ни на малине я не видел товарного знака или, хотя бы, таб-лички «Частная собственность господина Хуй пойми кого». Я уже не говорю про номер договора на приобретение собственности, заверенного нотариусом. Мы только сегодня прибыли на вашу планету. Чего ты доебался? Народ ахнул, а волосатая мразь подпрыгнула на своем троне заорала: - В темницу тварей! Жрать не давать, казнить завтра. А этого, - он указал на Якина, - ещё и пытать прилюдно. Я сказал! Нас схватили десятки рук и поволокли куда-то, ежесекундно награждая со-лидными тумаками. Мне кажется, если бы не казнь, нас «замочили» бы по до-роге в казематы. Потом были осклизлые серые ступени, зловещие тёмные переходы и глухой каменный мешок с охапкой прелой соломы. Нас кинули на эту солому, закрыли скрипучую, толстенную дверь и стало тихо. Только где-то вдалеке одиноко ка-пала вода и раздавались приглушённые вздохи какого-то пленённого бедолаги. - Ну, что теперь? - уставшим голосом спросил Грохотов. Якин удручённо молчал. Зуаб ковырялся в носу, доставая оттуда серые шари-ки. Он задумчиво бросал их с противоположную стену, где они прилипали к сырым влажным валунам. Мои мысли застыли, как холодец, и мне было всё безразлично. - Ну конечно, насрать насрали, а убирать Пушкин будет? - продолжал Грохо-тов. - Да ладно тебе, - отозвался Якин - Ой, заговорил наш трибун и борец за собственность. Один на трапезе хуйни наговорил, благодаря которой, мы, как блохи, по вселенной мечемся. А могли бы уже дома быть. Второй влез в дурацкий спор с олигофреном в шубе. Инте-ресно, какую пыточку тебе этот собственник удумал? - Не всё ещё потеряно, - попытался сгладить напряжение я. - Конечно, не всё. Мы ещё можем по-быстрому удавиться в этой камере. Вы-бор всегда есть. - Ведь дракон-то, наверняка, заметил наше исчезновение, - подхватил меня Якин. - Драконам нельзя вмешиваться в иную жизнь, - со вздохом произнес Зуаб. - Это, извините, почему? - удивился Якин. - Так надо, - упавшим голосом ответил негр. - Бабушка говорил. - Пиздец! - подвел итог Грохотов. На этом слове я моментально уснул, послав на хуй всё мироздание и своё ме-сто в нём. Мне снились белорусские аисты и большая кружка баварского пива 15. Поцелуй Мэрилин - Идите нахуй, не поеду я! - орало всё моё существо, противясь этому спуску. - Нет уж, голубчик. Бабки заплатил - давай катайся, - отвечал мне тренер. - Пёс с ними с деньгами, заберите, я ещё дам… - упрямился я, глядя на убе-гающую куда-то в туман трассу. - Пшёл, блядь! И здоровый тренер грубо толкнул меня вниз. Я помчался, как комета. При этом у меня дико дрожали ноги и внизу живота обозначился вакуум, способный всосать вселенную. В лицо били колючие снежинки и я, расправив руки с пал-ками, как Христос, ждал смерти. И вот бугорок, подскок, потеря координации и сознания. Пиздец, я не увижу свою ручную канарейку. Мягкий удар и… я от-крыл глаза. Полумрак каменного мешка, холодный отблеск заплесневелых камней, запах прелой соломы. И всё же я смотрю на ноги. Лыж нет. Но это не радует. Мои то-варищи спят тяжёлым сном приговорённых к умерщвлению. Якин храпел мучи-тельно и обречённо. Грохотов был тих и смиренен. Зуаб свернулся в клубок, как кот, и был почти не заметен. Вот зачем я проснулся? Сраный тренер, сука. Заплатил деньги - ка-тайся. Это всё капитализм. Там нет души, только кредитные карточки и ответ-ственность налогоплательщика. Суки. Я уже не могу заснуть. Да мне бы и не дали этого сделать. Всё потому, что у моей правой ноги сидела здоровенная жаба, в бородавках и забавных пятнах. Она пялила на мою свободную личность свои водянистые лу-пы и редко так моргала. Тьфу, пакость! Я занёс ногу для полноценного пинка, но в этот момент земноводное раскрыло свою широкую пасть и произнесло: - Лежи на месте, придурок, и внемли. Я бы уебал по жабе, несмотря на её способность говорить, но меня останови-ло последнее слово. Так даже Якин не смог бы. А тут жаба. - Смерть близка, подумай о главном, - утробно вещала бурая дрянь. - Что-то я не припомню, чтобы ебля мозгов входила в кодекс поведения пере-ходной ветви от рыб к наземным животным? - наклоняюсь я к жабе. - Это не то, о чём ты думаешь, - ответила та, слегка отпрянув назад. - Тогда прошу по существу. - Поцелуй меня… Ребята, я сотни раз читал в детстве сказку о царевне лягушке. И мне было по барабану, нравится Ивану лягушка или нет. Теперь я понимаю, насколько ге-роическим был его поступок. Правда, за это он получил много чего, но ведь жа-бу целовать… Я всё-таки решился и размахнулся ногой. Но эта сволочь прыг-нула мне на грудь и зашипела. - Джимми говорил, что ты сообразительный. Я вижу, он глубоко ошибся - ты полный дурак. - Как Джимми? Жаба молчала, закатив глаза, как целка. Видать обиделась. Мало того, она спрыгнула с меня и, по-блядски, виляя жирной задницей, направилась куда-то в угол. - Эй, постой, я виноват, право… - засуетился я. - Поцелуй меня. Жаба вновь оказалась передо мной. Я представил, что пью «Максимку» или спирт «Рояль». Я собрал в единый кулак свою волю и неловко чмокнул жабу во влажную, холодную кожу. Вдруг, мерзкое земноводное стало блекнуть и за счи-танные секунды трансформировалось в … Мэрилин Монро. На ней было воз-душное белое платье, а под ним похоже отсутствовало нижнее белье. Вот это да! Тема ебли стала особо актуальна. Я даже не успел пикнуть, как мы наброси-лись друг не друга и сошлись в первородном соитии (сука, вспомнил поэтессу на кладбище). Мучительная сладость коитуса терзала наши тела вдоль и попе-рёк. Сексуальная метафизика... Оргазмическое цунами проносилось по вселенной, сметая и бытие, и созна-ние. Когда мы отвалились друг от друга, мне показалось, что моей плоти не существует, даже крайней. Мы дышали, как после забега на 800 метров в за-крытом помещении. Мои товарищи, по-прежнему, спали как бревна. Только Зу-аб хищно скрежетал зубами. - Я их слегка усыпила, - зевая, проворковала Мэрилин. - Хорошая девочка… - только и мог сказать я. - Сегодня вас «замочат». - А похуй… Сейчас мне действительно всё было по хуй. - Я вообще-то не ебаться сюда пришла, - сказала Мэрилин Монро. - А зачем тогда? - Спасать ваши задницы, - по-голливудски ответил легендарный секс-символ. - И каким же образом, позволь спросить? - Когда вас, красавчиков, построят на лобном месте, смотрите в оба. Руки вам развяжут, но рядом будут стоять стражники. Когда увидите в толпе быка, не торгуйте еблом и обратите взор к небу. Ждите верёвку. Это ваше единственное спасение. Если не удержитесь, вам кранты. Ну, я пошла. - Постой, я ничего не понял… - Поймёшь со временем. Столько лет без мужчины… - вздохнула великая ак-триса, превращаясь в отвратительное земноводное. - Да я не про еблю… - А жаль, - квакнула та и исчезла в тёмном, сыром углу. Тут стали просыпаться мои товарищи и, увидев меня без трусов, неподдельно удивлялись. Я торопливо и смущенно рассказал им про жабу и верёвку, но они мне не поверили. Они гнусно скалились и говорили, что понимают меня в моём предсмертном безумии. - А ну вас к чёрту! - обиделся я и стал одеваться. В это время, за дверями раздался громкий топот и металлическое бряцанье. Потом калитка открылась. В темницу вошли стражники в доспехах, а с ними какой-то клерк или, может быть, управляющий. В руках он держал засаленный свиток. Развернув его, он проблеял: - По приказу его сиятельства барона Жильберта, вы приговариваетесь к смертной казни различными способами (смотри приложение). Приговор всту-пает в силу с сего момента. Потрудитесь следовать за мной. Стражники ёбнули бердышами об пол - нам пришлось подняться. Потом нас повели тёмными переходами, разрешив по дороге справить многообразие на-ших нужд. Нам даже дали выпить какого-то кислого пойла со вкусом, напоми-нающим рислинг, но крепкого, как абсент. Стало легче воспринимать окру-жающую среду. Во дворе нас погрузили в крытую повозку - она с надрывным скрипом затряслась по булыжной дороге. Мы отупело смотрели друг на друга. Когда тебя везут на собственную казнь, почему-то думается о всякой ерунде. Я, например, высчитывал, сколько профлиста пойдет на устройство крыши мо-ей дачи, которую я приобрел у пенсионера-алкоголика Ивана Алексеевича за ящик «палёного» бренди. О чём размышляли остальные, не знаю. Но, судя по пустоте в очах, эти мысли были также глубоки, как пепельницы в закусочной «Рыбка», что около Центрального рынка. Повозка тряслась, как похмельный бомж после Рождества, а где-то за брезентом слышались суматошные звуки проснувшегося мерзкого города... 16. Казнь и вознесение На площади, куда нас с почётом доставили в грязной повозке, собралось на-роду не то, чтобы до хуя, но достаточно много. И все были возбуждены, как де-ти в цирке, ожидая появления на арене горластых, тупорылых клоунов. И они появились эти клоуны, да. Когда нас ввели на широкий эшафот, на котором расположились виселица, здоровенная колода в бурых пятнах, «колесо» и какая-то хуйня наподобие «ды-бы», то весь честной люд патриотично взревел, словно Россия вышла в финал чемпионата мира по футболу. В небо полетели кудлатые шапки и голуби. Это вам что: свадьба или Олимпиада, что ли? Якин гордо поднял голову. Вот, сука, позёр. Грохотов оглядывал толпу, как будто выискивал, кому бы въебать. Зуаб ничем не выражал своего состояния. Я, честно говоря, напрягся, увидев колоду с бурыми пятнами. Накричавшись, толпа притихла. И только кое-где кто-то волшебно сморкался и жадно чавкал. К нам подошёл громадный хромой палач с тремя помощника-ми. Его башку скрывала мятая красная маска с прорезями, а на ногах брутально скрипели грязные сапоги. Помощники были поменьше и победнее, но это нас не особо веселило. Они развязали нам руки, а ноги оставили спутанными, как у лошадей в «ночном». С минуту палач изучал наши тела, после чего, жестом, приказал помощникам схватить Якина - те потащили его к «колесу». Журналист бился в их руках, как свежепойманный тунец. - Пидарасы! Сатрапы! Говноеды! Ббля-я-а!!! - орал он в пространство, в бе-зумном приступе страха. - Хуесосы! - однозначно гаркнул Грохотов и на него с профессиональным ин-тересом посмотрел палач. Толпа гикала и верещала разнообразием лужёных глоток. Видать, с хлебом здесь «напряжёнка», а со зрелищами порядок. Зуаб кусал толстые губы. Наконец, Якина опрокинули на «колесо» и стали вязать конечности. Народ притих в сладостном ожидании предстоящей пытки. На кривосколоченной три-буне барон Фон Жильберт и его семейство (два прыщавых подростка и пьяная рыжая блядища) потирали руки и облизывались. Густые облака стали прямо над нами; вокруг слегка потемнело. И тогда я неосознанно поднял голову. Меня бросило в жар. Я увидел тонкую нить, трепещущую на ветру, которая быстро опускалась точно к нам на эшафот. Это явно был крепкий пеньковый канат с бахромой на конце. В это время в толпе раздались испуганные крики. Я быстро перевёл взгляд вниз. Похоже, каната никто не видел. Люди были заняты другим делом. Они ме-тались по площади с перекошенными от страха физиономиями. За ними озорно и весело охотился здоровенный пегий бык с гигантскими рогами. Это был ста-рый боец со шрамами и кольцом в свирепых ноздрях. Я так и не узнал, откуда он тут взялся. Я понял только одно - это наш шанс. «Когда увидите в толпе быка, не торгуй-те еблом и обратите взор к небу. Ждите веревку. Это ваше единственное спасе-ние. Если не удержитесь, вам пиздец...» - сразу вспомнились слова жабы-Монро. Так, граждане! Надо спасться! - Грохотов, ебашим палача! На глушняк! - заорал я и бросился на «качка» в красной маске. Грохотов тоже прыгнул. Мы синхронно нанесли удар палачу прямо в кадык. Хрустнула трахея, палач схватился за горло и упал на колени. В это время Зуаб в три прыжка доскакал до «колеса» и успел в одно мгновение перекусать всех трёх помощников за ноги. Как собака, блядь! По-моему, он перервал им сухо-жилия, потому что они не могли подняться и с воем дёргались на грязных дос-ках. Мы отвязали Якина и прыгая, как пьяные рэпперы, переместились в центр эшафота, где уже во всей своей красоте болталась толстая верёвка, как символ нашей свободы и продолжения рода. - Хватайтесь за канат, парни! И держитесь крепче! - ревел я, видя, что быка уже прогнали с площади и к нам спешат пидарасы-стражники, на ходу обнажая сабли. Мы вцепились в канат, как энцефалитные клещи. И стали стремительно под-ниматься в небеса. Сука-палач, хрипя разбитой глоткой, схватил Якина за ногу. Тот взвизгнул по- бабьи и другой ногой впечатал экзекутору штамп в красную маску с такой силой, что раздался смачный треск лобной кости. Палач упал не-исповеданным и грязным. Стражники стали кидать в нас саблями. Потом догадались достать луки, но мы были уже достаточно высоко. Только одна стрела попала мне в задницу. Ох, как это больно, друзья мои! Но это мелочь по сравнению с головокружитель-ным воздухом свободы! Я ни не секунду не выпустил из рук каната. И мы летели, как связка бананов, над злоебучим городом - над домами с черепичными крышами, над дворцом ба-рона Жильберта с изображением каких-то химер. Мы летели в неизвестность, чувствуя, как затекают руки. Но страх великая сила. Он не дал нам сорваться и удариться об чуждую нам землю с высоты полутора километров. Наконец, мы стали снижаться и через две минуты опустились на свежеско-шенное поле. Ноги больно кололи сухие, острые скосы овса. С неба упал другой конец каната и слегка контузил Якина по горбу. И вскоре из хлябей небесных к нам спланировал дракон Джимми. Он выпустил тормоз-ную струю плазмы, и насмешливо гладя на нас, произнес: - У вас очень глупый вид, ребята. - У нас и должен быть глупый вид, потому как всё это большая глупость и пиздоблядство, - грустно ответил Грохотов, потирая ушибленную голень. - А где Мэрилин Монро? - спросил тихо я. - А на болоте. Ей ещё такой срок тянуть, что лучше не спрашивай… - ответил дракон и, как кот, почесал за ухом. - И куда теперь, Джимми? - отошёл от шока Якин. - Через тернии, к забору. Там я вас оставлю и съебусь, - зевнул дракон. - Что это за забор такой? - пристал к нему Якин. - За ним Рай… - почему-то ответил Зуаб, задумчиво разглядывая свои ногти. - А что там в этом Раю делать? - не унимался журналист. - Искать профессор Бубенцов, - продолжил негр. У меня в памяти всколыхнулось волнующее видение чёрного надгробия и за-пах можжевеловой самогонки. Я вспомнил пьянку на кладбище. Я вспомнил всё и не понял ничего. Откуда Зуаб знает о профессоре? Бред какой-то. Рай ещё этот… Мои мысли перебил дракон: - Надо уёбывать отсюда, пока барон не пустил армию. Он очень зол. Это его планета и его «зона». Здесь мотают сроки проститутки, вампиры и ещё некото-рые жадные актёры, причём они тут, как и вы, не бесплотные духи. Хуёвое ме-сто. Жильберт наверняка сейчас стучит Сатане о нашей миссии. Потеряем вре-мя - попадем обратно в Ад. - Тогда хуле тут топтаться? Поехали! - вскричал Грохотов. К нам вернулась уверенность и сила духа. Мы были готовы продолжить су-масшедшую гонку с преследованием, лишь бы вернуться домой. И даже весь небесный легион не остановит нас в праведном стремлении к Родине. Мы взобрались на дракона и тот с магическим гулом привел в действие свой летательный механизм. Завертелась планета Телатус, заметались звёзды и бес-конечный космос раздвинул свои немыслимые пространства перед четырьмя отважными пьяницами. Нас ждал какой-то забор и ловил сам Сатана. А ещё добродушный профессор Бубенцов зачем-то обозначился в этом сценарии. Дракон ревел всем своим соплом и, обходя маяки, нёс нас навстречу неиз-вестному Раю. На несколько секунд мне показалось, что это сон, вызванный «паленой» водкой и закусью типа жевательной резинки «Turbo». Но мне это только показалось. Конец первой части Часть 2. ВОСЕМЬ ШАГОВ 1. Это Рай, браты! - Прыгайте, идиоты, а то поздно будет! Это орал Джимми, зависнув над грандиозной пропастью, дно которой окуты-вал густой и зеленоватый туман. Там, внизу угадывался край какого-то обрыва, и что-то вроде забора или изгороди. Нас окружали звёзды и взъерошенные кометы. Космос был везде, кроме этой треклятой пропасти. Это трудно объяснить трёхмерными категориями. Это как во сне, когда видимое пространство оказывается вне тебя; и в то же время ты сжимаешь его в ладонях, как бабочку Махаона. Несмотря на фантастичность среды, прыгать вниз ни хуя не хотелось. Джимми, похоже, терял терпение. - Да прыгайте же, сейчас нас накроют и пиздец Рождественским встречам с Аллой Борисовной. - А может, ещё полетаем, а? - предложил Якин, с ужасом глядя в колоссаль-ную бездну. - Полетаем, канешна-а-а… - грубо ответил дракон. Встряхнувшись, словно мокрая собака, дракон выкинул нас в ебеня. - А-а-а! Бля-а-а! - заорали мы в терции и октавы, на манер хора Турецкого. Мы неслись вниз как капли весеннего дождя, как прощальный помёт грачей, отправляющихся в тёплые страны. Я вспомнил всё и даже больше. Теперь я знаю, где лежит моя заначка с прошлогодней «шабашки». Семь тысяч сирене-выми «пятихатками». Если вернусь, пойду в сарай и там, между плитами, за старым велосипедом «Украина», заберу её... Потом страх прошёл. Мы летели, потеряв ощущение реальности. Это дли-лось не долго... Первым соприкоснулся с твердью Грохотов. За ним приземлились Зуаб, Якин и, наконец, ваш покорный слуга. Не было боли. Не было вообще ничего - только досада, ощущение смутного обмана и едкая пыль. Мы лежали на краю обрыва прямо перед бесконечным деревянным забором, абсолютной копией того, через который мы убежали из Ада. Даже краска похо-жая, зелёная. Видимо, мы вернулись к тому, от чего так стремительно бежали. Где-то вверху раздался рёв драконовой турбины и ещё какой-то неясный и низкий гул. Мы тупо смотрели в открытый космос, где Джимми делал лихой разворот с жутким ускорением. Он быстро удалялся от нас, словно за ним гна-лась святая рать. И в самом деле, вскоре по чёрному небосводу промчался звез-долёт не звездолёт, а так, какая-то фантастическая дрянь, типа медицинской ут-ки. Она искрилась и издавала мощнозловещий вой. Эта штука явно преследова-ла дракона. - Надо уходить, пацана, - прохрипел Зуаб, вставая с пыльной поверхности. - Куда тут на хуй уйдешь? - вздохнул я. - Если только в пропасть… - Забор, билять. Пошли, бабушка говорил, - уверенно произнёс негр. И мы, как овцы, подошли к забору. Зуаб опять стал изучать щербатые доски. И снова там была пометка «восемь ша…». Мы прошли эти шаги и, естественно, обнаружили надломанную доску, как в нашем заводском саду. Отодвинув её, наш отчаянный негр влез в неведомый проём. За ним последовали и мы, смутно понимая, что больше здесь ловить нехуй. И пропал космос! И пропала ёбаная бесконечность пространства со звёздной пылью и Большой Медведицей! Мы стояли на мягкой почве, поросшей нежной, молодой травкой. Нас окру-жали деревья, похожие на кипарисы или, как их там…, ещё называют. Заросли черемухи развратно растопырились, наполняя округу тестостероновым арома-том. Где-то посвистывали щеглы и стрекотали в траве кузнечики. И, самое при-ятное, - в голубом (без подъёбок!) небе сияло тёплое, ласковое светило. Это бы-ло солнце. Настоящее солнце и ни какой не прожектор. По небу плыли облака-барашки. - Это явь? Или просто мне снится? - прошептал Якин. - Это Рай, браты, - без вдохновения, по-рабочему ответил Зуаб. - Это вот интересно! - воскликнул Грохотов и наклонился, как Гулливер. Он сорвал нежный василёк и вожделенно понюхал. Его глаза наполнились той запредельной мутью, которую даёт долгожданное свидание с Родиной. Воз-дух пьянил разум и тормозил инстинкты. Короче, надо было пропиздячить полкосмоса, вдыхая продукты сгорания дра-коньего топлива, чтобы понять значение флоры и фауны в диалектическом раз-витии общественных формаций. И мы это поняли. И оценили. Мы срали в кустах сирени как кроманьонцы; мы вытирались трепещущими листьями лопухов как гунны; мы жрали грецкие орехи как греки и плевали в траву, как национал-социалисты. И природа взирала на нас с высоты своего первозданного величия, через листья кипарисов, улыбаясь и благословляя. - Я отсюда никуда не пойду, - заявил Якин, развалившись в траве, как тварь дрожащая. - И чёрт с тобой, лежи, - вяло ответил Грохотов, тоже никуда не спеша. - Надо найти профессор, - гудел негр, жуя зелёное яблоко. - Надо, - соглашался я. Но мы продолжали лежать на мягком ковре мать-и-мачехи и мысли наши бы-ли легки как смерть от «передоза». Наверное, мы просто устали. А тут ещё эти птицы… Мы уснули тихо и спокойно, как лошади… Впервые за всё время наших скитаний я увидел цветной эротический сон с Ириной Салтыковой в главной роли. Мы плыли с ней на широком плоту по реке Ангара навстречу утренней заре. Холодные брызги великой сибирской реки по-падая нам в лицо, вызывали буйство мысли и будили либидо. Мы не спешили с соитием, мы смаковали близость коитуса по каплям, по гранам, по минус деся-той степени. А где-то в тайге тем временем ревели бурые медведи и стучал дя-тел. Какие-то рыбы шли на нерест и на речном берегу пил воду огромный марал с королевскими рогами. Сдохнуть можно! Я даже не проснулся, когда нас накрыли ангелы ППС-ники с тоскливыми ли-цами Пьеро. Ну их, этих ангелов. Им не приснится Ирина Салтыкова и даже Ксюша Собчак не приснится. Поэтому я позволил себе проснуться только в ка-кой-то грязной хижине, когда с меня попытались снять ботинки. Рядом Грохо-тов душил трепещущего ангела волосатыми руками, а Зуаб шипел как кот. По-том был распылён какой-то газ из баллончика и мы ослабили сопротивление… Нас оставили в покое, подперев дверь сломанной веткой. Ангелы снаружи что-то обсуждали птичьими голосами. Видимо, они ещё не знали, кто мы. Это вселяло некоторую надежду. - Да когда же это кончится? – взмолился Якин. - Кончится когда-нибудь, не может не кончиться, - ответил я, вспоминая Ири-ну Салтыкову. - А мы сбежим отсюда, - рубанул Грохотов, смутно понимая, что сбежать аб-солютно, философски и физически из райского сада невозможно. Отсюда могут только выгнать. Может быть, правда, есть какие-то параллельные миры или чёрные дыры, но хуле там делать, позвольте спросить, в этих дырах? Мы приняли нашу поимку как очередной и закономерный факт жизненного пути, отпущенного нам Господом. К тому же, в хижине стояли какие-то лежан-ки, а на окне, как стафилококки, покоились густые грозди свежего винограда. Мы решили не напрягать сознание и сожрать этот виноград. И мы его сожрали. А потом за нами пришли. Пришли и не совсем приличными жестами пред-ложили пройти. Гордо подняв головы, мы последовали за ангелами по широкой, залитой солнечным светом, лесной просеке с фигурными тополями. Скрипела сочная трава и где-то в небесах играла невидимая арфа... 2. На природе Когда мы переходили видавшую виды узкоколейку, пришлось остановиться. По рельсам, раскачиваясь и весело шипя, полз пёстро раскрашенный парово-зик, тянущий за собой вагончики, как в детском аттракционе. В вагончиках си-дели милые девочки лет под тридцать. Да, для нас, сорокалетних долбоёбов, это были девочки. Нимфы, ей богу нимфы! Они махали нам светлыми алебастро-выми ручками и весело смеялись. Дым от паровоза обдал нас благовониями. Душа рвалась в новый мир. Внезапно я услышал шлепок слева и, не задумываясь о его причине, всадил раза в челюсть ангелу ППС-нику, стоявшему от меня справа. Паровозик катил себе вдаль, со своими нимфами, а мы уже укладывали поверженных «дружин-ников» в кусты жимолости аккуратными штабелями. Потом мы пересекли железную дорогу и стремительно углубились в вол-шебный лес. - Интересно, у них есть собаки? - сам у себя спросил Якин. - Мы успеем далеко уйти. Смотрите, вон там река, - сказал Грохотов, словно столичный гид, и указал куда-то пальцем. И правда, чуть левее по горизонту лес спускался к прозрачной стремительной речушке, из которой то тут, то там выскакивали золотые рыбки. Мы спустились к реке и… О чудо! В трепещущих камышах лениво покачива-лась изящная лодочка. В ней заботливо лежали два весла. Но мы не идиоты, как думал о нас дракон. Оттолкнувшись от берега, мы поплыли по течению, на-полняясь святой бодростью и веря в светлое настоящее. В ветвях густого ореш-ника пела иволга, а золотые рыбки выглядывали из воды и что-то приветливо шептали в нашу сторону. Зуаб сидел на носу и его чёрное лицо выражало извечную африканскую думу. Тут, посредь милой речушки, хотелось верить в разных лесных духов и сатиров. - Лодку украли! Пидорасы!!! Стой, стрелять буду! - прервал нашу идиллию истошный вопль с берега. Мы синхронно повернулись на крик. Его источником был мускулистый дух леса с козлячими рогами. В руках он держал здоровенный лук и неоднозначно натягивал тетиву. Видать, ещё тот охотник. Спорить было бесполезно. Мы при-чалили к берегу. Козлорогий Робин Гуд подбежал к нам и, не убирая лука, сурово спросил: - Кто такие? - Мы - ищущие и страждущие люди. Нет нам упокоения и милости Господа. Несёт нас река времени в зловещую пропасть забвения, - начал было я. Но мой философский спич был тупо прерван разящей фразой: - Статья 313, побег из под стражи с применением насилия и иного коварства. Приговор - шестой блок Ада, - лесной дух опустил оружие и улыбнулся. - Не ссать, ребята. Сейчас пожрём чего-нибудь. Мы сели на упавшее дерево, удивлённые и завороженные такими словами. А козлоногий сатир прислонил к сосне свой зловещий лук и колчан со стрелами. Затем он сложил ладони лодочкой и произвёл в окружающую среду заповедные булькающие звуки. В лесу, в его глубоких чащах и переплетённых ветвях, слов-но эхом, отозвались то ли птицы, то ли зверьё какое-то. И пошло это удивитель-ное волнение во все стороны, словно сообщая кому-то секретные позывные. Дух леса потешно подмигнул нам и достал из мохнатой сумки на поясе что-то завёрнутое в «Литературную газету». Эта штука пахла уж очень пикантно. А ещё у него оказалась в наличии одна бутылочка... *** Этот замечательный вечер мне никогда не забыть! Мы сидели у костра в компании весёлого сатира, старообрядца-лешего и ка-кой-то миловидной наяды. На огромном вертеле шипел и ароматно румянился жирный кролик. В тени таинственных зарослей матово поблескивали кувшины со слабоалкогольным нектаром. По предложению лешего мы уже успели глот-нуть этой прелести и, надо сказать, не напрасно. - С устатку надо, родимые. Перед трапезой полезно, - скрипел он, адекватно ситуации. - А вы, значит, из Ада сбежали? - интересовалась красивая наяда. - Да, гражданка. Мы имели честь «кинуть» Сатану, в силу некоторых причин, - хвастал Якин, задрав подбородок. - Вам пиздец, родимые, - заключил сатир. - Хуиздец, - перебил его леший. - Им до конторы только добраться, а там че-го-нибудь придумают. - Наверняка уже глотов по следу пустили, а эти твари всё чуют, - гнул своё са-тир. - А чего это - глоты? - спросил Грохотов. - Чудовища без мозгов, но с инстинктами. Если их вовремя не ёбнуть, сожрут без разговоров, - по-простому ответил леший. - А вы тут, значит, зверьём заведуете? Типа, егерь? - перевёл неприятную те-му Якин, обращаясь к сатиру. - В самую точку. Ведь все животные попадают в Рай и за ними надо вести наблюдение. Ну, там ареалы, миграции и прочая геолокация. - А говорят, у них души нет? – задал я давно терзавший меня вопрос. - Они и есть душа. Наделив человека разумом, Господь лишил его души. И все эти бредовые россказни священников не имеют под собой никакой основы. Людей здесь называют полудушки, ибо совсем без духа нельзя - по технологии. Дух — информация, куда же без неё? - ответил сатир и сплюнул в кусты тёрна. - То есть, лишь сознание определяет поведение в обществе? И к природе это не имеет никакого отношения? - допытывался я. - Ну, что-то ведь должно определять поведение. Иначе хаос и распад материи. - А причем тут материя? – вдруг встрепенулся Грохотов, выпив очередные 0,5 литра нектара. - А вы думаете, первичная энергия не имеет поведенческого кодекса? Вду-майтесь в слова «атомарная система». Система-а-а… - умно протянул сатир. - Понятно. Человек на ином уровне… - вздохнул я. - Причем, не на самом высоком, - промурлыкала неяда. - А венец творения? - не унимался Якин. - Забей, Федя, на венец. Вот уже и кролик готов, - перебил его леший. Все засуетились. Кролик пах так, как и положено чистой душе. Я чувствовал себя собакой Павлова. Слюну некуда было девать - она шипела на углях. И вот мы поедаем нежное мясо, запивая нектаром. Звёзды опустились почти нам на головы и пьянили межгалактическим пространством. Мы смеялись над простыми шутками лешего и целовали неяду. Сатир изображал, как кричит выпь. Это был удивительный вечер. Даже озабоченный в последнее время Зуаб - и тот сплясал танец африканских уток. Да, блядь, лес наше богатство – берегите его! Берегите его, люди! Уже близился рассвет. Ночной туман свежим шампунем мыл реку перед но-вым рождением. Птицы ещё не проснулись, но их присутствие уже чувствова-лось… - А вот я, простой лесничий. Каждая травинка у меня на счету. Любое дерево мудрее какого- нибудь начитанного умника в очках, - скрипел леший, упершись морщинистым лбом в корабельную сосну. - Дерево умный зверь, ибанарот, - вторил ему Зуаб. Грохотов вяло домогался неяды, которая гладила его волосы мягкой ладош-кой. Якин спал у костра, крепко зажав в кулаке берцовую кость кролика. Эта идиллия продолжалась недолго. Где-то вдалеке послышался низкий звук, от которого лично у меня встали во-лосы не только на голове. Зуаб замер в абсолютно трезвой позе. Грохотов от-дернул шаловливую руку от груди неяды. И только Якин спал самым скотским образом. - Вам пора на съёб, - кратко выразился сатир. - Это глоты, - добавил леший. Мы вскочили в жуткой панике. Зуаб невежливо схватил посох лешего. - Бери его. Он технологичный - направляешь на дурную плоть и та цепенеет. Только не забудь сказать при этом «ух». Правда, на глотах я его не пробовал, - дал полезные указания леший. - Садитесь в лодку и по течению - вниз. На первой излучине прижимайтесь к правому берегу и бегите к фиолетовым камням. Там тропинка. По ней выйдете к усадьбе. Там контора и грязевые ванны. Грязь вас скроет. Не привлекайте внимании! - почти скороговоркой напутствовал нас рогатый сатир. - Якин! Пьянь репортёрская! Вставай, пора бежать дальше! - рявкнул Грохо-тов. - Оппозицию нахуй! - торжественно шлёпнул губами журналист. Пришлось пинать его ногами и тревожить тлеющим углём. «Спасибо» мы не услышали, но зато смогли погрузиться в лодку и отчалить от гостеприимного берега. Леший и неяда махали нам руками, а сатир крикнул: – Мы тут пока в казаки–разбойники поиграем с этими глотами. А вы уж по-старайтесь не проебать свободу! Быстрое течение подхватило нашу ладью. Вскоре наши лесные друзья пропа-ли в зелёной живой материи девственной природы. 3. Смех и бессилие Течение было сильным и приходилось только подруливать и табанить вёсла-ми там, где надо. Мы проплывали в нереально живописных местах - там, где дикие кабаны выходили на берег и пили чистую воду, а в тихих заводях мель-кали бобровые хатки. Хотелось курить и смотреть на небо. В небе парил орел, нахально сбрасывая в реку внушительные колбаски свежего помета. Вскоре река стала делать кру-той поворот. Вот и излучина. Плоский берег, усыпанный мелким песком. Зуаб мастерски причалил наше судно. Мы втащили лодку на берег и пошли по песку в сторону громадных валунов сизо-фиолетового цвета. Эти глыбы бы-ли холодны как лёд и скользкие на ощупь. Они как бы радушно раздвигались, приветливо обнажая узкую извилистую тропинку. Прямо как в сказке какой-то! Мы уже вступили на ту волшебную тропку, когда позади раздался тот самый, низкий и утробный, звук. Вся наша гоп-компания сделала оборот на 180 граду-сов и… Мы увидели этих тварей. Караул! Их было три штуки. Размером с осла, покрытые щербатыми панци-рями, они глядели на нас красивыми рубиновыми глазами. Это были какие-то паукообразные создания, идеальные с точки зрения инженерной мысли. Но нахуй бы нам такие инженерные идеалы. Ощеренные пасти с жёлтыми редкими зубами выделяли тягучую зловонную слюну, которая, попадая на землю, шипе-ла, как кислота. Они приближались к нам неумолимо и зловеще, как судебные приставы или очередной экономический кризис. Гипнотический взгляд сковы-вал наши движения. Хотелось только одного - быстрее сдохнуть, чтобы не ви-деть эти ужасные безжалостные маски. Но это было только в начале. Через секунду возникло совершенно противо-положное чувство. «А не пошли бы вы нахуй!» - так можно было обозначить это чувство. Я не успел даже дёрнуться, как Зуаб выставил посох лешего и рявкнул: – Пух! Чудовища слегка присели, оскалив тёмные пасти. Затем они снова двинулись вперёд. Зуаб недоуменно посмотрел на посох. - Наебал нас лесник, - вздохнул Якин, подбирая, тяжёлый булыжник. Грохотов уже успел кинуть камень в одного глота. Камень отскочил от панци-ря, как от бетонной плиты. Вдруг меня осенило. - Лезьте на скалы! Хуле стоите! – заорал я и, как обезьяна, вскарабкался на огромный фиолетовый валун. Это заняло доли секунды. Альпинизм был жив в моём внутреннем мире со времён студенчества. Мои товарищи, видимо, тоже имели нужные в данный момент навыки. В итоге через пару секунд мы висели на скалах, как летучие мыши. Внизу глоты кровожадно смотрели на нас. Эти сволочи прекрасно пони-мали, что долго нам не продержаться. Так оно и случилось. Первым упал Зуаб с посохом. Остальные медленно со-скальзывали с замшелых валунов. Я, как в тумане, видел как ближайший глот раскрыл пасть и кинулся на Зуаба. Посох лешего вошёл в глотку чудовища, как клизма. Наш негр обреченно вздохнул: - Ух, ты… Вернее «Ух», потому что «ты» я уже не услышал. Меня парализовало. Как будто всё тело залили гипсом. Я только видел, как Грохотов, Якин и Зуаб сдела-ли такой же «стоп кадр». А сукам глотам было всё похуй. Они двигались свободно и ничто им не ме-шало. Вот один подошел к Грохотову и неторопливо схватил его за ногу… Бля! Это было нечто! Мерзкая безмозглая тварь отскочила от ноги личного шофера мэра, как будто ее ёбнуло молнией. Дважды перевернувшись в воздухе, глот упал на спину. У него изо рта повалил сизый дым. Он дёргал своими ко-нечностями в предсмертной судороге, но остальные монстры, не имея способ-ности мыслить логически, набросились на Якина и Зуаба. Результат был таким же ярким и вселяющим надежду. Чудовища умерли быстро, неприятно и, воз-можно, даже болезненно. Вот ведь, как великолепно-то! Я не про погибших зверушек. Я про нас. Мы стояли парализованные друг напротив друга, не в силах пошевелиться. Зуаб так и держал в своих чёрных окостеневших руках половинку посоха. Якин растопырился, словно перед прыжком в бездну. Грохотов стоял, как герой-освободитель, величаво, но глупо. Как выглядел я? Не знаю. Немая сцена в окружении фиолетовых валунов и поверженных монстров. В голове вертелась одна единственная мысль: «Ходят ли по этой тропинке какие- нибудь гномы или эльфы? И если ходят, то как часто?». Бессилие и безволие - самые страшные атрибуты повседневной человеческой жизни. Именно тогда эта самая жизнь на хуй не нужна. Ты видишь окружаю-щую среду, но не можешь её не только изменить, но и просто нагадить где-нибудь в палисаднике. Мимо тебя проходят строительства новых жизней, изо-бретения велосипедов, террористические акты, а ты, как реально неодушевлён-ный предмет, переживаешь жизнь где-то внутри себя и не способен к героиче-ским поступкам. Ждать, когда на тебя обратят внимание - хуже банальной смер-ти. Хуже триппера, иль там посещения налоговой инспекции. Такая дрянь лезла мне в голову, пока мы стояли, парализованные посохом лешего. Время потеряло смысл, а пространство размеры. Да что же это блядь, такое? Ненавижу приключения и все эти поганые сюрпризы судьбы! 4. Иуда и грибы - I said all day all night Our love needs protection Our love needs direction I love you … Всё. Началось. Не имея возможности двигаться, но обладая слухом, я понял, что наступил час расплаты. За всё, блядь, за всё. Сейчас из-за валуна появится Боб Марли в красно-жёлто-зелёной шапке и мой мозг реально начнет принимать «шестой» канал. И он появился. Правда, на голове этого миража была обычная стариковская панама. И это был совсем не Боб Марли. Галлюцинация была одета в какую-то библейскую одежду, имела длинные вьющиеся волосы и аккуратно подстриженную бородку. Гигантский «косяк» торчал у незнакомца во рту. Было видно, что начинка этого «косяка» имела взрывной эффект. Этот гражданин держал большую плетёную корзину, в одной руке, и столовый нож, в другой. Грибник, братцы! Нормальный, укуренный грибник. Ведь такие встречаются на каждом шагу. От них просто проходу нет. Чего я разволновался? Он увидит нас, позовёт кого надо, хоть самого Сатану, и нас освободят. Мне похуй, что с нами сделают, только не эта замороженная жуть. - Стой! Куда ты идёшь, торчок в панаме? Куда ты, подлец, уходишь? Мы здесь, у тебя на дороге, на пути твоём, стоим монументально! - я орал внутри своего организма неистово и громко. Но грибник смотрел куда-то сквозь меня и думал о чём-то своём. Ему было заебись. Его «накрыло» стократ возвышенно, подобно ямайскому солнцу. Он уходил неотвратимо, как детство. И тут произошло чудо. Именно с этого момента я стал верить в чудеса. Якин сделал такой мощный хлопок, что я навек разочаровался в китайских петардах. Конечно, все разумные люди имеют полное конституционное право пердеть там, где им вздумается. Но этим правом они пользуются зачастую не-верно и вульгарно. Например, в ванной или под одеялом. Может быть, в этом есть какая-то социально значимая идея, но нет творческого начала. Ведь чело-век только тем и отличается от животного, что может мыслить творчески. А так любой обыватель, иль там избранник какой, может срать в кровати грубо и не эстетично. Но Якин выпустил газ, как в последний раз в Помпеях. Это был гимн обре-чённых, но не сломленных парижских коммунаров. И он был услышан. Ушед-ший в себя грибник вскинул голову сначала к небу, затем заглянул в свою кор-зину и только потом увидел нас. - Опа, манекенчики! - обрадовался он. Манекенчики стояли в молчании и злобе. Обладатель древней панамы обо-шёл всю нашу композицию и стал позади Грохотова. Я видел, как у шофера на-пряглись зрачки. Представляете, вы парализованы, а у вас за спиной стоит об-долбанный незнакомец с неизвестными намерениями. Да ещё в панаме. Но грибник просто пытался понять действительность. И он её понял. - Шоп я сдох, они окаменели. Леший. Твою мать… - рассуждал он, поставив корзину на землю. Он обошел нас, потрогал сломанный посох и ещё раз чихнул. - Вот. И правда! Четыре танкиста и собака, - прошептал он, глядя на Зуаба. Негр сверкал глазами, не желая быть собакой. И тут опять произошло чудо. Якин вдруг захохотал душевно и звонко. Потом повалился на землю совершен-но не парализовано. Грибник тоже так похихикивал. Отсмеявшись, Якин встал и представился незнакомцу. - Здравствуйте, я Фёдор Якин. Путешествую транзитом, по вселенной. - Иуда. Иуда из Кориафа. Грибки собираю. Отличные подосиновики, посмот-рите, - ответил грибник. - Как? Тот самый? Который Христа сдал? - изумился Якин. - Это ещё вопрос, кто кого «кинул». Хотите яблоко? - Яблоко раздора? - язвил журналист. - Да нет. Аантоновка, правда падалица, - протянул ему Иуда мятый плод. Якин взял его и моментально сожрал. Потом он оглядел нас, стоящих всё так же неподвижно и глупо. - Ну, что? Так и будем тут выставляться, граждане? - обратился он к нам. - Им надо рассмеяться и заклятие исчезнет. У лешего всегда один и тот же пароль доступа, - сказал Иуда, поправляя свою панаму. - Слышали, грешнички! Здоровый смех убивает лошадь, - обратился к собра-нию Якин. Вы когда-нибудь пробовали смеяться по заказу? Вам говорят: «Хохочи! Смейся, блядь, сука!». А вы что? Вы стоите, как ДПС-ник тупо с радаром, и вам нихуя не смешно. Ну, просто абсолютно. Что делать, господа, когда даже Якин вызывает у вас печаль и депрессию? Но, мне кажется, Иуда уже имел опыт в подобных делах. Он так непринужден-но подошёл ко мне и так профессионально пустил «паровоз» от свежего «кося-ка», что через пару минут меня нахлобучило, как в общаге 2-го мединститута в районе Коньково. Заебись! Фокус ослаб, исчезла остроотточенная явь, солнечный рэггей заи-грал под черепом и Якин уже не казался мне таким уж умным и серьёзным. Он становился забавным, но всё равно не смешным. И тут Иуда весьма неожиданно показал мне указательный палец и этим пальцем покривлялся. Откуда-то из пе-чени ко мне в сердце хлынул сумасшедший смех. Уже на земле я корчился в ве-сёлых пароксизмах, забыв даже причину спасительного смеха. И ещё - я был свободен, как расценки на услуги ЖКХ. А апостол в панаме профессионально накуривал Грохотова. Но того канабис вводил в жуткий депрессняк. Его глаза мутнели, как одеколон, в который доба-вили воду. Ожидать задорного смеха было, по меньшей мере, глупо. - Тяжёлый случай, - пробормотал Иуда, подходя к Зуабу. - Грохотов. Если ты не будешь смеяться, мы сдадим тебя в комиссионку, как чучело, - горячился Якин, чем ещё сильнее «напрягал» шофёра. - Тебя поставят в углу какой-нибудь сауны. И на голову будут вешать шляпы и шарфы. Потом все будут ебаться на бильярдных столах, а ты даже подрочить не сможешь. - А может, тебя поставят в краеведческий музей, рядом с чугунной пушкой, и школьники будут сбрасывать тебе в карманы шелуху от семечек, - добавил я в промежутках смеха. Грохотов чернел на глазах, как мумия, и вдруг резко дернулся, подпрыгнул и схватил Якина за шею. Мне стало ещё смешнее, когда я увидел, как округляются глаза журналиста. Грохотов посмотрел на меня. Бля, ну и вид у него был. Я чуть не обоссался от смеха. И тут до него дошло. Он отпустил Якина и тоже душевно рассмеялся. - Дебил, - хмуро прошипел Якин. - Интересно. Оказывается, гнев тоже выводит из заклятия, - задумчиво сказал Иуда. Разозлить Зуаба было очень сложно. Он был непроницаем для гнева именно тогда, когда это было архинеобходимо. Но выход нашёл всё тот же Якин. Он неожиданно вспомнил про бабушку Джожи и деньги племени. Причем, вспомнил в самом непотребном контексте. Это и было слабым местом негра. Нет, не деньги, но бабушка. В итоге заклятие было снято, а журналист чуть не получил настоящей африканской пизды. Но, учитывая уникальную ситуацию, всё закончилось хорошо. - Ну, вот и ладненько, - бодро пропел Грохотов. - Все живы, здоровы и готовы к подвигам. И увидел я, что это хорошо и хорошо весьма… Потом Иуда достал из корзи-ны бутылочку и поставил на сиреневый валун. Да, выпить не помешало бы. И мы выпили. 5. Самогонка императора И вот, мы подошли к величественным воротам, сделанным наверняка из зо-лота. Или, на худой конец, из бронзы. Они были бесподобны. Такого сложного и красивого рисунка я не мог себе представить даже после двухнедельного запоя. Какие-то лилии, драконы, фантастические орнаменты и прочая символика. Та-кими и должны быть врата Рая. Такими они и были. Направо и налево от них в бесконечность убегала резная и высокая ограда. У самых ворот стоял жилистый, роста выше среднего, волосатый мужик, в швей-царском одеянии. По сценарию, это должен быть апостол Пётр, но что-то под-сказывало мне иное. И я не ошибся. Нет, высокого стража звали тоже Пётр. Но это был не апостол. Это был царь. Царь Пётр Алексеевич Первый. Он был слегка пьян, а мы слегка трезвы. Одной бутылочкой Иуда не ограничился. Короче, мы были на одной волне с Весёлым Реформатором и любителем европейских цацек. - Ну. И хуле вы тут делаете? - беззлобно спросил страж врат Рая. - Петя! Это нормальные ребята. У нас бухло закончилось - ответил Иуда. - Как напиваться с праведницами иль кататься на водных лыжах - это без ме-ня. А как «догнаться» - так сразу: Петя, Петя, у нас водка закончилась, - съязвил император и тут же вздохнув спросил. - У тебя опять грибы на закусь? - Нет, ещё маца есть, - довольно воскликнул Иуда. - Эх, попался бы ты мне в своё время с этой мацой… Тащите бревно, щас гульнём, - приказал Пётр Первый. Мы, повинуясь высочайшему приказу, резво притащили добрый кусок дерева с мягкой корой и сучками. Потом расселись, величественно и умиротворенно, подле райских ворот, словно на тайной вечере. Царь достал невъебенистиче-скую (иного слова, честное слово, не тут подберёшь) бутыль, заткнутую какой-то скрученной газетой и деревянные кружки. Грохотов потер ладони, как муха. Якин аристократично выпрямился., Зуаб перестал наивно улыбаться. А я вытер нос рукавом. Иуда вывалил всё содержи-мое своей корзины на землю и внимательно ковырялся в этом. - Только чур, пить до дна. Не то отпизжу, - напутствовал всех священный страж, разливая пахучее пойло. И мы выпили до дна. Граждане, всё только начинается! Это была настоящий «первач»! Не свекольный, не картофельный, а самый тот, из пшенички! Такого сейчас не делают! После кружки этого нектара я при-близился к небу почти вплотную. Грохотов с уважением посмотрел на Петра Первого. - Что, нравится? - спросил тот. - Вилы! Бля, божественная сила… - только и мог произнести Грохотов. - В самую точку. Ты даже не представляешь, кто иногда берёт у меня пару бу-тылочек, я ж не дорого… - довольно проговорил император, жуя сырой подоси-новик. - Я представляю, - влез Якин. - А разве в Раю не трезвенники, иль там праведники, проживают? - спросил я, особо не надеясь на положительный ответ. - А тут всякого полно. Коррупция, хуле, кумовщина. Да и Господь за этим особо не следит - он вселенную контролировать не успевает. А там Чёрные ды-ры распоясались, Белые карлики митингуют, спутники - суки-шпионы, драконы хулиганят… - А кто ж за людьми присматривает? Ведь катятся в пропасть тьмы челове-ки… - Когда сын его. Когда апостолы дежурят. Аа в основном Сатана разруливает по-своему, хитрый он. Да никуда они, нахуй, не денутся, людишки эти! Засрут одну планету, переедут на другую. Люди - скучный предмет… - Пётр Первый потянулся к бутыли. - А как же духовность, уважаемый царь? Как же заповеди? - не унимался я, заворожено следя, как император наполнял кружки. - А ты их видел, эти заповеди? Читал в подлиннике? - Нет, в подлиннике не читал. А вот в Библии… - Ты где живёшь, сынок?! Ты веришь всему, что написано в книжках? - рявк-нул Петр. - Но ведь закон Ома, сохранение энергии, «Капитал», «Происхождение ви-дов», «Жития святых», «Вечный зов» - это ж основы основ! Плюс Библия… - Не вали всё в одну кучу, Беспяткин. Физические законы и религия - две раз-ных дряни. Одна определяет бытие; другая ни хуя не определяет, - ответил царь, ставя на землю бутыль. - Ну, вздрогнули, бояре! Я автоматически схватил кружку и вылил её содержимое в душу, минуя же-лудок. Это чтобы не потерять мысль. Но Якин был проворнее, он уже загово-рил, тяжело дыша. - Законы нравственности - основополагающая сила прогресса. А нравствен-ность проистекает из законопослушания, духовности и любви к ближнему. Раз-ве не к этому нас призывают священники? - Да отьебитесь вы, алканы, со своими жрецами. На обмане не построишь идеального общества, даже с помощью красивых слов о добродетели. Ешьте мацу… - отмахнулся Петр Первый. Зуаб уже давно усиленно питался дарами природы и еврейской кухни. Он ни-чего не говорил, но всё понимал. Сука. Мы пытаемся разъяснить смысл бытия, а он со своим вуду пожирает подосиновики. Грохотов вошёл в штопор и просто так спросил: - А когда мы домой попадём? - А вот пока всё не выпьем, хуй вы куда попадёте, - ответил ему упрямый им-ператор. - Это правда, ребята. Петя такой, пока не споит - не отпустит, - подтвердил Иуда заплетающимся языком. - А ты, растаман, заткнись и пей. Вот тут у меня ещё лук есть…. Все потянулись за луком и наполненными кружками. 6. Уходим огородами - Я верю в светлое будущее, науку и эволюцию! - ревел я куда-то в сторону. - Билять, давайте споём песню про подмосковные вечера, - третий раз призы-вал Зуаб всю компанию. Но самогон Петра Первого сделал свое историческое дело - всем всё стало ясно в этой жизни. Грохотов полез на ворота и упал оттуда. Якин играл с Иудой в сику на подосиновики. Царь храпел под забором, время от времени поднимая то одно веко, то другое, следя за воротами. Сколько времени прошло - трудно сказать. Но вдруг перед нами возник круг-лолицый гражданин в дорогом сером костюме и при галстуке. Он ошалело смотрел на нас и был явно растерян. Я встал почти вертикально и подошёл к нему. - Вам кого? - вежливо спросил я. - Мне сказали, что у ворот меня будет встречать апостол Петр. Это вы? – тихо проговорил он. - Нет, не я. Но уполномочен… - выдохнул я луковый миазм. - А кто вам ска-зал? - Судьи… - А-а-а, судьи. Это которые со Львом Толстым? - Да, вроде разные… - А вы сами кто? - Я председатель совета директоров Н-ского комбината. - Идите все нахуй!!! Сегодня приёма не будет! - раздался животный рык Пет-ра Первого. Петр, Великий страж Рая, приподнялся над землей и мутно смотрел на при-шельца, направленного в этот самый Рай. Якин бросил карты и подошёл ближе, с ненавистью вглядываясь в председателя Совета директоров Н-ского металлур-гического комбината. Тот попятился в рефлекторном испуге. И было от чего. - Олигарх? - кратко спросил Якин. - Ну, я же заплатил…. - За райское местечко - на Канары, в загробные офшоры наши денежки пере-водил, да? - пытал его Якин. - Я в Бога верю. Давал деньги на реконструкцию храмов. И, вообще, чего вы меня допрашиваете? Суд уже был и его решение непоколебимо… - Я суд! - заорал Якин и со всей своей журналистской дури всадил новопри-бывшему в ухо справедливым кулаком. Председатель совета каких-то там директоров ёбнулся оземь, как царица-лебедь. Его лицо вспухло мгновенно и пунцово. Якин стоял над поверженным классом, как назидание всем потомкам. Мне было обидно за свою медлитель-ность. Плохо я учил историю партии. Грохотов тожо топотно подошёл к нам и брезгливо смотрел на испуганного капиталиста. Тот был жалок. Он начинал понимать, что не всё можно купить за доллары. Есть высший суд. Причем, независимый от традиционного «высшего суда». - Пропустите чёртову полудушку, идиоты! - гаркнул проснувшийся оконча-тельно император. - Вы тут ни хуя не измените, только себе хуже сделаете. Этот придурок может подать неприятную жалобу, а в вашем положении это не есть правильно. Олигарх встал бодрее и уже не прятал глаза. - Я обязательно подам жалобу в соответствующую инстанцию. И мои адвока-ты известят вас о возбуждении дела, - с привычной интонацией затараторил он. - Чего, бля, ты сука… - начал было Грохотов, но его оппонент проворно под-бежал к воротам и стал трясти их изо всей силы. Петр Первый схватил олигарха за шиворот одной рукой, а другой достал за-мысловатый ключ. Затем он отпёр замок и, приоткрыв ворота, втолкнул туда прибывшую полудушку. Олигарх, воровато оглядываясь, поспешил по узкой тропинке вглубь райского сада. Царь повернулся к нам: - Ещё по кружечке и вам надо пробираться в контору, - серьёзно сказал он. - Иуда проводит. Он тут все тропки знает. Пока этот проплаченный пидор дойдет до усадьбы, вы встретитесь со своим Бубенцовым. - Я корзинку у тебя оставлю? - встрепенулся Иуда. - Валяй, оставляй, - согласился страж райских ворот. Короче, мы хлопнули ещё по кружке пшеничной самогонки и стали трезвее всех трезвых. Потом, следуя за опальным апостолом, мы устремились вперёд к усадьбе райской канцелярии, путанными тропками и живописными ущельями. Иуда был настоящим скаутом. Он знал, где север. Он ориентировался по мхам и лишайникам. Мы продирались сквозь колючий тёрн. Переходили броды, полные пузатой рыбы. Лезли через какие-то камни и кручи. Наконец, мы вышли на открытую местность, которую венчал здоровенный и белоснежный дом - замок с пристройками и какими-то сараями. А прямо перед нами раскинулся волшебный луг, пестревший клевером и ромашками. На лугу паслась пятнистая корова с обломанным рогом. - Это Машка, - пояснил Иуда, когда мы поравнялись с животным. - Ты чего клевер топчешь? Тебе леса мало? - обратилась корова к апостолу. - Да нет, Маша. Просто мы в контору спешим, понимаешь… - отозвался тот. - Кто понял жизнь, тот не спешит… - отвернулась от нас Машка. Мы направились прямо к огромадной усадьбе с колоннами и барельефами из греческой мифологии. Почему-то на дворе никого не было. Всё вокруг как будто вымерло. - А пациенты на рыбалке. Завхоз Пётр в выходные всех тащит на рыбалку. Так что вам надо быстренько спрятаться в грязелечебнице, а мы с негром про-ведем рекогносцировку, - как бы отвечая на мои внутренние вопросы, сказал Иуда. По-моему, эти граждане умеют читать мысли, надо быть поосторожнее. Мы ускорили шаг, внутренне собравшись и, возможно, трезвея. 7. Райская усадьба Честно говоря, ни черта мы не собрались и не протрезвели... Когда мы проникли в этот грязевой бассейн, выложенный шахтинской плит-кой, лично меня вело по всем сторонам света; и узоры на плитке напоминали фантастические водовороты. Но всё же, понимая судьбоносность момента, я фокусировал зрение и остатки мыслительного процесса. Грохотов погрузился в грязь, как настоящий английский боров, с достоинст-вом и алкогольным выхлопом. Якин осторожно присел на край ванны, намере-ваясь заснуть. - Ни хуя не спать! - крикнул я. - А никто и не спит, - в полузабытьи прошептал Якин. Грохотов уже храпел в грязи, по- свински скривив рот. Я вспомнил про Зуаба и Иуду. Ведь они тоже в «гавно». Как они будут передвигаться по усадьбе? «Заметут» родимых. Прощай, родная сторона.. Может утопиться? Прямо в этой грязи целебной. Нет, суки, не дождётесь! - Вставай, проклятьем заклейменный! - заорал я. - Весь мир голодных и ра-бов! - Кипит наш разум возмущенный! - подхватил Грохотов из глубокого сна. - И в смертный бой вести готов! - вынырнул из пьяных пут Якин. Мы смотрели друг на друга неистово и навыкат. Пиздец! Как всё надоело! Постоянный «съеб» откуда-то в куда-то. Страх на-казания, неотвратимость возмездия, давление «системы» и ещё чёрт его знает что. В этот момент в грязелечебницу ввалились Зуаб с Иудой. Опальный апостол удивлённо и пьяно посмотрел на нас. - Вы это чего тут? - спросил он и рухнул на плитку, не получив достойного ответа. Зуаб ощерился и потер руки. У него на роже реально проявилось наше буду-шее - светлое и справедливое. - Мы нашли его! - продышал он. *** И вот, мы осторожно шагаем по залитому солнцем коридору, отсчитывая ка-бинеты. Вскоре перед нами обозначилась серая полированная дверь с табличкой «Канцелярия». Зуаб осторожно постучал. - Войдите, тут не заперто, - раздался из-за двери знакомый, правильно по-ставленный голос. Мы вошли взволнованно, как на дурацкий ЕГЭ. Перед нами стоял тот самый низкорослый, лысоватый мужчинка в дорогом твидовом костюме и при галсту-ке. Он улыбался мудро и спокойно, как человек разумный. Кто-то ведь в этой сказке должен быть разумным. - Что-то вы припозднились, ребята. Но это уже не важно, - сказал он. - У нас были некоторые причины, знаете ли….- начал было я. Но профессор Бубенцов перебил меня: - Знаю, всё знаю. Вам надо завязывать с водкой. Переходите на сухое «Токай-ское». Но это тоже не суть важно... Вам пора домой. - А это возможно? – тихо спросил Якин. - Это почти возможно. Но нужно разрешение Господа. Он будет после обеда, а пока выпейте вот это. Бубенцов налил нам в граненые стаканы флюоресцирующую зеленоватым цветом пахучую жидкость. - Это для отрезвления. Народная штучка, - пояснил он. Мы выпили жидкость и волшебно проявились, словно фотографии. И ника-ких тебе капельниц. Я даже вспомнил таблицу умножения. Вот ведь фокус... Пока мы ждали «после обеда», за окном стали раздаваться голоса и сопутст-вующие им звуки – разные там скрипы, звон, треск и звучание губной гармош-ки. - Это с пикника возвращаются праведники, - сообщил Бубенцов. - Вам жела-тельно не «светиться». - А сюда не зайдут? – спросил Грохотов. - Могут, но сегодня день рождения Лота. Так что, наверняка, все будут танце-вать на лугу. - Вместе с коровой? - поинтересовался Якин. - Так Машка как раз и заведует райской хореографией, - сказал профессор. - Я так и знал! - воскликнул Якин и в шкафах задрожали стекла. За окном кто-то заорал: - Бубенцов! Спускайся к нам! Чего ты там прячешься?! Выпей с нами за юби-ляра! - Да! Выпей со мной, психолог! - донёсся с улицы хриплый пропитой бас. Бубенцов покраснел и подошёл к окну. Он отодвинул тяжёлую портьеру и приблизил чело к стеклу. Потом повернулся к нам. - Это Лот, старый развратник. Теперь не отвяжется, - напряжённо проговорил он. И точно, бас за окном вещал грубо и настойчиво: - Мы идем к тебе, канцелярская крыса. Приобщайся к народу! Народ уже идёт. Профессор подскочил к двери и, приоткрывая её, шепнул нам: - Сидите тихо, я скоро вернусь… Затем он стремительно распахнул дверь и исчез за ней. Мы тупо смотрели друг на друга. Бля, да что за хуйня? Опять тормоза. Ожидание - самое хуевое изобретение человечества на уровне Windows 8 и Макдональдса. Ожидание развалило СССР. Ожидание породило ГИБДД и налоговые декларации. В ожидании проходят са-мые лучшие наши годы. Годы, в которых мы бы геройствовали перед природой и совершенствовали камасутру. Ожидание - туман. - Зуаб, а как у вас в Африке относятся к Фрейду? - вдруг спросил Якин. Негр вскинул поникшую кучерявую голову и без улыбки ответил: - Людоеды его читают… Блядь, какие людоеды? Почему Фрейда? Я вышел из тумана с головной бо-лью. Но Якин видимо был настроен серьёзно. - Они ищут оправдание своим наклонностям? - пытал он нашего африканца. - Не. Просто составляют «сонники» для соплеменников, - уже совершенно по-русски ответил негр. - Как у вас всё продвинуто, - удивился Грохотов. - Гламурно, - тоскливо выдохнул Зуаб. - А рэп? - спросил я. - Рэп – говно. Стравинский рулит. - А что я говорил, - обрадовался Грохотов. - Зуаб интеллигентный негр, а не какой-то там дикарь из племени хуюмбы. - У нас нет дикаря, Вова. Это в Европе дикарь, в Америка. Там поклоняются единый эквиваленту и индекс Доу Джонсона. Они не видят звёзд и не понимают птица. Ни один американца не скажет налоговому инспектор «пошел ты нахуй…». Это в Голливуде они такие смелые. Короче пидорасы, билять…. - А русские? - спросил Якин. - Русские нормально. Только доверяют жуликам и ведутся на западный понт. Плохо. - Солидарен, - рявкнул Грохотов и пожал Зуабу руку. - Эх, где же Бубенцов? - высказал я терзавшую меня мысль. - Наверное, бухает. Зря он давал нам эту отрезвляющую хрень, - с досадой произнёс свободный от опьянения Якин. - Не все люди хитрые, я знаю, - зачем-то сказал я сам себе. И мы притихли. Было слышно, как где-то вдалеке кто-то орёт частушки под губную гармошку… И вдруг, рядом в коридоре, раздались шаркающие шаги и беспечное посви-стывание. Звякнуло ведро и дверь в канцелярию предательски открылась. 8. Всё кувырком Читая в школе «Ревизора», я никак не мог себе представить легендарную «немую сцену». Ну, где, типа, все стоят в нелепых позах и это символизирует полный ахуй. Короче, ты ждёшь, надеешься, веришь, а к тебе приходят из соот-ветствующих органов и говорят: «Из самого необходимого возьмите кружку, ложку и паспорт…». Вы понимаете, что все ваши планы в полной жопе и оста-ется только покориться неумолимой судьбине. Так вот. Звякнуло ведро, и дверь в канцелярию открылась. На пороге стоял... снабженец Тухленко… Со шваброй и задумчивым выраже-нием на красном лице. Если Господь един и все материальное мы познаем через ощущения, то наверняка Тухленко ступил на позиции исторического материа-лизма. В его округлившихся глазах я увидел пресловутую «вещь в себе» и ис-пуганного Канта. Столкнулись две системы познания мира. Две стороны, взаи-моисключающие друг друга. - Здравствуйте, - послышался «земной» голос Якина. - Пиздец! - эхом вторил ему Грохотов. - Вы здесь? - заключил высокоинтеллектуальный диалог сам Тухленко. После этого он медленно попятился в коридор, аккуратно прислонив к стене громадную швабру. Вся наша гвардия так же медленно двинулась ему навстре-чу. Это было, как в шахматах. Мы играли чёрными. И тут Карпов отвернулся, а Каспаров виртуозно спёр с доски коня. Тухленко побежал по коридору с оглушительными криками: - Спасите, помогите, преступники в городе! Нарушилась вся торжественность момента. Мы, тоже громко топая, ринулись за испуганным снабженцем. Мы тоже кричали, но совершенно обратные вещи: – Стой, сука! Пидор! Пизда тебе, понимаешь… Так мы оказались на дворе. Там нас увидели все праведники, во главе с апо-столом Петром и пьяным Лотом. И началась игра в догонялки. За нами бегала даже корова Машка, воинствен-но мыча и щёлкая хвостом. Тухленко где-то потерялся. Вся кутерьма диалекти-чески развивалась. И, наконец, в действие включились боевые ангелы. С этими пацанами лучше было не спорить. Нас согнали в кучу и приставили какие-то магические жезлы к головам. Си-лы покинули нас и наступила рекламная пауза. К нам подошёл Пётр и, достав какой-то блокнотик из спортивных штанов, начал что-то писать. В толпе праведников раздавалось торжествующее гудение и позвякивание наполняемой посуды. Король инцеста Лот вышел вперед с гра-нёным стаканом и прихлебнул из него. Потом он хлопнул по плечу пишущего Петра: - Хорош писать, контора. Дай пацанам водки, - сказал он миротворчески. - Отстань, Лот. Я заполняю журнал, - отмахнулся Пётр. Наступило тягостное ожидание. Кто-то в толпе мучительно икал. Корова чав-кала и била слепней тугим хвостом. Наконец, апостол дописал последнюю строчку и жестом указал на нас ангелам. Те, работая жезлами, повели нас в какой-то сарай с узкими ставнями. В этом сарае нас и заперли, как конокрадов. У входа поставили двух караульных с со-баками. Опустившись на прелую солому, мы молчали, впервые не обсуждая очеред-ное пленение. И нехуй тут чего обсуждать. - Тухленко… С-сука… - вздохнул Грохотов. Ему никто не ответил. За пределами сарая продолжалось весёлое гульбище. Там пели песни про «Мороз», «Виновата ли я…», «Ямщика». Раздавались шаловливые девичьи по-визгивания и грубый хохот праведников. Вся эта разгульная движуха раздража-ла. Я швырнул в деревянную стену осколок какого то кувшина. За дверью за-лаяла собака, и один из стражников грубо крикнул: - А ну-ка там, бля! Якин в бессилии застонал и уткнулся в солому красным лбом. Даже негр был удручён и задумчив. Может, именно так выглядит немая сцена Гоголя? Может, так грустили первые христиане или декабристы? Человек всю свою жизни куда-то бежит иль откуда-то съёбываеться. Его по-стоянно ловят, пиздят и отпускают под залог. И снова он бежит к закономерно-му концу, где стоит представитель иного мира и вместо приза, иль там памятной медали, просто даёт в ебло. Это потом человека судят и отправляют на строи-тельство бараков или санаторное лечение с рыбалкой и развратом. А вначале всё равно пиздят. Почему? Господь знает. Но вряд ли скажет. Кстати, где же он всё-таки есть? Пора бы ему появиться и решить нашу участь. Бегать я больше не буду, идите все на хуй. Хочу домой, хочу домой... - Хуле ты орешь? Все хотят домой, - перебил меня Якин. - Мне кажется, нам не «светит», - вздохнул Грохотов. - Не грустите, пацана. Я чую... - подбодрил нас Зуаб. И наступило состояние полного отчуждения. Ведь, в принципе, мы не украли огонь у богов, не осквернили часовню. Мы шли по жизни, как мыслящие про-дукты эволюции, и пили водку. Это не преступление, это судьба. А судьба во-обще понятие внешнее. Неожиданно где-то в небе раздался мощный звук, подобный грому. Но он не угасал после первого раската, а наоборот, усиливался, как будто сверхзвуковой СУ-35 решил полетать на низкой высоте. Стихли праздничные звуки пирующих праведников. Через несколько секунд грохот прервался. Барабанные перепонки постепенно приходили в норму. В усадьбу явно кто-то пожаловал. И этот кто-то был не последним человеком в очереди за «андроповкой» по 4 руб. 70 коп. Но мы продолжали лежать, пони-мая: если что - нас «вызовут». 9. Высшая инстанция А не вызывали нас долго. Около часа снаружи раздавались чёткие команды и кто-то кого-то конкретно разъёбывал. Кто-то по полной программе, скажу я вам. Ударно разносил не-удачников этот кто-то. Топот ног, женские всхлипывания, постыдные оправдывания, какие-то спра-ведливые удары в тело и звон стекла. Всё это говорило о генеральной проверке иль высшем шмоне. Одна только фраза («Пока, я там с драконами разбираюсь, у вас тут опять день рыбака?») наводила на мысль о серьёзных намерениях при-бывшего инспектора. - Это он, - странным шёпотом произнес Якин. - Тем лучше, скорее бы, - облегчённо выдохнул я. Мы были готовы ко всему, но нас всё не звали. В итоге Зуаб заснул, а мы ста-ли играть в «города». - Елец, - крикнул Грохотов. - Царицын, - вставил я. - Сейчас такого города нет, - заспорил Якин. - Да похуй, ведь был же, - не уступал я. - Волгоград – город-герой. Всё остальное монархическое дерьмо! - упёрся Якин. - Кто это дерьмо? - раздался грозный рык. Мы даже не заметили, как дверь нашего сарая открылась и на пороге появил-ся крепкий ангел-сержант в начищенных берцах. Он был не прочь использовать эти берцы на нас. Это светилось в его в глазах, но, видимо, ему были даны ка-кие-то иные указания. И посему он коротко добавил: - На выход! Наша рать понуро последовала за ним. Мы смутно догадывались, куда идём и зачем. На приусадебном дворе царила генеральная уборка. Повсюду праведники с мётлами и совками убирали мусор и сажали зелёные туи. Ангелы-уборщики на-тирали паркет, а взволнованный Лот чинил собачью конуру, воровато отхлёбы-вая из серебрянной фляжки. Нас провели всё тем же коридором, но мимо канцелярии. Нам предназнача-лась дверь с табличкой где большими буквами было писано «ПРИЁМНАЯ». За ней нас встретила красавица секретарша и тихо сказала: – Проходите, вас ждут… Открыв другую дверь с табличкой «Господь», она глубоко вздохнула. Якин споткнулся и неприлично ввалился в кабинет. Мы, как продолжительно «ко-сившие» призывники, последовали за ним. В кабинете, с длинным столом и портретом какого-то волосатого человека, находились все те кто, знал о нас и наших поступках. Там был и Сатана, и Дро-чио и - самое главное! - Лев Толстой. Во главе стола сидел бородатый мужик, словно списанный с фотографии Фи-деля Кастро в период его революционной деятельности. Камуфлированная во-енная форма ещё больше усиливала сходство с великим команданте. Таким я представлял себе Господа, если бы верил в него. Его умные глаза смотрели пря-мо на меня - твёрдо и спокойно. Я решил говорить только правду и ничего, кро-ме правды. Апостол Пётр раскрыл свой блокнот и негромко кашлянул. Дрочио оскалился и потёр прыщавые руки. Сатана выпрямился и в его глазах вспыхнул зелёный огонёк. Лев Толстой жевал свою бороду, смотря прямо перед собой без каких-либо эмоций. - Ну, товарищи. Давайте, чего там у вас? - уверенным, низким голосом произ-нёс Господь, побарабанив пальцами по полировке стола. - У нас налицо вселенское преступление. Побег из под стражи с территории шестого блока Ада. Незаконное использование дракона, оскорбление барона Фон Жильберта и его подданых, нападение на сотрудников ППС и попытка убийства уборщика второго этажа Тухленко, - торжественно произнес Пётр. - Какого Тухленко? – удивлённо спросил Господь и я понял, что он не все-знающий. - Это новенький. Прибыл с преступниками по ошибке. В последнее время за-нимался в клининговой службе райской канцелярии, - поспешно добавил Пётр. - Понятно. Ну, что скажете, граждане? - обратился к нам Господь. Я набрал полную грудь воздуха и собрался каяться. Но тут опять фальстарт сделал Якин: - Виноват. Товарищ Господь, можно вопрос? - громко и твёрдо пролаял он. - Без проблем. Задавайте, Якин, - разрешил Господь. При этом Сатана дёрнулся, как будто ему в жопу всадили сапожное шило. Дрочио перестал скалиться, а Лев Толстой скрипнул зубами. Блядь, журналист хуев. Куда ты ебло свое суёшь? Тут тебе не городская Дума, где можно задавать дурацкие вопросы и ковырять в носу. Это Высший трибу-нал, а не Верхняя палата. - Вы - Бог? - спросил Якин и вопрос сковал всех присутствующих. Видимо, главный был знаком с такими вопросами и потому коротко ответил: - Для вас, Якин, да. Хотя это понятие служебное и не отражает всей сути. - Тогда вы всё поймете, - сник журналист. - Я постараюсь понять, поверьте. Так. Что конкретно совершили эти люди? - обратился Господь к нашим обвинителям. Сатана встал и тоном генерального прокурора начал свою речь. - Прошу обратить внимание всех присутствующих на то, с какой наглостью преступники нарушали законы мироздания. Они считали себя особыми фигу-рами во Вселенной, на которые не действуют кодексы, законы и мораль. Они создали для себя свою, приоритетную, мораль, по которой совершали свои пре-ступления. Извратить понятие «театр», разбивать портреты уважаемых людей, насмехаться над администрацией колонии, совершать побеги, использовать дра-конов в личных целях, пить и дебоширить - всё это с улыбочками и глупыми философствованиями. Они даже сейчас не понимают, какие страшные послед-ствия несут их так называемые «приключения». После заслуженного наказания им была дарована свобода за добросовестный труд, но они посчитали лучшим скандально сбежать из Ада, произведя массовые волнения. И ещё эта пьяная выходка алкоголика Беспяткина на главной сцене. Последствия его бреда до сих пор обсуждаются среди грешников. В одном из бараков даже создали радикаль-ную секту анархосоциалистов-утопистов. Этим делом сейчас занимается след-ственный комитет Ада. Я считаю, что этих мерзавцев надо отправить в небы-тие. Вот подробный список злодеяний. Спасибо. Сатана подсунул председателю не совсем чистый листок с письменами, сел на место и тягостно замолчал. Господь повернулся ко Льву Толстому: - А что вы скажете, граф? - невозмутимо спросил он. - Честно говоря, я хотел только возместить моральный вред, причинённый мне Бепяткиным. Но, видимо, всё более серьёзно чем я предполагал. Я за пред-ложение Сатаны, - прошамкал бородатый подвижник. - Дрочио? - обратился Господь к монстру. - В небытие! - рявкнул рогатый надзиратель, не думая. Господь опустил ладони на стол и спокойно сказал апостолу Петру: - Готовьте приказ об аннигиляции Беспяткина, Якина, Грохотова и этого, Тхо-го. Вопрос закрыт. - А как же последнее слово, адвокаты и смягчающие обстоятельства? - вы-крикнул Якин. - Пьянство не может быть смягчающим обстоятельством, - вставил Сатана. - А ты заткнись, сволочь! - заорал я на дьявола. - Сам пьёшь запоями и му-тишь с героином, а ещё развращаешь молодёжь низкими целями. Тебе место в петушином бараке! - А также вы с инженерами и прорабами закрываете «левые» подряды и пиз-дите доски, а потом продаёте их через земные строительные конторы! - добавил «в тему» Грохотов. Сатана вскочил пунцово красный и тут же сел, вспомнив приличия. Нам эти приличия были уже не к чему и мы наперебой «валили» верхушку администра-ции в уголовно процессуальном контексте. А под конец я добавил: - А Толстой даже бороду не расчесывает, графоман. Нам дали выговориться, не перебивая и не останавливая. Когда мы излили душу и совесть, Господь буднично и спокойно повторил свой приказ апостолу и добавил, что необходимо создать комиссию по проверке деятельности ООО «Адская стройка». Нам это, конечно, было слабым утешени-ем, но всё-таки. - Кстати, а что делать с этим вашим Тухленко? - вдруг спросил Господь. - Мы решили отправить его на землю, после того как он уберёт столовую, - ответил Петр. Блядь, Тухленко на землю, а нас сотрут волшебным ластиком, как хуёвый эс-киз? Где же справедливость? Где мудрость Господа? А впрочем, плевать. Если нами кто-то управляет, значит ему виднее. И да свершится воля Твоя! Аминь. 10. В небытие Пока секретарша печатала бумаги, нас усадили в приёмной и дали по таблет-ке феназепама. Грохотов попросил две. Ему отказали. Мы не смотрели друг на друга. Незачем всё это. Мы исчезнем из мироздания, как-будто нас и не было. А на земле родные и близкие будут думать, что мы пропали без вести, как бомжи какие, иль там герои космоса. Грустно всё это. Но феназепам начал действовать и становилось как-то легче и незначитель-ней… Ну вот, бумаги отпечатаны, скреплены печатями и отданы на подпись. Это тоже не заняло много времени. Боевые ангелы повели нас по коридору к лест-нице. По ней мы спустились в подвал. Он представлял собой готический лаби-ринт с факелами и красными камнями, покрытыми плесенью. Где-то что-то ка-пало и было холодно, как в склепе. Нас вели по коридору - грубо и торопливо. Наконец, мы оказались в широком зале с облезлыми колоннами. Из мебели там был только знакомый сиреневый валун и большая глиняная чаша, напол-ненная бурой жидкостью. Рядом с валуном стояли Сатана, Дрочио и апостол Пётр. У первых двух на лицах играл «Вальс Цветов» Чайковского, у апостола на лице вообще ничего не играло. Он достал бумагу и торжественно, как пионер-скую клятву, произнёс текст приговора. Если честно, мне он даже не запомнил-ся, этот приговор. Ангелы схватили Якина под руки и повели к громадной чугунной двери, по-крытой копотью и каким-то жиром. По пути ему протянули ковш с бурой жид-костью. Якин гордо выпил прощальный напиток и рефлекторно пощелкал паль-цами в поисках закуски. Один из стражей откинул тяжёлый засов и открыл дверь. За ней страшно обо-значилась мёртвая темнота. В эту темноту и втолкнули не закусившего Якина. - Пока, пацаны! - успел только крикнуть он; и дверь захлопнули. Ангел экзекутор неторопливо клацнул ржавым рубильником и над дверью за-горелась красная лампочка. Она горела секунд пять, после чего траурно погас-ла. - Следующий! - выкрикнул Пётр. На этот раз поили и аннигилировали Зуаба. Негр просто пожал нам руки и ничего не говорил. Грохотова «отправили» третьим. И, наконец, меня подтолкнули к небытию и забвению вежливо и мягко. Я глотнул прощального пойла и почувствовал, как в жилах потекли шаловливые змейки. Это был всё тот же самогон Петра Первого, но уже подкрашенный ка-кой-то дрянью. Я оглянулся на Сатану. Тот довольно улыбался, видя, что я оценил шутку. По-том я вошёл в темноту и за мной закрылась дверь мира. Я потерял время и ос-татки разума. Я ждал чего-то мучительного, но не страшного. Передо мной не проносилась вся жизнь, я не видел белый свет, мне было абсолютно похуй на всё. Наверно, так умирают олегофрены. Им не о чем жалеть и не о ком вспоми-нать. Вдруг чья-то сильная рука схватила меня за шкирку и резко дернула куда-то влево. Так грубо и недостойно уходить в небытие? Ебанарот! Зачем тащить за шкирку? Я ж не в ментовке. Но меня волокли, как пьяного бухгалтера в вытрез-витель. Позади что-то ярко взорвалось и запахло серой. Потом звякнуло железо и появился свет. Он обозначил маленькую каморку в которой стояла старая сти-ральная машина и на ней сидели… Якин, Грохотов и Зуаб. За пределами мироздания есть реальность! Мы будем жить в этой, блядь, ка-морке и делать подкоп. Мы найдём выход! Я знал, я всегда знал! - Привет покойнички! - заорал было я. Но Грохотов почему-то встал и молча поддал мне в живот легким хуком. Ой, бля, за что? Какого хуя? - Тише, идиот, - прошипел Якин и сделал круглые глаза. И тут до меня дошло. Это была не каморка, а кабина лифта. Только какая-то сволочь успела сюда поставить стиральную машину. Тусклый свет запылённой лампочки выхватывал из темноты матерные слова про какую-то Надю. И ещё там было нацарапано «8 шагов…». Лифт опускался со скрипом и дрожью. Потом створки раздвинулись и мы вышли в... коридор подъезда Ибанова. Потом на улицу. Там горели редкие фо-нари и (о, радость!) лаяли собаки в частном секторе. До магазина мы почти бежали. Заспанная продавщица, вздыхая и плюясь, продала нам пять бутылок «Медовой» водки и крабовые палочки. Потом мы всё же докупили хлеб и аджику. Пришлось немного постоять в магазине, ожидая, когда пройдёт ментовский патруль. После этого мы рванули к Ибанову. Завхоз, зевая, открыл дверь и злобно спросил: - И где вас, бля, носило? Мы ничего не ответили и устремились в комнату, судорожно откупоривая бу-тылки. Накатив по стакану, мы съели по ложке аджики и только после этого посмот-рели друг на друга. Это действительно было смешно. И мы засмеялись - как не-винные дети проклятого антропогенеза. Ибанов ничего не понимал и рожа у не-го была довольно таки глупая. Над ней мы тоже посмеялись. А потом выпили ещё водки. 11. Coda Грохотов звонил каким-то блядям. Якин самозабвенно слушал «Сектор газа». Зуаб мчался на компьютерной тачке по улицам Монако. Ибанов громко давал ему советы. Тётя Валя педагогически храпела. Полосатый кот смотрел мне пря-мо в глаза и мне казалось, что он всё знает. - Пшёл нахуй, заебал смотреть, - шикнул я на него. Но кот не ушёл. Он взъерошился и зевнул. И тут какая-то сила толкнула меня к двери. Я, в нелепом безумном тумане, выбежал на улицу и поймал такси. - На кладбище. Быстро! Плачу за скорость! - крикнул я, торопясь и заикаясь. Довольный хачик рванул с места, как на престижном ралли. Я смотрел в мутное стекло «шохи» и реагировал на каждую мелочь. Все чувства были ого-лены и работали в авральном режиме. В стекло летела мошкара и пыль. Всё это, почему-то, было важно. До кладбища мы долетели минут за десять. Сунув таксисту мятые рубли, я проворно кинулся к ограде и, как прыгун Бубка, перескочил через неё. Моё тело упало на кучу мусора и старых венков, поцарапав щеку. Потом я бежал по тёмной аллее, ведомый всё той же самой необъяснимой си-лой. И вот, наконец, я остановился перед широким мраморным надгробием. Пе-ред ним была резная оградка и слева от нее - полированная скамейка и столик. На скамейке сидел профессор Бубенцов, а на столике волшебно блестела бу-тылка «Малинового звона». Два пластиковых стаканчика были уже наполнены. Сам профессор добродушно улыбался. - Присаживайтесь, Беспяткин, - спокойно казал он. Мне тоже стало спокойно и сел я без напряжения и тоски на скамеечку подле профессора. - С возвращением! - провозгласил тост Бубенцов, поднимая стаканчик. - С возвращением! - ответил я. И мы выпили. Мне хотелось о многом спросить профессора, но я чувствовал, что это не нужно. Я знал, что он сам скажет то, что надо и не слова лишнего. И он сказал. - Переходите на «токайское», ребята. - Перейдем. Но как всё же… - А вот так. Господь просил не говорить про петровскую самогонку и переда-ёт привет. Вас нет в списках живых и мёртвых. Так что, расслабьтесь. - А когда умрём? - спросил я сомнительно и тихо. - Никогда. Это побочный эффект нашей мистификации. Сатана об этом не должен знать. Впрочем, ты всё равно напишешь… - Я не буду ничего писать. Я ж не Пелевин какой... - Это хорошо, Беспяткин. Давай ещё выпьем, а то мне пора в канцелярию. С этими словами Бубенцов разлил остатки «звона» по мутным стаканчикам. Мы допили напиток и встали со скамейки. Рукопожатие было крепким и доб-рым. Потом профессор растворился в мраморном надгробии, а я всё стоял с пустым стаканом в руке и героически пытался понять его пустоту. Конец второй части Часть 3. ТРИДЦАТЬ ТРИ ПРОЦЕНТА 1. Шахматы - Не ссы. Вот перчатки, они конским волосом набиты, - Виталик совал мне в рожу эти чёртовы перчатки. - Да нахуй надо. Ты - мастер спорта. Чего ты пиздишь, что только уклоняться будешь? Ёбнешь в дыню и мне чего потом - на группу садиться? – упирался я. - Вот зуб даю! Ни разу не ударю. А ты пиздячь как можешь. Да только хуй попадёшь, – уговаривал меня похмельный мастер спорта. Короче, уговорил таки. Надел я перчатки и думаю: «Ебать тебя конём с такими фантазиями! А то ещё просто так пизды отхватить можно, без перчаток». Вообще, бухать с бывшими «мастерами», «сенсэями» и «авторитетами» я не люблю. После второго «пузыря» их тянет на демонстрацию своих пропитых способностей. И приходится простому работяге терпеть эту муку или кидаться стульями. Мне стульями кидаться нравиться. Тут я, пожалуй, тоже мастер. Ну, да ладно. Виталик объяснил мне, что надо ударить своими перчатками по перчаткам соперника и бой начнётся. Вся беда была в том, что происходило это в присутствии множества таких же не трезвых свидетелей, которым было в кайф полюбоваться на неравный бой с последующим лёгким (или нелёгким) нокаутом. И ещё эти сволочи, как в фильмах Гая Ричи, по-блатному так мости-лись на берёзовых брёвнах, с пивом и чипсами. Блядь! Ведь знают, что Виталик делал отпечатки кулаков на почтовых ящи-ках. Не гнул их, как простое быдло, а именно бил - так резко и сильно, что на металле оставались нехилые «посмертные» слепки. В общем, объяснил мне товарищ правила и посмотрел в глаза, как волк. От-бросив мандраж и близость неминуемого аута, я ударил его по перчаткам и, во-брав всю рабочую силу в мышцы, прямо и свирепо, распашным таким стилем всадил в сторону лица Виталика. В той стороне что-то волшебно хрустнуло и я почувствовал препятствие. Как сквозь туман я видел деформацию лица мастера, кровавую соплю и паде-ние тела на кусты боярышника. Вся публика перестала хрустеть чипсами. На-ступила та самая тишина, которая разрушила Советский Союз. И только в пар-ке, за кладбищем, приглушённо стонала дискотека. Виталик лежал в полном нокауте, иль как там ещё лежал. Я стоял в полном ахуе, опустив руки с перчатками по швам, как будто слушал гимн. Вся пьянь столпилась вокруг нас и сипло дышала. Кто-то хлебнул пивка и тихо сказал: – Надо ударить по перчаткам и разойтись на два шага. А уж потом ебашить-ся… Ну, что-то подобное сказал невидимый консультант. В это время Виталик выходил из неудобного положения, как настоящий мас-тер. Ясное дело, что получал он по еблу и похлеще, но чтоб так, с позором на виду элитных алканов - это провал. Вернее, два провала - один его, другой мой. Мой был неприятен лично мне. Видя, как он поднимается с прелой листвы, я понимал, что ежели у меня нет под руками стула - я инвалид. Стула не было, даже жидкого. Оставались навыки лёгкой атлетики и грамоты за кроссовые бега по лесам и взгорьям. - Пиздец тебе. Съёбывай, пока он головой вертит, - подсказал мне всё тот же неведомый консультант. Впрочем, я и сам уже подумывал об этом. И я побежал. Как я бежал? Да ни один американский негр с лошадиными ногами и не мечтал о таком беге. Это был ветер странствий, цунами страха и поток времени. В триедином порыве я мчался по крапиве к новостройкам, слыша позади мерный топот мастера Вита-лика. - Стой, блядь! Всё равно догоню! - иногда визжал он. «Да. Хуй там стой! Знаем мы такие штучки», - думал я не совсем окрылённо. Конечно, я бы его загнал, вздумай он продолжать погоню, но боксёр остано-вился и душевно взмолился: - Беспяткин! Хорош, ладно. Я сам виноват. С тебя литр, с меня мир. Я не «ведусь» на всякие там «я сам виноват и прочее», но упоминание литра в устах Виталика - это клятва Гиппократа, как минимум. Такими вещами он не шутил ни разу. Да и кто шутит литрами? Разве что Никита Михалков. Но тому и без литра веры нет. А Виталик был далёк от меня и киношного гламура. Я остановился и, похлопывая перчатками по бёдрам, подошёл ближе. - Без пизды? - спросил я. - Ты ж меня знаешь. Клянусь третьим раундом, - ответил Виталик. - Тогда я пошёл в гастроном? - сказал я, снимая перчатки. - Пошли вместе. Не ссать, братан, - привычным спокойным тоном прогудел он. Мы пили за киоском и жрали зельц. Осенний ветерок мягкими удавками стя-гивал нас и уносился трепать кресты на кладбище. Уже стемнело, а Виталик всё рассказывал, как он бился в любительском боксе и как потом ушёл из него в бы-товой штопор, а затем в ментовку. Тяжка была его повесть, как кандалы. Потому пересказывать я её не буду. А вот на неожиданное предложение закатится в общагу к известному танце-вальному коллективу (пусть название его окутает тайна, ибо они до сих пор с успехом гастролируют по Европам и Китаям) меня вдохновило и я, пошуршав остатками заначки, согласился. Мы пошли через лог, где бомжи жгут покрышки и поют на три голоса. Тре-щали сверчки и звёзды носились по небу на спортивных велосипедах... В общаге, как обычно, что-то пили и стирали. Я до сих пор думаю, что стирка и пьянка чем-то похожи. Водка очищает душевную грязь, но наполняет грязью печень. А обычная бытовая стирка носков похожа на третью стопку. После неё хочется остановиться и вытереть лоб покрытый испариной. Короче, мы расположились в комнатке барабанщика Андрэ и под водку стали играть в шахматы. Вскоре вся комната играла в шахматы, а за водкой ходил На-родный хор. Народный хор это не обычный половой термин - это несколько женщин в на-рядных костюмах и гармонист Незабудкин. Если они начинают петь про коня или про просторы, то антипатриотичный гашиш вам не нужен априори. Башку несёт так, как Благую весть! Даже без шашек. Ах да, шахматы. Ну, вы знаете, что шахматы - это забавные фигурки на клет-чатой доске. Они «ходят» и при этом надо думать. Это если по справочнику. Но если пешками щелбанить, как в «Ну погоди!», и не думать, а только пить водку, то это Чапаев. В такие моменты все чувствуют себя героями. В отличие от дура-ка Каспарова. Он то и пулемета «Максим» никогда не видели, даже в белой го-рячке. А мы видели. Вернее, представляли и перевоплощались. Вся общага и Народный хор. И вот я понял, что пьян, как шахматы. Как Алёхин и Капабланка, вместе взя-тые. Я окинул взглядом окружающий мир и не увидел там себя. Это было ужас-но. Мир есть, а меня нет. Народный хор есть, боксёр Виталик, гармонь и певица Анюта тоже есть. Я ощупал себя и не нашёл. Вы спросите, как же я мог себя пощупать, если меня нет? Я и сам задавался этим вопросом, даже попробовал произнести его вслух. Но звука не было. Толь-ко щёлканье чьих-то пальцев и шелест страниц перекидного календаря. В этот момент в комнату вошёл участковый Паша с каким-то свёртком. По-ложив его на стол, он развернул газеты и стал посредь комнаты с «макаровым» в розовых руках. Потом он начал стрелять. В барабанщика, гармонь, танцоров и в Народный хор с Незабудкиным. Все кровати утонули в багровых лужах. Выпученные глаза и пробитые шахматные доски, смертные хрипы и шуршание пяток по грязному полу. Кто-то визгливо стонал, а на полу рассыпались и растекались алые розы. Поскольку я как-то глупо, без души и тела, витал в оконном проёме, то смерть меня не коснулась. Остальные лежали внавал - как груда кровавых тря-пок. Паша подмигнул мне в окно и толкнул остолбеневшего Виталика. Тот дёр-нулся и как-то растерянно посмотрел на шахматную доску, на которой лежала мёртвая королева. Затем они вместе с участковым ушли, словно время. Без ме-ня. Странно всё это. Я вернулся из окна неожиданно и прочно. И тоже покинул общагу, где свершилось то, что свершилось. Если я, конечно, не ошибаюсь. 2. Европа и Азия Я бежал по «пьяной дороге» в сторону вокзала, в район «опытных» прудов. Нет, я не был напуган там, иль заинтригован. Я просто понял что-то. Не спра-шивайте - что. Не отвечу. Потому, что сам не знаю. По моему лицу стегали плети вишен и лай собак сопровождал меня словно втораяСоната Шопена, третья часть. В темноте мелькали блики луны, пивных крышек и рябь на воде. Наконец, я остановился и сел на берег пруда, прямо в мокрый песок и гнию-щие ветки. Я прислушался к миру и понял, что он изменился. Изменился как-то кривобоко и с неприятным запахом. Блядь! Не надо так. Господь, останови про-цесс! Люди не виноваты в том, что тебя на всех не хватает. Но я то знаю. Они виноваты лишь в том, что существуют сами, без тебя. - Эй, ты! Всё нормально? - услышал я сиплый тревожный голос. Я всмотрелся во тьму и увидел возле облезлой ивы какое-то существо, похо-жее на павиана. Оно неторопливо приблизилось ко мне и шмыгнуло носом. - Ты пугаешь меня, незнакомец, - ответил я, шаря по песку в надежде найти кусок кирпича. - А ты не бойся. Тебя самого можно испугаться, - ответило существо. - Я тут уж много лет живу и честно говоря, насмотрелся и на утопленников, и на изна-силования, и на ещё чёрт знает что. - А кто ты? - настороженно спросил я. - Дух этого пруда. Прудовой, так сказать, - ответил он. - Я понял. Я верю в такие вещи… - Я знаю. Потому и появился. - Время не совсем удачное, - с досадой прошептал я. - Как раз то время. Если б не я, ты был бы уже Аду, - ответил Прудовой. - Значит, это правда? - Да, правда. И рассвета не будет, пока ты не спрячешься в пруду… - Как? То есть в пруду? - Ныряй, блядь! Пока они не взяли след, - вдруг заорал дух, вскинув когти-стые лапы. Я, не понимая и не анализируя, вскочил и бросился в воду. За мной кинулся хозяин пруда и волосатыми, мощными руками потянул ко дну. Я сучил ногами и царапал воду. Я пытался отыскать воздух, но его не было. В последний момент я вспомнил, что не уплатил за коммунальные услуги и сознание уплыло, как медуза, куда-то вверх. *** Их было две. И они были красивы, как советские актрисы. Я бы назвал их ру-салками, но в книжках пишут, что у русалок должен быть хвост. А тут никаких хвостов не было. Просто одна женщина, облаченная в пушистую шаль, уронила мне на грудь волны фантастических, серебристых волос, в которых запутались звёзды, а вторая держала меня за руку тонкими восковыми пальцами и смотрела в глаза, как ртутная лампа. - Познакомься. Это Азия, а это Европа, – услышал я голос Прудового. Первая девушка чуть наклонила голову и электричество пронзило воду. Вто-рая улыбнулась, как весна, и отпустила мою руку. Я приподнялся, насколько мог, и понял, что нахожусь на дне водоёма в окру-жении битых бутылок, коряг и булькающего ила. Прудовой сидел на ржавой раме от мотоцикла «Урал» и, улыбаясь, смотрел в мою сторону. - Ты утопил меня. Зачем? - спросил я без надежды. - Ты сам себя утопил, - ответил он. - Ты держал меня за ноги, сволочь, - попытался вскочить я, но тут же увяз в тёплом иле. - Спокойно, Беспяткин. Ноги - это ерунда. А как тебе мои помощницы? - Красивые… - улыбнулся я дамам. Те так же ответили мне приятной мимикой. - Хочешь остаться с нами? - мелодично спросила Азия, стиснув бирюзовыми коготками моё запястье. - Здесь очень хорошо. Здесь нет вопросов и налоговой инспекции, - вторила ей Европа, играя своими волшебными волосами. - А как тут с водкой? - спросил я о главном. - Водки нет. Есть свобода и наслаждение, - встрял в разговор Прудовой. - А разве это не одно и тоже? - Конечно, одно и тоже. Я шучу, но водки всё равно нет. - Ты говорил, что меня ищут. Кто? - вспомнил я. - Твои вторые и третьи «Я». Они продали тебя ещё вчера… - Кому? - Ты сам знаешь кому. - А за сколько? - За два литра, как Никиту Михалкова, - почти зевнул Прудовой. Я задумался. Веселенькое дело - мои «Я» продают меня как барана, а я в не-ведении. Как же так? Ведь в человеке всё прекрасно и мозги и печень. Так по-чему же какие-то метафизические твари распоряжаются венцом творения, как ширпотребом? Стоп! Если дьявол таки приобрёл свой договор, то ведь его можно и оспо-рить. Наверняка в тот момент я был невменяем и находился в контрах с рассуд-ком. Но я не верю в Бога. Почему же тогда я должен верить в Сатану? Нет де-мона, нет проблем. Впрочем, зачем я себя обманываю? Сам же общался и с Господом, и с Сатаной, но остался атеистом, как вам это? А вот так. - Вы меня разводите, граждане, - выпалил я заветное предположение. О, как они смеялись! Европа зажигала вокруг нереальные огоньки, от кото-рых шарахались уродливые ротаны. Азия, скрестив руки на пышной груди, от-кинулась, словно в оргазме, на листья какого-то водяного фикуса. Прудовой ухал, как птица филин. Водная толщь сама по себе смеялась, вибрируя мягкими потоками. - И чего тут смешного? - возмутился я. - Уф, уморил, Беспяткин. Просто до коликов, - кудахтал и булькал дух пруда. В конце концов, вся компания успокоилась. Лица их стали серьёзными, как Уголовный кодекс. - Послушай сюда, глупый человек, - наклонился вперед Прудовой. - Вот эти две нимфы - те самые проститутки, которых в прошлом году здесь на пруду ха-чи грохнули, слыхал небось? Европа и Азия опустили головы и мне привиделись слёзы. Я, конечно же, помнил эту нашумевшую историю. - Я уговорил их остаться тут. И они счастливы. Они независимы от людей и делают всё что пожелают. Они и не в Аду, и не в Раю. А тут им боятся нечего. Свобода! А слили тебя ментам злые силы, - резко прервался «павиан». - Ментам? За каким таким хуем я им понадобился? - изумился я, словно от-крыл новый элемент. - Помнишь «макарова», который тебе Филя подогнал из Чечни? - спросил Прудовой. - Ну, помню. Так я его цыганам сдал, за «десятку», - ответил я. - Всплыл тот ствол, как утопленник. Нехорошо всплыл. - Где? - В общаге твоих знакомых танцоров, вспоминаешь? - Ну да. Так то Пашка-участковый стрелял. Он ёбнулся, видно, от «бутира-тов», - воскликнул я в ужасе. - Нет, Беспяткин. Не ёбнулся он! А заказ выполнил от департамента культу-ры, например. Тебя же, как личность известную в алкогольном разрезе, подали на блюдечке. На почве неприязненных отношений в сфере шахмат и всё такое. Есть свидетели - певица Анюта и вахтёрша. Понятно? - водяной отпрянул в сто-рону и завис в толще мутной воды, как мумия. - Дурь какая-то… - фыркнул я. - Верь ему, - сказала Европа. - Верь ему, - повторила Азия. Я вскочил в волнении, словно твёрдый шанкр. В моей голове прокручивалось кино, которое не имело ни идеи, ни сюжета, ни конца, ни начала. И всё же я не верил - ни в логику, ни в предположения, ни в русалок, ни в свою виновность. Ведь меня там не было, когда Пашка убивал пьяных артистов. Я был за окном, вне реальности. Ну, вы ж помните, граждане, а? - Отпусти меня, Прудовой. Я должен быть там, - крикнул я духу. - Это твое последнее слово? Жалеть не будешь? Жить спокойно не хочешь? - словно анкетировал меня Прудовой. Милые проститутки с надеждой смотрели на меня, пытаясь взглядами изме-нить мои мысли. Но я был зол и тупо упрям. Я хотел чего-то выяснить, доказать или просто увидеть чьи-то живые лица. Потому и ответил, словно герой какого-то дешёвого романа: - Нет! - Хуй с тобой! Возвращайся в свою дурацкую жизнь и сам выпутывайся из дерьма, - с досадой рявкнул Прудовой и всадил мне в грудь какой-то кинжал с ржавой рукояткой. Боль, молния и потоки зловонной воды окружили меня, словно стекловата. Потом качнулась окружающая среда и я почувствовал, как ползу по грязному песку в сторону покосившегося пляжного грибка с опрокинутой урной. Луна светила словно волшебный фонарь и окрестности «опытного» пруда проявля-лись в дрожащих разводах, как на просроченной фотобумаге. Начинало све-тать... Я поднялся и побрёл к мосткам, спотыкаясь и сплёвывая гнилую воду. Не-ожиданно, из кустов жимолости, ко мне кинулись три форменных тени. Я не успел даже дёрнуться. Они навалились на меня, звеня наручниками. Потом по-ясницу пронзила страшная и тупая боль от резиновой дубинки. - Попался, мразь. Тащи его в «бобик», - прозвучало в предутренней ночи чьё-то заклинание. И меня поволокли, как разделанную тушу, в сторону одинокого фонаря к ми-лицейской колеснице. - Это глупо. Просто… - пытался сказать я. Но сокрушительный удар в затылок погасил слабую свечку в моём сознании. Я упал в яму безразличия и мёртвой пустоты... 3. Демон вернулся Как всегда, полковник припиздил на работу рано. И не потому, что к этому его обязывали долг там, иль ещё какая-то ответственность. Просто любил он раннее утро с детства. Любил смотреть в окно на суровую осень, редких прохо-жих и беспонтовых воробьёв на тротуарах. А ещё его трясло после вчерашних посиделок на даче председателя горсове-та. Трясло мелко, гадко и непривычно. В памяти перемешались шашлыки, пере-вёрнутая беседка, визжащие проститутки и расстрелянные по пивным банкам патроны. Он чувствовал какое-то стыдливое подташнивание и неловкость. - Нельзя, нельзя так жить, - мрачно подумалось ему. - Если ты пьёшь виски - ты гнида. Если ты мешаешь его с мадерой - ты мразь. А если при этом закусы-ваешь грибами… - Ты важный силовой чин, как минимум, или просто человек без вкуса, - раздалось в углу кабинета противное кваканье. Жульевский резко отвернулся от окна, за которым ветер, словно гопник, жес-токо трепал тополя. В тени шкафа с документами, в кресле, сидел толстый мордатый гражданин с небритой рожей и в дешёвом китайском плаще сиреневого цвета. Его туфли бы-ли стары и густо заляпаны серой глиной. Бомж какой-то, тьфу! - Какого хуя?! - справедливо заметил полковник. - Спокойно, Виктор Степаныч. Я понимаю ваше состояние. Но спрашивать у неизвестного, пусть даже непрезентабельного вида человека, всякую дрянь - признак неуравновешенности. Что, согласитесь, при вашей-то должности срод-ни несоответствию оной, - перебил его незнакомец. После чего, он, прошуршав плащом, достал мятую «Балканку» и прикурил от спички. Дунув на огарок, он улыбнулся и тупо уставился на полковника слезя-щимися, хитрыми глазками. Пауза длилась недолго. Её прервал сам начальник УВД. - Вы из «конторы»? - тихо спросил он. - Чувствуется оперативная работа. Виден опыт и владение этой, как её, де-дукцией, - развеселился толстомордый. - Но почему сейчас? Почему без… хотя бы, без предупреждения? - продол-жал скисать полковник. - А чего? Напугал я вас? Иль в замешательство какое ввёл, а? - Да нет. Просто день сегодня не задался и там работы навалилось… - Бросьте, Виктор Степаныч. Откройтесь миру в своём похмелье и мир помо-жет - он всем помогает, как добрая фея. Мир это… Наглый бомж не объяснил, что же такое мир и вдруг резко вскочил с кресла. - Мне тут плащи просиживать некогда. Мне если хотите знать, ещё в разные места наведаться надо - в музей, может быть, краеведческий, или на трактор по-глядеть. А я тут вам реверансы устраиваю! - вдруг грозно заорал он. - А что вы так вскочили? И как вас называть, товарищ? - примирительно под-нял руки Жульевский. - Товарищ, это правильно! Да, я товарищ Маузер, фамилия такая немецкая. Помните, как там у поэта: «Ваше слово товарищ Маузер!» - это про меня, - мгновенно «растаял» небритый толстяк. - А Коля? - спросил полковник. - Это который вас вербовал? С тонкими ножками и причёской, как у стиляги? А нету его! Выгнали его нахуй из «конторы» - в Рай выгнали, за эту как её, блядь, забыл… Толерантность, вот, - отозвался Маузер. - Рай это плохо? - Это пиздец как плохо! Хуже, чем в Турции. Иль там в высших эшелонах. Да сдался вам этот Рай… Там даже проституток нет. Даже «Семнадцать мгновений весны» не показывают. Только пляшут и моются, тьфу. Вы меня сбили. Я спешу. Ии попрошу не задавать ненужных вопросов! - возмутился толстомордый при-шелец. Он снова опустился в кресло и глотнул из фляжки какой-то сивухи. Жульев-ский сел за стол и достав из ящика бутылочку перцовки, обстоятельно прило-жился к ней. Маузер одобрительно кивнул и щёлкнул пальцами. Во рту полковника появи-лась громадная сигара и ароматным дымком. - Короче, дело простое. А для вас - практически плёвое. Надо одного весьма нехорошего алкоголика «закрыть» по-серьёзному. Потом направить на проверку вменяемости, адресок я вам оставлю. - Что за алкоголик? - Вот, - толстяк кинул на стол какую-то книгу в матовом переплёте. Жульевский пододвинул её к себе и хрипло прочёл: - «Малиновый звон». Поп что ли? - Не, с попами у нас свои каналы. И с алканами тоже. Но вот этот, который написал, - сука ещё та. Из него «марксизм» вилкой не выковырнешь, - помор-щился Маузер. - Бес… Бес… Блядь, свет плохой… - Беспяткин, товарищ полковник. Тот самый, который в прошлом году подвёл «контору» под вселенскую инвентаризацию. Угадайте, кому первому доста-лось? - Сатане? - И теперь он злой, как чёрт! Хе-хе, представляете. Кто-то (мы, конечно, дога-дываемся, кто) весьма хитро вычеркнул его из списков - ВСЕХ СПИСКОВ. Его, как бы, - не было, нет и не будет. А он взял, падла, да так, в лёгкую, и напи-сал эту дурацкую книжку, что лежит перед вами. Наш агент Тухленко выложил эту дрянь в интернет, оттуда и вышли на крысу, - толстяк угрюмо заходил по ка-бинету. - У нас не светился? - почему-то обращаясь к окну, спросил Жульевский. - Вы у кого спрашиваете? Даже если и «светился», то либо за поссать на до-роге или за дебош в общаге танцевального коллектива «Плясуны России». Кста-ти, могу слить информацию кто завалил ихнего бухгалтера. - Умоляю вас, кто? Следствие в тупике… - взмолился начальник УВД. - В общем, так. Я называю имя. А вы этого Беспяткина заместо него в клетку, ага? - Согласен. Давайте имя, Маузер. Мы ж коллеги! - Увольте, никакие мы не коллеги! Это «Газпром» вам коллеги. А мы просто сотрудничаем - и не более, - поправил полковника толстяк. После этого он подошёл к столу и прошептал на ухо Жульевскому одно ко-роткое слово, вроде как из пяти букв. Услыхав их, всесильный начальник сразу как-то сгорбился и глаза его повелись чем-то серым. - Это правда? - тишайше спросил он. - Век воли... - уверил его Маузер. - Мама моя… - полковник обхватил голову руками. - Бля, плакать и стенать будете позже. Этот ваш … - хуйня по сравнению с этим Беспяткиным. Поняли?! Так что давайте применяйте ваши методы. И чтоб сегодня он сидел по двойному, тройному, хуй там ещё какому убийству! И точ-ка!!! - приказал обладатель сиреневого плаща и бомжовской бороды. И ещё добавил: - Кстати, вы вчера могли этого негодяя видеть - он вам девочек из «Райских кущ» привозил на белой «Волге»… После этого он бросил окурок в угол. Не прощаясь, он выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью. Жульевский инстинктивно выскочил в коридор, но увидел лишь первых со-трудников, пришедших на работу. Машинально и без каких-либо чувств он ко-зырнул своему заместителю и прикрыл дверь. Вспомнив, что через несколько секунд появится секретарша Валя с её неизменным предложением утреннего минета, полковник запер собственную дверь на ключ и устало рухнул в кресло. Сразу же в селекторе промурлыкал горячий голосок: - Виктор Степанович! Вы на месте, к вам можно? - Я очень занят. Не беспокойте меня до моего указания, - ответил встрево-женный начальник. - Хорошо, Виктор Степанович - сладко пропело в динамике. Наступила тишина, от которой у Жульевского заныл затылок. Он ещё раз глотнул перцовки. В голове стреляли петарды и звенели тонкие колокольчики. Полковник поднял трубку телефона, собственноручно набрал номер и замер. Гудки были громче паровозных. - Да, Витя. Я слушаю, - раздалось в трубке. - Слушай, Димон. Ты алкаша по фамилии Беспяткин знаешь? - тихо спросил начальник УВД. - Бля. Да кто ж его не знает - он полотдела споил прошлой зимой, - ответил невидимый Митяй. - Тогда бросай все дела и ко мне. Дело пиздец какое… - рявкнул Жульевский и положил трубку. Он знал, что секретарша Валя «записывает» все разговоры и потому был пре-дельно краток. После этого он открыл оставленную Маузером книгу на первой попавшейся странице и без особой охоты прочитал: «Бессилие и безволие - самые страшные атрибуты человеческой жизни. Именно тогда эта самая жизнь на хуй не нужна. Ты видишь окружающую сре-ду, но не можешь её не только изменить, но и просто нагадить где-нибудь в палисаднике. Мимо тебя проходят строительства новых жизней, изобретения велосипедов, террористические акты. А ты, как реально неодушевлённый предмет, переживаешь жизнь где-то внутри себя и не способен к героическим поступкам. Ждать, когда на тебя обратят внимание - хуже банальной смер-ти. Хуже триппера, иль там посещения налоговой инспекции…». - Бред какой-то, - разозлился полковник и, захлопнув книгу, потянулся за пер-цовкой. Потом он хрустел маринованым огурчиком и рисовал на бумаге чёртиков. Его опять охватило чувство чего-то нехорошего и постыдного, как и давеча - перед окном. Возможно, это было треклятое бессилие или безволие. В это время он услышал за дверью голос начальника Заводского РОВД Димы Лупина, отважного собутыльника и профессионального опера, хитрого и бес-пощадного. Он мог пойти на всё, если хорошо попросить. Начальник УВД дер-жал его, как цепного пса. К тому же они вместе иногда совершали трёхдневные заплывы по алкогольной теме в краях малонаселённых и полных русских ска-зок. - Пусть Дмитрий Валерианович войдёт, - сказал он в микрофон. 4. Внутренние дела Кого бесплатно катали в «бобике», должен знать, что места там, на «галёрке», очень тесные и грязные. По-моему, их вообще никогда не моют. Мне то, конеч-но, похуй. Но вот, если б английская королева, иль там председатель «Сбербан-ка»... Ну, типа - удобства на улице, как вы понимаете... Ехали мы недолго - до улицы Заводской. Маршруты знакомы - Родина знает, помнит, скорбит. Я тоже скорбел, пока меня болтало в грязном «луноходе». И вот привычный скрип тормозов, хлопанье металлических ставен и мне приот-крыли мир. В нём я не увидел ничего позитивного - только серый вечер, серую форму, кокарду, козырёк. - Давай! Быстро! Руки за голову! - проговорило лицо под околышком. А хуле давай. И так понятно, что за голову. Когда в «трезвяк» - никаких там рук, по-домашнему всё. А тут… Эх. Я прошествовал в чертоги, как Овод. Меня не трогали дубинками и грубым словом. Это ох как нехорошо. Это незакономерно и пугает. В отделении, как обычно, за стеклом «дежурки» сидел Антошка-Апостол (это я его когда-то ок-рестил и прилипло как-то). - Ну, наконец-то, Беспяткин, по-серьёзному. А то либо армяна какого-то ос-корбил или к революции возле автовокзала призывал - шелуха! - воскликнул он радостно. После этого он сделал под козырёк - но не для меня, а для начальника РОВД Лупина, который неожиданно проявился из тьмы коридора. - Этого не в «клетку», а на второй этаж в ту-комнату. Понятно? - резко прика-зало начальство. Двое незнакомых ментов подтолкнули меня вправо. Слева остались сидящие на скамье «обезьянника» сталевар Бобров с разбитым ебальником, мелкий ху-лиган Игорёк и какая-то растрёпанная баба в зелёной куртке. Игорёк с испугом сверлил мне спину тяжёлым взглядом. Это чувствовалось сквозь свитер и не-приятно жгло позвоночник. Я слыхал про ту-комнату от знакомых, которые сейчас или на нарах парятся. Или не парятся - вообще в деревянных контейнерах. В этой комнате дают кофе и по еблу. Только вот я никак не мог понять - что последует первым? И вот, предо мной распахнули тяжёлую в подпалинах дверь. Я увидел стол и два стула. Одинокая лампочка, без абажура, освещала голубые стены и одино-кую, прикрученную к столешнице, пепельницу. Как в каком-то американском фильме. Меня усадили за стул между стеной и столом. Стул, что находился по-середине комнаты, занял начальник РОВД, майор Лупин. - Принеси кофе, Шашкин, - приказал он, скрестив руки на груди. Один из оперов вышел из комнаты. Другой стоял, как памятник Церители - огромно, бестолково и угрожающе. Все молчали. Зато я понял, что кофе по счё-ту идёт первым. О втором не хотелось думать. И даже о третьем. Наконец, я пил этот кофе и радовался хотя бы теплу. - Оставьте нас, - сказал майор. И вот мы, два берега одной реки, смотрим друг на друга, как родственники. Я пытался понять, а он не знал с какого бока. - Ты знаешь, за что тебя взяли? - наконец-то не выдержал Лупин. - За непристойное поведение? - угадывал я. - О, да! Настолько непристойное, что «пятнашка» тебе светит только по умолчанию, - ехидно согласился майор. - Я не убивал Кеннеди. Не грубил нашему президенту, хотя есть за что. Не насиловал малолетних сироток. Не жёг свалку возле 84-го детсада. Что я сде-лал? Какая вина на мне, товарищ Лупин? - взмолился я. - Убийство, убийство и ещё раз убийство. «Макаров», что цыгану Ваське продал, в общаге нашли у твоих собутыльников танцоров. Шесть трупов, вклю-чая гармонь. - Это Пашка. Он палил, пока я за окном летал. То есть, тьфу, был в «отключ-ке». - Лучший участковый, просто так, ни с хуя, взял и стал палить по артистам? Трезвый со 100%-ным алиби (в «Сосновом бору» отдыхал!). И как же это ты в «отключке» его увидел? - Виталик, что у вас в ППСниках ходил, боксёр бывший подтвердит. Он с на-ми был. - Виталик твой на больничном уж неделю в областной лежит. - Да что ему эта больничка. Он с нами пил, у карьера. - Будем проверять. Но есть показания дежурной сестры, вахтёра. Спал он. А вот в общаге опознали тебя. Слышали выстрелы. Видели, как ты бежал в сторо-ну Опытной. На стволе твои отпечатки. Ты поссорился с певицей Анютой и проиграл в шахматы барабанщику Андрэ… - сыпал фактами Лупин. - Анюта жива? - зачем-то спросил я, смутно припоминая слова Прудового. - Жива и дает свидетельские показания. Ещё кофе? - улыбнулся майор. - Да, ещё, кофе… - автоматически повторил я. Дверь с прежним скрипом приоткрылась и в комнату зашёл, с маленьким подносом, необычный гражданин. Он был толст, небрит и вдобавок одет в мер-зостный сиреневый плащ, помятый и с разводами. И на ногах его тускнели, ка-кой-то серой глиной, заношенные ботинки, как у бомжа. Я был настолько удивлён, что указал на него пальцем, пытаясь привлечь вни-мание начальника РОВД. Но тот даже не повернул головы. Незнакомец поста-вил передо мной кофе и остался в комнате. - Всё правильно? - вдруг спросил Лупин у этого оборванца. - Практически и логически, - весело ответил он. - Тогда я пойду, покурю, - сказал майор и, хрустнув пальцами, стремительно вышел из комнаты. Новый посетитель нагло сел на стул и ядовито осклабился. Как топ-менеджер. Как Познер. Как жаба, блядь. Я не мог сотворить адекватной грима-сы и потому тупо смотрел на его плащ. Ну, прямо как у побирушки Раисы Фё-доровны с полустанка «241-й километр»... В это время толстяк достал из недр своих книжку, удивившую меня поболь-ше, чем появление его самого. Это был мой «Малиновый звон», который я так и не издал, пропивая деньги, которых и так бы ни на что не хватило. Я вспомнил слова профессора Бубенцова : «…Сатана об этом не должен знать, впрочем ты всё равно напишешь…». «Я не буду ничего писать, я ж не Пелевин какой...», - ответил тогда я. Да, примерно так я и ответил. Ну, может, не совсем так. Мои мысли поплыли по нейронам сладкой патокой воспоминаний... *** - «Но мы продолжали лежать на мягком ковре мать-и-мачехи, мысли наши были легки как смерть от передоза. Наверное, мы просто устали. А тут ещё эти птицы. Мы уснули тихо и спокойно, как лошади. И впервые за всё время наших скитаний я увидел цветной эротический сон с Ириной Салтыковой в главной роли. Мы плыли с ней на широком плоту по реке Ангаре навстречу ут-ренней заре. Холодные брызги, относительно спокойной сибирской реки, попа-дая нам в лицо, вызывали буйство мысли и будили либидо. Мы не спешили с соитием. Мы смаковали близость коитуса по каплям, по гранам, по минус де-сятой степени. А где-то в тайге ревели бурые медведи и стучал дятел. Какие-то рыбы шли на нерест. На берегу пил воду огромный марал с королевскими ро-гами…». Ровным строем шагали чёткие артистические слова и я выпал из чёртовых воспоминаний... Человек-бомж, уютно развалившись на стуле, читал мои строки. Словно ар-тист Юрий Яковлев, бархатно-пьяненьким голосом. - Замолчи, сука! - заорал я. - Ну. Вот и ладненько. А то я уж подумал, на хуя начальству этот припиздну-тый алкаш, - воскликнул незнакомец. - Чего тебе надо, Дрочио? - спросил я хрипло, покрываясь пятнами. - Узнал-таки? Отлично. А надо нам тебя, дружок, твою вонючую и упрямую идею, за которую пришлось дорого заплатить в «конторе», если вообще удалось заплатить. Сатана хочет взять твою - нет не душу, её у тебя нет, сам знаешь, - твою искру беспринципности. Если можно так выразиться, - спокойно прогово-рил мне демон. - Это чего за хуйня? - окрысился я. - Это из тех понятий, которые объяснят на Совете Меньше Малого. Это из начала начал, так сказать. Понятно? - Нихуя не понятно. И вы думаете, что подставили меня? А я там, в камере удавлюсь полотенцем? И, опа - Беспяткин снова в Аду?! - крикнул я. - Нахуй ты нам сдался во второй раз. Там без тебя дураков перебор. В Рай ты сам не пойдёшь и потому будешь болтаться бездомный и бестелесный по род-ному району, пугая знакомых алкашей. - Тогда что за ёб твою мать? - взмолился я, чувствуя полное отупение и пред-чувствие гадостей. - А вот что! - вскричал Дрочио и вскочил, сжимая в руках огромный пыль-ный шприц. Сразу же в комнату влетели менты и я таки получил по еблу. Меня заломали, как единорога, и сволочь Дрочио сделал предательский укол. Усадив меня на стул, все ждали, что я буду протестовать и призывать к свержению дурацкого строя. Но нет, уважаемые читатели, я был тих и сам ждал результатов впрыскивания неизвестного препарата. Все, в том числе и я, были разочарованны. Ничего практически не произошло. И только демон Дрочио, стоя посредь комнаты, как пугало, серьёзно глядел мне в глаза. - Ну, что ещё? - не выдержал я. - Заприте его в камеру, - приказал он начальнику Лупину. - А завтра в лабора-торию, вот адрес. Следствие тяните как сможете, никто давить не будет. После этого он быстро исчез из той комнаты, а меня поволокли в обычную КПЗ - с нарами и решетками. Сидя на досках, я думал о словах демона и стыдливо по-мышлял о побеге. 5. Побег Да, я стыдливо подумывал о побеге. После укола мне стало тоскливо - в этой зарешеченной обители духа и плоти. В ментовке сидят разные люди. Одни по-взрослому за убиения скупых старух, иль за оскорбление человека в погонах. Другие тупо за кражи или разжигание розни. А третьи, низко пав, попадают за идею. Я не знал своей роли в этом спектакле, но и ждать, когда тебя назовут виновным в подготовке Февральского восстания, у меня не было желания. Итак, что мы имеем? Камеру времён Очакова и покорения Крыма, пустой ко-ридор на втором этаже и сборище силовых структур на первом. А ещё, мне бы-ло знакомо это здание аж с голоногого детства. Бывший детский сад «Незабуд-ка». Тут я провёл не один год заключения и был бит шваброй за ворованные пи-рожки с капустой. Била меня повариха тетя Валя - огромная, розовая повариха. Каждый закоулок этого ветхого дома был мне знаком, как белая горячка. Вот только рамы на окнах и дверь, обитая жестью, мешали воспоминаниям. Впро-чем, что такое, по сути, дверь? Ведь её можно открыть, в неё можно постучать - и вам откроют. Всё дело в том, как постучать и кто откроет. А это всегда можно проверить опытным путём. Но мне не дали. Да, мне не дали этого сделать. Я всегда подозревал, что в не-которых романах про всякие там «уровни» и параллельные реальности есть ка-кой-то намёк, что ли. Конечно, врут многие, но ведь и Мюнхаузен врал, а оказа-лось вон оно как. Нет, я согласен, что в человеке заложено немало всякой неиз-веданной дряни. Вот, например, во мне. Я практически всегда приходил на пьянки, зная какая будет реальность, и что за её пределами у меня не украдут шапку, иль там магический артефакт. Потому что в подсознании моего второго «я» всегда находился какой-то волосатый гражданин и следил за тем, чтобы всё было пристойно, ну хотя бы до поллитра. Впрочем, я не об этом. Я собственно о том, почему мне не дали постучать в дверь. Короче. Он появился справа, она- слева. - Адам, - сказал он. - Ева, - сказала она. - Беспяткин, - ответил я и протянул Еве зелёное яблоко. Она взяла его и бросила в угол. А оба голые и неприятные по виду и запаху. - Съебаться хочешь? - спросил Адам. - Хочу, - ответил я. - И чего стоим? - спросила Ева. - Думаю, - огрызнулся я. Меня всегда раздражало, когда галлюцинации начинают выёбываться и ут-верждать, что всё - хуйня, пустяки и почему собственно я этого не понимаю. - Всё давно придумано, с начала времён, - сказал Адам. - Вы о хождении сквозь стены? Так это действительно хуйня. Я прям сейчас и пойду на улицу, - продолжал злиться я. - Ну, так и иди! - воскликнула Ева. Я, накалившись до предела, шагнул к стене и дальше. О-ох-ох… Как я уебался об неё. В голове зазвенела весенняя капель и мандо-лина. На лбу вскочила героическая шишка. - Что, блядь, убедились! Весело вам! - заорал я, оборачиваясь к старым грехо-водникам. В камере никого не было. Меня опять наебали нагло и предсказуемо. И тут я услышал, как за дверью кто-то кому-то втолковывал. - Видишь, он уже башкой об стены бьётся, потом, гляди, удавится на батарее - шептал низкий голос. - Не удавится, это его «белка» стеганула. Отойдёт, не в первый раз, - возражал голос высокий. - Лупин, предупредил, чтоб никаких потрясений или увечий, иначе сам зна-ешь… - Ну, давай свяжем его, козла и делов-то... Мне не понравились эти разговоры. А ещё больше мне не понравились дей-ствия тех, кто, оказывается, охранял меня, как мумию в музее. Два лица в сержантских погонах, отворив дверь, вошли ко мне в гости, с рем-нями. В их глазах читалась вся инаугурация президента и недобрые намерения. Но, я уже говорил, что после укола Дрочио во мне что-то изменилось и весьма позитивно. Я сам не понимал, почему я так странно и высоко подпрыгнул, как в кино с Джеки Чаном. Мне, на удивление, легко удалось свести две головы в фуражках в одно еди-ное целое с глухим стуком. После чего я вырвал связку с ключами, выскочил в теперь уже по-настоящему пустой коридор и запер камеру на замок. За дверью стонали и ворочались. Я понимал, что сейчас в неё будут колотить руками и возможно ногами, звать подмогу и всё такое. Словно бэтмен, я просквозил по коридору. Ясная память привела меня к вен-тиляции, которую когда-то давно заделали дранкой и отштукатурили. Ещё тогда в детстве я был в бешенстве, что великими трудами спизженый у Саши Бочкина пистолет ГДР-овского производства стал недоступен мне. Такой тёмно-синий пластмассовый револьвер с круглыми, розовыми пульками. Ну, как настоящий. Я пытался взломать стену, но был пойман завхозом Шпротовым. А потом мы переехали в другой район и я попал в другой детсад… Связь времен и ещё какая-то связь позволила мне уебать по гнилой стене в том самом месте, где был замурован мой трофей. Он был там. Пыльный, в пау-тине, но всё такой же тёмно-синий и похожий на настоящий. Для меня сейчас он и был настоящим, даже более чем. В это время мимо меня, на дружные крики, взывающие о помощи, пронес-лись остатки внутренних дел, из «дежурки». Они бежали громко, тяжело и не-вежливо. На второй этаж. А я на первый. Тихо, как тать. За стеклом сидел только Антошка-Апостол. Он вращал головой, словно ему за это платили. Было видно, как он напуган. Было видно, как я был решителен. Сжимая в руке своё тёмно-синее детство, я целился ему прямо в башку. - Жми кнопку, сука. Мне терять нечего. Сам знаешь, сколько на мне жмурья, - злодейски прошипел я, появляясь из темноты лестничного проёма, словно на картине Босха. Это сработало великолепно и почти по-голливудски. Даже сталевар Бобров спросонья показал мне большие окровавленные пальцы из-за решётки «обезь-янника». Антошка нажал кнопку и замок свободолюбиво звякнул. Я открыл первую дверь и вышел в «предбанник». - Молись, блядь, - громче сказал я, медленно нажимая курок. Дежурный апостол бледнел, как вурдалак. В это время я рванул засов внеш-ней двери и выстрелил розовой пулькой в толстое стекло. Раздался хлипкий щелчок и Антошка упал под стол. В «зверинце» раздались восхищённые аплодисменты, а я, толкнув железную дверь, исчез во тьме сво-бодной, как сейчас говорят, России, в райских кущах родного района. Здесь ме-ня могут поймать только цыгане, да и то - только два брата Христо. Я, продолжая сжимать игрушку, помчался в сторону бывшей водокачки к ло-гу. У моста мне пришлось задержаться. В небольшой, годами вбитой в землю хибаре, баба Женя давала самогон в долг. Мимо этого пройдёт только самый от-чаянный ангел или снабженец Тухленко. Герои остановятся и возьмут в долг. Я чувствовал себя героем. Закусив яблоком, таким же зелёным, как и то, что я предлагал этой суке Еве, я спокойной рысцой побежал к гаражам в частный сектор. Где-то невдалеке завы-ла сирена, но это, согласитесь, уже похуй, если что. Ночь вела себя спокойно и запах прелых листьев тревожил мои душевные струны как Джимми Пейдж в «Since I've Been Loving You». Надо пробираться в город. А там есть места с продавленными диванами и за-навешенными окнами. Там есть места, где тебя приютят и дадут пожрать, не спрашивая паспорта или аттестата зрелости. Но прежде, чем отправиться по на-значению, то есть куда глаза глядят, я спрятал под мостом свой, хоть и украден-ный у Саши Бочкина, пистолет. Схоронил, как надежду. Вдруг ещё пригодится. Такое бывает. Ну, вы понимаете. 6. Нагота и предательство Вечер навалился так неожиданно, что даже собаки перестали на меня лаять. Так бывает всегда, когда бредёшь с блядок, а на душе камни перекатываются. В частном секторе нет чего-то особого или там из ряда вон. Всё, как миллион лет назад. Грунтовая дорожка, крапива, полынь, собаки и дымком пахнет… Но сейчас я был в бегах. Потому-то дым был другим. И крапива саблями хле-стала по рукам. Но собаки всё же не лаяли. Они, видимо, понимали, каково бы-вает беглецам, обвиняемым в массовых убийствах. Они всё понимали. Выть хо-телось мне. Я поспешил покинуть это место... Чёртов капитализм. При его молчаливом согласии люди превращаются в блевотную грязь с правом выслуги княжеского титула… И вот я в городе. Зажглись первые фонарики и милицейские «бобики» валь-яжно передвигались по закоулкам спальных районов. Люди светлыми тенями мелькали, как кукурузные хлопья, в поисках добра и упокоения. А я не знал, что делать и как быть. Вечер только начинался, но я уже потерял желание и приобрёл тоску. Бывают такие моменты, что тебе всё похуй, включая неоплаченные кредиты. Наконец, я подошёл к серой многоэтажке. В ней всего один подъезд. Там, на первом этаже, в зашторенной квартирке, обитали знакомые проститутки, кото-рым я подгонял клиентов по «сети». В одном окне мерцал слабый огонёк, вроде бы как от свечи. Что за нахуй? Отпевают кого? Надо проверить. С появлением цели жизнь меняется. Тебе хочется творить или разрушать - в зависимости от цели. Я же просто постучал по подоконнику, как в испанских новеллах. Полог приоткрылся и загорелая мордашка новенькой хохлушки Кати проявилась за пыльным стеклом. - Хуле шифруетесь, открывайте, - негромко сказал я стеклу. Шторка закрылась. Я пошёл к подъезду. *** В квартирке было уютно, пахло свежим мылом и жареным мясом. На крохот-ной кухне был накрыт стол, а вокруг сидели Ната, Марго, Ольга и Зухра. Все были пьяны, словно на Первое Мая. Катька поставила новый стул и я сел, с по-красневшим лицом перед продажными телами. - Беспяткин! Охуеть, давно не виделись! Ёбни водочки, - весело и приветливо крикнула Зухра. - Наливай, хуле, - ответил я. Вся компания сидела в одежде разнообразной, включая полное её отсутствие. Такой семейный праздничек. Марго не хотела быть даже в купальнике. Осталь-ные прикрылись всяким. - Али я не к-к-красава? - нетвёрдо спрашивала меня Марго. - Заебцом так. Марго, бля, где вы водку такую берёте? - поинтересовался я. - Олька с «выезда» спиздила, хорошая? - сообщила узкоглазая «мамка». - Прелесть! - ответил я и сам налил стопочку. - А почему ты такой грязный, Беспяткин? - поинтересовалась Ольга. - Менты, бега, частный сектор, - ответил я, проглатывая напитки. - Когда ж ты угомонишься. Ведь интеллигентный человек, песни пишешь, на гитаре играешь, - заныла Ольга, поглаживая меня по голове, как первоклассни-ка. - Если б не бухал, то был бы президентом. Аа так одна дорога в кювет. Как и нам, - уныло, в стол, прошептала Ната, за что и получила подзатыльник от Зух-ры. Ната была самой старшей в этой группе. Когда-то она преподавала в школе биологию, но пестики и тычинки не вписались в её жизненный уклад. И по со-вету одного физрука, она взялась за «подработку». Потом её приютила деловая узбечка и давала заказы на половую деятельность безо всякой теории. С Зухрой мы знакомы давно. Ещё года три назад, в каком-то южном поезде, мы попали в одно купе. Я предложил ей пива. Она искала новую жизнь, я же прожигал старую. В этой точке мы встретились и я рассказал ей о своём городе. У Зухры была одна важная черта - она умела делать выводы. Понимая, что за-работать на общественных работах невозможно, она интересовалась работами околообщественными. И о них я тоже рассказал ей. Потом я вышел на своей станции, а она покатила в столицу. Мы обменялись телефонами. Буквально через три месяца она позвонила мне и охрипшим голосом просто сказала: - Беспяткин. Я еду к вам. Иначе мне пиздец. Встретишь? Я встретил её на вокзале, помятую и с разбитой губой. Мы ни о чём не гово-рили. Я просто привел её во временно пустующую квартиру одного моего зна-комого, укатившего в Италию. - Живи, Зухра. И поправляйся. Что делать - потом решим, - сказал я тогда. Но она сама уже давно всё решила. Я только помог с «пропиской» и временно оплачивал съём хаты… Короче. Сидя сейчас в компании отдыхающих проституток, я понимал, что в мире всё как-то по-правильному перепутано. Ольга после выпускного решила стать взрослой и нашла какого-то ди-джея Брута. Ну, скажите, пожалуйста, что может дать молодой девушке какой-то там ди-джей, да ещё с таким погонялом? Пару дисков и наушники? Любви при ка-питализме нет. И потому кругом такое пиздоблядство. Все ищут «спонсора». Но «спонсоры» на остановках не валяются, они там в «Лексусах», иль где они там? Ольга попала в киоск с общечеловеческими ценностями и там была ебома вла-дельцем этого киоска. Потом появился человек, который разве что сам не дрю-чил того владельца. Он оценил Олькины возможности и относительную све-жесть. Так она попала к Зухре. Марго надоело учиться на финансиста и она бросила институт. Родакам в де-ревне она не сказала об этом и продолжала слать письма с денежными просьба-ми. Предки начали понимать, что учиться на финансиста - это брать деньги без отдачи. Причём, регулярно и нагло. Поступления были урезаны. И на горизонте опять появилась Зухра. Теперь открытая телом Марго сама иногда посылала ро-дителям денежку и те наконец-то уверовали, что их дочь с отличием окончила ВУЗ. - Ну что, девки? Споём про любовь? - взвыла Ната. - Беспяткин! Подыграй, коммуняка ты наш, - добавила Ольга. Катька метнулась в тёмную комнату и с шумом приволокла мою старую гита-ру, битую судьбой и растроганными клиентами. Когда любовь придёт, не знаю. Пройдут дожди, сойдут снега. Но ты мне улица родная И в непогоду дорога-а-а-а… Мы пели старую советскую песню нестройным, но единым хором. И слёзы Наты обильно текли в тарелку со свиными отбивными. Весь мирок, сгустив-шийся в этой крошечной кухне с одной батареей парового отопления, был све-тел и чист, как выстрел крейсера «Аврора». Мы выводили волшебные слова и пробовали вторые голоса. И это походило на таинство вселенского счастья, от-крытие крустозина, иль там вознесение в Валгаллу. А, скорее всего, на Тайную вечерю это походило. Я чувствовал, что предательство неизбежно, так хоть по-жрать успеть надо. Потом зазвонил телефон. Зухра злобно схватила трубку и грубо сказала: «Го-родской морг, слушаю вас…». Потом она повесила трубку. Мы снова налили водки. Пили каждый за своё. Я за побег, а проститутки… А пёс их знает, за что они пили - но уж точно не за «Кремниевую Долину» или Сколково. Да, побег... Теперь, конечно, объявят федеральный розыск. Волчья жизнь. Ещё вчера я бил по лицу мастера спорта Виталика, пил водку в общаге и не по-слушался советов мудрого Прудового. А ведь потом в ментовке этот унизительный допрос. И ещё этот жирный де-мон в бомжовском сиреневом плаще без красного подбоя, блядь. Глядя на дам, тоскующих душевно и нравственно, я непреодолимо возвращался к дурацким событиям прошедшей ночи. *** Я почувствовал это внезапно, как понос. Я отчётливо увидел хохлушку Катю в спальной комнате, на тахте, с мобиль-ником у уха. Она, зажав трубку ладонью с дешёвым колечком, тихо говорила кому-то: «Он здесь. Пьют, да… Не знаю…». Я слышал это, сидя за столом, посредь раздумий и свекольного салата. Мои чувства каким-то непонятным способом обострились до сверхчувств. Я пред-ставил, как от РОВД отчалила «дежурка», в которой сидели парни с оружием. Я знал, куда они едут и за кем. Мало того, я понял, что именно такое течение со-бытий единственно возможно. Стало спокойней и милые девчонки, попавшие в «новую» жизнь, как мухи, стали ещё милей. - За вас, дорогие мои труженицы тела! За то, чтобы вы нашли свой философ-ский камень и светлую дорогу! За любовь, которую не сможет убить ни Голли-вуд, ни Интернет, ни даже передача «Давай поженимся»! Пусть горят ваши гла-за! Не от «экстази» или кокаина, а от желания жить для других, отдать себя лю-дям, до последней капли водки. Вытрем пыль с наших чувств и посмотрим на мир без финансовой оценки! Девчонки, за вас, короче! - поднял я сразу полный стакан водки. Зухра, Ната, Ольга, Марго и прибежавшая из комнаты Катя смотрели на меня пьяными, собачьими глазами, в которых стояли слёзы. Они, не чокаясь, выпили как на поминках. Ната заревела, словно школьница. - Вот это ты правильно сказал, Беспяткин. П-п-р-ра-а-вильно-о-о… - дрожа-щим голосом произнесла голая Марго. Хохлушка Катя отвернулась и медленно пошла в ванную. Я видел, как у неё на губе выступила капелька крови - настолько сильно она сжала её зубами. Я понимал её и прощал, ибо не ведала она, что творит. Потом я встал из-за стола и похлопал по спине Марго и Ольгу. - Мне пора. Может, свидемся ещё когда, - сказал я. - Да оставайся здесь. Куда тебе идти? - вскочила с места Зухра. - Я должен закончить одно важное дело, Зухра. И за мной заедут, - ответил я. После этого я, не прощаясь, вышел в коридор, открыл дверь и шагнул в по-лутьму подъезда. Но всё же, мне пришлось оглянуться. Зухра стояла в дверном проёме и очень грустно смотрела на меня. - Почему я не встретила тебя раньше? - словно в каком-то сериале произнесла она шепотом. - Так надо. Кстати, ты не знаешь девчонок, которых в прошлом году приду-шили на Опытной? - вдруг спросил я. - Конечно, знаю. Вика и Машка с 7-го района, - ответила она. - Короче это… Они ещё там, в пруду. И счастливы, поверь мне. Теперь их зо-вут Европа и Азия. Когда-нибудь сходи, проведай… - сказал я и нетвёрдо сбе-жал по ступенькам вниз. Дверь за мной закрылась не сразу. И я знал почему. На улице я вдохнул прохладу уходящей ночи и смотрел, как УАЗик с операми выруливал к подъезду. Я стоял спокойно и пытался понять, почему я слышу, как за горизонтом вздыхает солнце, словно ему так неохота вставать в это утро. 7. Разум и капельница Мне не завязывали глаза, не вешали «браслеты». Мы просто ехали в УАЗике молча и неподвижно. Затворы АКСов были взведены и это, пожалуй, единст-венное, что напоминало о пленении беглого странника. За пыльным окном про-носились тёмные улицы, голодные собаки и голубые огоньки ночных ларьков. Мы остановились в районе Сокола, около ветеринарной лечебницы. Задняя дверца тревожно распахнулась. - Давай, двигай. Живее, - пригласил меня к выходу конвоир. Мы прошествовали не в новый «зеркальный» корпус, а в старую обветшалую халупу, в которой я когда-то делал прививку своей кошке от каких-то паразитов. В запущенном, освещенном пыльной лампочкой, помещении меня ждали Дро-чио и майор Лупин. - Беспяткин, когда же ты набегаешься? Почему ты не можешь сидеть смирно и, как все нормальные люди, пить водку и созерцать галлюцинации? - приветст-вовал меня демон. - Да отпиздить его надо. И всё тут!- злобно выкрикнул Лупин. Конвоиры уже собрались было уебать меня в затылок металлом, но Дрочио цыкнул так, что лампочка вздрогнула испуганным светом. - Пройдемте, господа! - предложил он как бы всем. И мы прошли. В другой комнате было абсолютно пусто. Стены, покрытые «тамбовской» краской. Полы, испещрённые когтями больных животных. Окно с паутиной. И всё. - И всё… - подумал я вслух. - Да хуй ты угадал, - возразил злорадно демон. Спустя мгновение он раздражённо заорал: - Опускайте, ёбана, гроб! И тут же грязный пол стал, со скрежетом, опускаться вниз. Поплыли стены, запахло хлороформом и ещё какой-то дрянью из медицины. Мы погрузились в полумрак. Мерное жужжание каких-то моторов напомнило мне лифт в доме завхоза Ибанова. Только бы не опять в адские бараки, там пиздец! Там вечность и кровельные работы, блядь. Но я жестоко ошибся. Перед нами вдруг резко материализовалась шикарная лаборатория с множеством каких-то приборов, химической посуды и здоровен-ной, похожей на сахар-рафинад, кроватью. Рядом с ней стояла капельница - с ней возился рыжий, морщинистый карлик в зелёном халате. - Привезли красавца!. Замечательно! - приветствовал нас карлик. - Вот тебе, Петрик, подопытный. И сегодня же, слышишь, 30 %, иначе все твои фильтры попадут туда, куда надо, - прервал его Дрочио. После этого он обернулся ко мне и, вложив в голос все свои остатки любез-ности, проговорил: - Прошу прилечь с дороги, гостенька, дорогой! - Эт чего за хуйня? - только и мог спросить я. - Это такая хуйня, что… Блядь, вяжите его ремнями и пиздуйте на караул! - не выдержал он. Менты грубо схватили моё тело и, уложив на жёсткое ложе, привязали руки и ноги крепкими коричневыми ремнями. Я не сопротивлялся, понимая, что пер-вый укол в СИЗО был не случаен. Я даже смутно чувствовал приближение чего-то небывалого и из ряда вон. Неизбежность и спокойствие охватили меня - как там, в пруду на Опытной. - Пока, Беспяткин. Завтра ты будешь немного другим, человеком. А может, и не человеком. Х-ха-ха… - возрадовался демон, беря за руку Лупина. Через минуту я услышал как где-то там, на верху, звякнула щеколда и упало что-то тяжёлое. Я остался один на один с карликом и его капельницей. Мне не понравилось ни то, ни другое. - Ну, что ж… Сегодня - так сегодня. Ты, Беспяткин, чувствуешь расширение сознания? Или там предчувствия какие? - тоном доктора Айболита спросил он, почёсывая рыжую щетину на подбородке. - Я чувствую запах псины, - отвлечённо ответил я. - Хорошо!. Хорошо, оч-ч-ень хорошо… Лежи смирно, мне надо приготовить наполнитель. Не слушая меня, медик преисподней вертелся вокруг прибора, похожего на игральный автомат и газовый хроматограф одновременно. В нём что-то мерно жужжало и мигали цветные кнопочки. Протянув от «ящика» пучок проводов с датчиками, карлик с фамилией Пет-рик стал лепить мне их на руки, живот и пятки. Прямо так, словно на кардио-графе. Я молча внимал всем этим манипуляциям и мечтал, чтобы всё это побы-стрее исчезло из мира, вместе со мной. Но это всё никак не исчезало, а наоборот, развивалось, как технический про-гресс. Под действием датчиков прибор загудел - как Царь-колокол. Я смутно представлял, что по проводам из меня идёт мерзкая, запрещённая для лиц 18+, информация. Прибор эту информацию «переваривал» и свирепо сверкал лам-почками. Наконец, на небольшом зелёном экране, далеко не в 3D, проявились какие-то знаки. Они состояли из цифр и напоминали мой школьный дневник за шестой класс. Петрик поморщился, потёр ладони и задумчиво произнёс: - Это что за система? - Система- хуема… Чего там про меня пишут? - спросил я крайне заинтере-сованно. - Сейчас включу транслятор Тесла. Он всё время какие-то ебанутые системы собирал. Ага, ацтеки… Круто, через одну, на первую… Вот оно! - воскликнул карлик. - И как оно? - Ты готов к наполнению! - воскликнул он. - Блядь! К, какому наполнению? Ты чего удумал, гад? - нервно заворочался я на кровати. - 30 %... 30 %... - бубнил он, принявшись за свою капельницу. Он достал из стеклянного шкафа бутыль с жидкостью, похожую на антифриз. Потом приладил её к капельнице и обнажил толстую иглу. Я с детства не любил всякие пускания по венам и уколы в жопу. И потому стал извиваться, как гюрза, и плеваться ядом. Рыжего Айболита это ни капельки не смутило. Он покрутил какую-то ручку под кроватью и связывающие меня ремни натянулись, как корабельные канаты. Я был распят в виде Спасителя и с тоской следил за сверкающей иглой в руках инквизитора. В это время контрольный аппарат вдруг отчётливо закашлялся, как умираю-щий тифозник. Петрик посмотрел на экран и улыбнулся змеиной улыбкой пре-мьер-министра. Я понял, что сейчас меня будут наполнять «антифризом», после чего я в мучительных судорогах сдохну и, как говорил Дрочио, «буду бездом-ный и бестелесный болтаться по родному району, пугая знакомых алкашей…» Игла, с хрустом, проткнула дерму и вошла в вену. Рыжий ублюдок подкрутил краник и сел у изголовья, как усталая монашка. Он внимательно смотрел на мерцающий экран аппарата. Там бегали цифры и греческие буквы. Они бегали по спирали, словно водоворот. В центре исчезали, а потом снова появлялись в начале, цифровые цепочки. Это наводило на какую-то аналогию. Ну да, точно – это пластинка с записью певицы Людмилы Зыкиной. «Издалека, долго, течёт река Волга…», - пронеслось в голове. «Течёт река Волга, конца и края нет…» Меня кружило в этой песне, как морскую свинку в колесе. Я видел комнату, не чувствовал боли, судорог и только мир весь как-то замер, словно на фото-графии. Я наполнялся синей жидкостью, наблюдая, как из ноздрей теплой струйкой текла алая, густая кровь. Моя кровь. Я медленно моргнул и фотогра-фия сменилась. Рыжий карлик успел положить мне на грудь какую-то грязную тряпку. Я понял, что моя кровь больше нахуй никому не пригодится. Но, честно говоря, с таинственной жидкостью я не чувствовал себя ничтожеством, иль там крысой. Наоборот, мне казалось, что внутри меня рождаются какие-то неведо-мые силы позитивной направленности. Но я так и не успел проследить весь процесс... Проклятый Петрик внезапно сунул мне под нос стеклянную трубку со сладким запахом тархуна. Наркоз? И точно, я поплыл на жёлтой субмарине в толщу забвения и тьмы... - 18 %... - это было последнее, что я услышал, прежде чем увидеть первый с Моникой Беллуччи. 8. Фляжка Сатаны Нет. Моникой Беллуччи тут и не пахло. Здесь просто воняло каким-то дезодорантом и мышами. Я осторожно проби-рался в лабиринте подвала между сваленными в кучу лыжами, тряпками, гни-лой картошкой и паутиной. Холодный свет из ниоткуда слабо освещал про-странство. В воздухе носился страх. Чьи-то невидимые крылья и скрежет стекла напоминал о том, что я попал сюда по какому-то злому умыслу. Я стремительно завернул за угол и притаился, как кошка. Я нюхал истлевший воздух и вглядывался в тёмные провалы. Там замерли худые, но мускулистые твари с когтями как у Леди Гага, и острыми зубами пираний. Живомёртвые бритвы во злобе и голоде ждали моего выхода на свет, чтобы растерзать мою плоть, далеко не крайнюю. Уперевшись пальцами в стену, я швырнул на арену кусок отодранной штука-турки. И тут же скопища мелких гарпий крысоподобно кинулись на него, пища и щёлкая челюстями. Этот свирепый комок вращался посредь подвала, как ко-лючая проволока, типа «спирали Бруно» или «егозы». В это время я вернулся на прежнее место. Там было тише. Это позволило на-прячь мне мозговую массу… Во сны приходят не только Фредди Крюгеры. Кошмары полезны для здоро-вья, говорил Фрейд, но с какими-то оговорками. Сейчас я думал об этих оговор-ках. Меня погрузили в сон с помощью химии - это плохо. Когда тебя физически отрубают по башке энциклопедическим словарём, сон ведёт к познанию. Но вот химия… Впрочем, страх, вызываемый искусственно, не основателен. И это главное правило. Если вам вдруг привиделся Уголовный кодекс или восставший из мрачных подземелий президент Ельцин. Успокойте дыхание и подумайте, что сказал бы на это этот, как его там… Анатолий Вассерман! А он далеко не дурак, как утверждал мой знакомый грузчик Дима Пашков. Бородатый математик ещё тот крендель! Я смотрел его на Ютубе. Ну, разве что… А, ладно… Сейчас речь не о том… Сон… Так, что бы сказал Вассерман?.. А он сказал бы так: «Ввиду того, что страх всего лишь ощущение, пусть даже реальной опасности, то это ощущение можно описать математической формулой, иль там доказать теоремой Гёделя. Описы-вая цифрами некий процесс, мы согласуем его с той или иной закономерностью. После чего посылаем нахуй, если правильно использовать переменные. А уж если переменные бывают так переменны, то ёбнешься, когда узнаешь смысл всего уравнения. И все ваши Х и У позволят разделить страх на многочлены. И исчезнет неизвестное, а появится вывод. Вывод…». Блядь, какой же из этого вывод?.. Вывод… Но ведь страшные твари по- прежнему ворочаются в каждом грязном углу и ждут тебя, как поп козырного прихода. А почему, собственно, подвал? Почему не Тина Канделаки? Или там Лобода какая? Как там у Конан Дойля… «Человек сам творец своего счастья…». Нет, Канделаки далеко не счастье, а уж Лобода… Но ведь есть ещё Наталья Дикаре-ва, Наталья Варлей, «Липецкая минеральная вода» и мауэрблат... Пить… Я хочу пить... Пусть железистые воды с запахом сероводорода напол-нят подвал и утопят мою жажду, страхи и тех хвостатых уродов, что посылает мне этот гнида Морфей! Мысли… Они реальны!!!! В ту же секунду я был сбит струёй пенящейся воды. Опрокинут ею и намо-чен. Свет бирюзового оттенка смешался с жидкостью... Вместо подвальных коридоров меня выбросило в помещение привокзального ресторана в городе Курске, когда там ещё продавали бальзам «Стрелецкая степь». Прямо на столы с жареной картошкой и рыбными филе. Завизжали женщины. Оркестр сыграл «До-диез-бекар». Официанты, побросав подносы, полезли на колонны. Посреди всего этого хаоса я стоял, как Посейдон. В одной руке я сжимал ста-кан с бальзамом, а другой указывал на потолок, как бы предупреждая, что сны мои сейчас нестабильны, но в ожидании, как последний трамвай. Я успел выпить, прежде чем открыл глаза. Я даже успел проглотить алкоголь и почувствовать релаксацию... С этой релаксацией я и вернулся в подземную лабораторию, где на стуле спал мучитель Петрик, пуская замысловатые пузыри из носа. Контрольный «ящик» мерно гудел и жонглировал цифрами. Только теперь я понимал их смысл. Я читал книгу собственного мозга и осознавал великую тайну. Этой тайной был я. Можете мне не верить. Я сам охуел, когда понял… Так вот. …На экране фиксировалось моё растущее могущество мысли, КПД которой перевалило за 27 %. Я понимал, что все заблокированные до этого ресурсы моз-га постепенно «размораживаются». Я уже мог взглядом пробираться меж моле-кул и ощущал энергию гравитации, словно это была сахарная вата из моего со-ветского детства. Вся окружающая среда была наподобие желе - мягкая, подат-ливая, чувственная, пульсирующая временем и вечностью. Карлик в зелёном халате был открыт предо мной, словно безоблачное небо. Я просканировал его организм, словно Бог. Ничего интересного там не оказа-лось - и я всадил ему в лоб сильнейший телепатический удар. Его сбросило со стула, как кепку Лужкова в драке в пивнушке. Это было моей главной ошибкой. Я не успел понять, что он был готов к не-ожиданностям. А ведь следовало бы! Пока я восхищался его падением, тот словно и не спав до этого, подбежал к пульту и со всего размаху долбанул по большой красной кнопке. Прямо как таракана прихлопнул! Одновременно я почувствовал, что моё расширившееся сознание сузилось до пределов моего собственного тела и бушующий потенциал «разогнанного» мозга кипит в черепной коробке, словно куриный бульон из телевизионной рек-ламы. Я понимал, что меня блокировали - как мыша в банке. И я стал обычной лабораторной подопытной тварью, хоть и не дрожащей. Петрик злорадно улыбнулся и вытер вспотевшие руки об собственный халат. - Это, вон оно как… Умничаем? А не надо умничать! Эксперименты должны быть чистыми, без ненужных инициатив со стороны испытуемых животных, - наставительно проговорил он. - Как это тебе удалось, гнида? - спросил я. - Удалось, Беспяткин. Ещё как удалось! Этот наполнитель ещё в Египте изо-брели древнем. Но не сумели довести до конца, хотя мумии до сих пор ожива-ют. Смотрел кино? - Ну, смотрел. Причём здесь я? - А ты открыт всем ветрам, так сказать. И ещё Сатана настоятельно просил проверить это на тебе. - Понимаю его желание. Но какой смысл? - Видишь вон те сосуды? - указал Петрик в угол комнаты. - Ну. - Так то сепараторы, в которые мы твою смесь начала начал перекачивать бу-дем. Она же теперь физически доступна для использования! - воскликнул радо-стный учёный. - Использования? - Ага! Тут я сразу затих. Не знаю как, но если использовать то, что я опробовал не-сколько минут назад, то это пиздец. Это вроде как оружие, что ли. Всепрони-кающее, всесильное и смертоносное. Раздвигать материю, как занавески! Пере-мещать энергию по векторам и модулям! Подглядывать за участниками «Дом-2» без камер и прочей поеботы. О, великий Один! Мир в опасности и я его самый главный враг! Вернее, не совсем я. Даже лучше, если б это был я. Но Сатана - чувак бывалый. Его жела-ния затмят любую бесконечность... Вот такая хуйня, братцы. Фантастика, блядь. - А что со мной будет? - зачем-то спросил я. - А хуй его знает, - лаконично и честно ответил Петрик. - Ты уйдёшь в пограничную полосу, где никто и никогда не вспомнит о тебе. И ты сам не будешь знать - кто ты и зачем. Ты будешь просто смотреть в одном направлении на один и тот же предмет с одно и той же мыслью («дайте мне водки…»), - раздался знакомый и хорошо поставленный голос. Справа от меня появился он - всё в том же строгом пасторском костюме. Са-тана был спокоен, как зло, и элегантен, как подлец Сванидзе. Он стоял и смот-рел на меня, словно кот на сметану. - А мне обещали бесплотность и родной район, - сказал я обречённо. - Дрочио иногда шутит, перед тем как убить, - ответил дьявол. - Не делай этого… Я построю ещё много крыш в твоей стране, - взмолился я. - И так же «спалишь» на первом же допросе у Господа, как в прошлый раз? - Нет! А, впрочем… Да! - устыдился я собственной душевной слабости. - Я знаю это, Беспяткин, - согласился Сатана. Мы замолчали, как на поминках. Аппарат работал, Петрик возился в углу с громадными сепараторами. Сатана обошёл мою кровать и сел на стул. Он достал из кармана потёртый портсигар и открыл его. Звякнула какая-то знакомая мелодия и дьявольский рот увенчала белая папироса с золотой эмблемкой. Повелитель зла закурил, как БГ, щурясь от ароматного дыма. Это напомнило мне сцену из какого-то фильма о гестаповцах. Вот так они присаживаются подле вас, закуривают и потом… - Тяжело на душе, правда? - спросил Сатана. - Да. Тяжело. И выпить охота, - честно признался я. - Глотни, герой! - достал он хромированную фляжку и приставил к моим гу-бам. Я глотнул, конечно. После чего дьявол с недовольством оторвал от меня пус-тую посуду. - Однако, хороший был коньячок… Армянский, - произнёс он с досадой. - Бесспорно, - облизываясь, улыбнулся я. - Я вижу, что ты смирился с неизбежным. Готов к встрече с небытиём? - Да, ладно, чего уж там… Только мне не понятно, зачем всем злодеям надо обязательно всё разрушать? Зачем упиваться безграничной властью, понты на-водить, словно в парламенте? - спросил я, пьянея. - Дурак ты, Беспяткин. И Вассерман твой – тоже. - Какой же он мой? С такими карманами? - Да… Просто глупость и мудрость издавна идут одной дорогой к кухонным разговорам. А суть всегда в стороне от толпы познаний, исследований, Нобе-левских премий и математики. - Ты считаешь эту фразу умной? - удивился я. - Это вы считаете. А я просто понимаю. - Ты понимаешь? Ты понимаешь, как разъединить мироздание? Возродить хаос и стать выше всех пониманий? - Дважды дурак ты. - А чего это ты дураками раскидываешься? На что тебе эти смеси в сепарато-рах из моей башки? Разве не для деструкции, всевластия и мести? - О, мама!!! Неужели я похож на того, кому нужен хаос? Неужели я жажду беспорядка и новой волны войн и интриг? Хороший табак… - погасил папиросу Сатана. - А зачем все эти 30 %? А? - Ты знаешь, как появилось мироздание? - Ну, там типа взрыв и всё такое… - А до взрыва? С начала начал? А, может, время - это выдумки? Кажущийся вектор? Зеркальное отражение? Пустота, которая не даёт понять ту суть, кото-рая в стороне? - Ну, это не по мне… Категории запретные для смертного. - Да нет никаких категорий! И смерти нет! Всё едино. И только то, что Мень-ше Малого - имеет значение быть! Та точка, в которой всего лишь два нуля де-лятся друг на друга и порождают движение. А оно реально и познается через ощущения. Вот и Жизнь, Вселенная, Ад, Рай и твоя башка на подушке, ду-мающая, «как же сбежать отсюда?», - откинулся дьявол на спинку стула. В это время Петрик уронил какую-то железную трубу. - Осторожней там, профессор, - крикнул в его сторону Сатана. - Тяжёлые, черти, - раздалось оттуда. Мой собеседник ухмыльнулся. - Так ты хочешь увидеть эту точку? - спросил я. - Я хочу попасть в эту точку и восстановить порядок! Убрать плюсы и мину-сы, северы и юги, свет и тьму! - Зачем? Зачем нужна пустыня без единства и борьбы, системы координат и загадок астрофизики? Зачем нужна такая дрянь? - взволновался я. - Я люблю эксперименты, - бодро сказал Сатана и встал со стула. Я понял, что он не скажет больше ни слова. Я даже заподозрил, что он сам не знает, зачем ему всё это. И только один ответ кружился у меня в голове… Любопытство! Сатану поглотило любопытство! Причём настолько, что он го-тов пожертвовать всемирным укладом, что бы потрогать ту дрянь, которую они все называют Меньше Малого. И сразу же вслед за этим я понял, что для того, чтобы выйти из себя, надо в себя войти. Вот он - ключ из этой дурацкой комнаты. Я думал традиционно, по-лагаясь на обман и на наебалово. А ведь можно просто пойти обратно и уже ни-какой блокиратор меня не остановит... Только была единственная проблема - я не знал, как это сделать... В это время Сатана приказал карлику продолжать работу и через пару часов запустить насосы. - Уже скоро можно будет качать. 32 % - это даже больше, чем мы ожидали. И следи за блокиратором! А то эта сволочь на всё способна, - кивнул он в мою сторону. После этого он исчез. И только запах его папирос витал в напряженном поле. Но Петрик не спешил. Я так понял, что он просто заебался горбатиться без помощника. Он подошёл к экрану, сонно взглянул на него и чего-то подкрутил в «кардиографе». - Вот так-то будет надёжней, - сказал он. Достав откуда-то пыльный матрас, любознательный товарищ расстелил его у стены. Потом он завёл будильник и завалился на этот матрас, как падший ангел. Он захрапел раньше, чем осела пыль... А я, успокоенный великолепным армянским коньяком, тоже не думал об этих дурацких бесконечностях и нулях. Я хотел простоты и пива. Даже пива хотел больше, чем простоты. *** Очнулся я от звуков приглушенной брани. Посреди комнаты стоял Петрик и кого-то самозабвенно ругал. - Суки!!! Имбицылы! Вам конуру для собаки доверить стрёмно! Бункеры они строят, по технологиям! Технологи, блядь!!! А что?! В бункере сортир не пола-гается? В лаборатории, где расстояния и времена Планка - детская считалочка, туалеты не предусмотрены?!! Я в сепараторы ссать буду, да?!! – яростно шипел он в пространстве, словно компрессор. Он взмахивал руками и сучил ногами. Видимо, профессора припёрло не по-детски. Я видел, как он решал в голове страшные задачи. Решение оказалось самым простым. Мельком взглянув на меня, Петрик потыкал пальцем в цифро-вой замок и вторая половина комнаты, в качестве лифта, как мы знаем, подняла его вверх. Я остался один и взглянул на прибор с лампочками. Там вяло что-то мерцало. Цифра 32 % меня тревожила неимоверно. Я понимал, что это моя цифра - циф-ра моего могущества, которую хотят украсть. И эта цифра росла, приближаясь к сакральному числу 33. Не знаю, как получилось, но каким-то хитровыебанным способом я извер-нулся на своем ложе и носом дотянулся до большой зелёной кнопки. И, гражда-не, я её нажал! Аппарат загудел и лампочки засияли, словно цветомузыка «Телемеханика-6» из советского прошлого. Синяя жидкость устремилась по моим венам и я при-готовился к переходу в иной мир - для того, чтобы сдохнуть, как герой, в этой непонятной хуйне… Ну, вы понимаете. …И снова я увидел крайние крайности, молекулы и спектры, силу и знание. Мне уже не надо было что-то разрушать. Я начал понимать, как по правиль-ному уйти в себя так, чтобы ни одна блядь не могла меня там потревожить. Я непостижимым способом извлек себя из плена ремней и чёртовой кровати. Затем подошёл к матрасу, на котором собирался спать Петрик. Уже собравшись сломать систему координат и нарушить пару-троечку законов физики. Я много чего захотел вдруг… Но мне, как обычно, помешали. 9. Спасатели - Просыпайся ты, чёрт! - журналист Якин толкал Грохотова пальцами в лоб. В старом общежитии царила тоскливая тишина. И только соседи по комнате мучительно стонали во сне. Водитель мэра боднул головой, всхрапнул по-антилопьи и открыл глаза. - Ты, Якин, охуел поди? - тягостно спросил он. - Скоро мы все охуеем. Зуаб приехал по какой-то рабоче визе. Собирайся на сходку, - ответил нежданный представитель СМИ. Горохотов вздохнул и принялся искать хоть какие-то носки. *** Они сидели в ночной забегаловке «Толкачики», на потётрых скамьях, издавна улитых пивом. На столе возвышалась баклажка «Буратино». Рядом валялась пачка орешков. В помещении больше никого не было кроме пьяной буфетчицы Насти, полу-спавшей за прилавком. - Я приехал от бабушка, - таинственно говорил Зуаб. - Всё плохо. - А что плохо-то? - спросил Якин. - Сатана хочет убить мир. - Это крайне непонятно, - сказал Горохотов. - Я сам не понимать, что там. Но Беспяткина ищет Дрочио, - пояснил негр. - Зачем? - удивился Якин. - Он бомба. - Ни хуя не ясно. Он ещё вчера утром бухал на Мудиловке, - пробормотал Го-рохотов. - Звони ему,- приказал Якин. - У меня денег нет. Грохотов достал драную Нокию и набрал номер. В тишине раздался против-ный голос: «Аппарат абонента выключен или находится вне доступа сети». - Отключил, гад, - Горохотов сбросил вызов. - Или его отключили, - сказал Зуаб. - Надо найти. - Да где его найдешь сейчас? Он, может, в лес упиздил за папоротником? - грустно промолвил Якин. - Стоп! Он по любому заходил к Зухре, если пил на Мудиловке, - встрепенул-ся водитель мэра. - Точно. Тут маршрут стопроцентный, - согласился журналист. Грохотов уже звонил проституткам. Зуаб опустил голову и в досаде изучал бурое пятно на полу. - Зухра! Это Вова. Где Беспяткин, не знаешь? Нужен срочно. Где он? - тре-вожно говорил в трубку Горохотов. Потом он какое-то время слушал и морщил лоб. Его глаза горели, как индика-тор записи магнитофона «Союз-111С» - он что-то записывал и это отражалось в его глазах. Прослушав информацию, шофер сказал «спасибо» и повернулся к собеседникам. - Увезли на «буханке» с охраной. Водилу я знаю. Сейчас будем пытать сча-стье, - бодро сказал он и снова набрал какой-то номер. - Грохотов у нас знатный сыщик, - похвастался Якин Зуабу. - Любого из под земли достанет. - Тут уже не земля, тут – космос, - вздохнул негр. Горохотов долго ждал ответа. - Валера… Знаю, что разбудил… Да заткнись ты! Дело срочное. Сам ты му-дак, - спокойно говорил в трубку шофер. - Слушай, ты меня знаешь. Я твоих грехов никому не открою, но ты мне сейчас скажешь, куда вы увезли Беспятки-на… Ну, тот, который… Бля, ты не понимаешь, я серьёзно говорю. В трубке на несколько секунд воцарилась тишина. Потом в ней кто-то вздох-нул и Грохотов улыбнулся. - Спасибо. За мной коньяк, - закончил он телефонный разговор. - Ну? - спросил Якин, постукивая по столу пальцами, словно играя на бонгах. - На Сокол, в ветлечебницу, - коротко ответил водитель мэра. - Нахуя? - изумился журналист. - Может, усыпить? - предположил шофер. - Нет. Там что-то с пространством, с космосом и какой-то, билять, катастро-фой, - грозно сказал Зуаб. - Придёться вытаскивать. Хуле делать, - подвел итог Якин. Вся компания бодро снялась с насиженных мест. Буфетчица Настя открыла один глаз и снова его закрыла. Журналист сунул в карман орешки. «Буратино» остался на столе. Вскоре они мчались на лифтованной «Ниве» в сторону сонного района Со-кол. Весь город замер, словно предчувствуя какую-то мерзость. И даже ночь вы-глядела довольно глупо - со своей-то луной… *** Грохотов, Зуаб и Якин стояли у калитки ветлечебницы и смотрели на тёмный дом с пластиковыми окнами. Одинокий фонарь обозначил лишь фрагмент зда-ния с вывеской «Областная ветеринарная клиника». Ни внутри, ни снаружи не было даже намека на движение. - Мне кажется, что твои источники не надёжны, - задумчиво обратился Якин к шоферу. - Он там, - вдруг уверенно произнес Зуаб. - Я чувствую это. - И как мы будем всё это ломать? - спросил Грохотов. - Ебашим стекло. Лезем вовнутрь. И смотрим, что и как, - ответил журналист суровым голосом гопника. - А сигналка? - Хуй на неё, успеем... Через несколько секунд вся компания собралась у тёмного окна с пыльным подоконником. Якин замахнулся кирпичом. - Стоять, - зловеще прошипел Зуаб. - Там кто-то есть. Заговорщики-спасатели замерли, словно уголовные монументы на столичном Троекуровском кладбище. Из покосившейся халупы старого дома ветлечебни-цы, что утонул в тени сиреневых кустов, на скрипучие ступеньки крыльца вы-шел коротышка в белом врачебном халате. Потоптавшись на досках, он осто-рожно направился к углу домика, на ходу расстегивая ширинку. Словно настоя-щий учёный, он обоссал угол строго по грани и, довольно чмокая губами, от-правился в обратный путь. Но на этом пути его встретили - и встретили отнюдь не гостеприимно. Грохо-тов схватил карлика за шиворот и заткнул рот грязной рукой. Якин подошёл слева, Зуаб справа. - Где Беспяткин? Отвечай, чучело! - спросил во злобе журналист. Зуаб сверкнул зубами. Горохотов слегка ослабил хватку. - Как вы смеете… - чуть не заорал было коротышка. Но он был грубо скручен группой захвата и занесён в дом. - Сейчас тебе будут отрывать башку! Знай это. Но есть шанс, - прошипел Якин. Коротышка выпученными глазами указал в левый угол прихожей. Его подве-ли к стене - и там произошло нужное нажатие на кодовые кнопки. Комната плавно поехала вниз. Когда налётчики и Петрик (ну, конечно же, это был он!) оказались в лабора-тории, часы Якина показывали три часа ночи. На кровати, где профессор ожидал увидеть своего подопытного, никого не было. Зато на матрасе у противоположной стены стоял Беспяткин. И был он странен и безмолвен. Казалось, он готовился к прыжку. Но это только казалось. - Хуле вы так долго. Я уже готов к нирване, - подло сказал Беспяткин. Петрик потерял сознание. 10. На пруду Да, с моей стороны это было действительно подло - упрекать товарищей в медлительности и нерасторопности. Но.. Время бежало зайцем меж дерев и кустарников. Я видел время, а они нет. - Беспяткин, ты куда собрался? - спросил Якин. - Я, пацаны, ухожу в странные миры и миссия моя свята, - ответил я искрен-не. - Хорошь нести пургу! Зачем Дрочио тебя искал? - Вон там в углу, баллоны, - ответил я. - Это пиздец мирозданию. В это время очнулся Петрик и ринулся, было, к аппаратуре. Грохотов схватил его за шею и посадил возле себя, словно собаку. - Вы будете жестоко наказаны, - свирепо прошипел профессор. - Сатана уже всё знает, он на подходе. Беспяткин, прыгай! - Вяжите его к кровати и бегите прочь, - крикнул я моим спасителям. - Ты, давай тут не выёбывайся. Валим отсюда вместе! - приказал Грохотов. Я вдруг передумал пронзать пространства и время собственными силами ра-зума. Черт возьми, можно же просто съебаться из плена, подобно человеку, а не бравировать невиданной магией иль что там у меня бурлило в мозгу. Ещё успею раскинуть сознанием, когда придёт час. Мы привязали Петрика к кровати и поднялись на поверхность. Одинокий дом старой ветлечебницы был по-прежнему жалок и нелеп в предрассветном тумане. Мне казалось, что там внизу осталась точка невозврата, по крайней мере, для меня. Но я мог и ошибаться. Потом мы сели в «Ниву» и Грохотов дал газу. - Говори, что за дрянь тут творится? – по-журналистски пытал меня Якин. - Я не виноват. Меня накачали какой-то химией и мои мысли теперь жуткое оружие супротив человечества, - отвечал я. - Да, накачали тебя сурово. Но врать товарищам - последнее дело, - продол-жал допрос журналист. - Он прав, это страшная беда, - за меня ответил Зуаб. - Бабушка предупреж-дал. - То есть, ты сейчас навроде Саурона? Да? - уточнил Якин. - Гораздо круче, чувак, - ответил я. - Гораздо круче... - Вот это я хуею… - пробормотал Грохотов с водительского кресла. - А куда мы путь держим? - Рули на Опытную, к прудам. Там знают... - приказал я в качестве гегемона. *** Мы вышли на грязный пляжик с поломанным грибком у второго пруда. Да, где-то здесь меня повязали после стрельбы в общаге... Раннее утро тускло и ненадёжно обозначило мутный водоём. Мокрые ивы проступали словно водяные знаки. Ржавый хлам и баклажки красили пейзаж сквозь белёсый туман. Где-то в кустах боярышника свистела неведомая птица, а в частном секторе бесы заводили мотор классики. Этот звук всегда будет неиз-менен - как число «пи», но с дополнениями. Я подошёл к воде и тихо произнес: - Прудово-о-й. Среда не изменилась. Я выглядел глупо. Тогда я взглянул сквазь толщу воды иначе, по-новому взглянул, пронзитель-но. Прудовой спал в покрышке от трактора «Беларусь», словно младенец в люльке. Русалки лежали в иле, как розовенькие свиньи. - Вставай, дух! Ты нужен, - направил я посыл прямо в ухо Прудовому. Тот взвился, словно дьявол, и растопырил когти. Оглядевшись по сторонам, он поплыл к берегу. Там я его и встретил. - Беспяткин, зачем будишь людей ни свет ни заря? - спросил дух пруда. - Это что ещё за нечисть? - поразился Якин. - Я тебе ебало разобью! - кинулся было в драку Прудовой. Грохотов с Зуабом дернулись чётко по понятиям, но я использовал свою силу и остановил драку. - Вы, глупые люди, почему всё время вам надо бить друг другу ебало? Неу-жели в мире нет ничего интересней, чем это самое разбитое ебало? - спросил я, наслаждаясь своим разумом. Вся компания вдруг расслабилась и виновато смотрела на меня. - Это Прудовой, он великий дух. А это журналист Якин, водитель мэра Гро-хотов и наш друг из Заира Зуаб, - познакомил я противоположные стороны. - Нам надо принять решение, прежде чем начнется Последняя битва. Зуаб кивнул мне, понимая что-то. Остальные ждали. Весь мир замер в ожи-дании. - Надо ёбнуть водки, - приговорил нас Прудовой. Только сейчас до меня дошло. Да только сейчас! Пьянство всегда предворяло бой. Чем сурове пьянка, тем эпичней войны. Без бухла управлять мирами глупо и неприятно. Без водки даже формации менять стрёмно. Прудовой - красава! - Магазины закрыты, - угрюмо пробормотал Якин. - Ерунда ваши магазины. Европа, Азия! - позвал дух своих помощниц. Русалки уж всплыли и смотрели на нас из воды, наподобие илистых прыгу-нов. Они были милы и забавны. - Давайте, девочки, нашей ядрёной, что у барыг отняли прошлой осенью, - приказал Прудовой. Указав на меня, он добавил: - А этому вот - «Малинового звона». - На хуй он мне нужен, звон этот? - возмутился было я. - Нужен, - кратко ответил дух. Проститутки нырнули в пучины. В это самое время солнце резко и пугающе выскочило из-за горизонта, словно пенсионная реформа. Но мы плевали и на солнце, и на пенсию. И то, и другое уравнялось стаканами. Мы пили серьёзно и навзрыд… Удивительное дело. Когда я ужрал стакан «звона», в голове моей словно кто-то грамотный сделал генеральную уборку и поставил всё на свои места. Я уже не боялся пронзать миры без повода и всяко там ещё. Я был на своём привыч-ном уровне. Я так давно не пил. - Ну что, Беспяткин? Ты понял свою ошибку? - спросил меня дух. - Нет, ошибок не знаю никаких, - ответил я устало. - На вот, прочитай записочку, - сунул он мне в руку клочок грязной бумаги. Я развернул бумажку и прочитал вслух: «Не используй силу на Земле - нель-зя...» - Гарри Поттер какой-то, - прокомментировал Грохотов написанное. - Космос всосёт нас. Бабушка говорил, - добавил Зуаб. - То есть, когда ты там на матрасе прыгать хотел - это была подстава? - зло-веще спросил Якин у Прудового. - Похоже на то, - ответил тот. - Петрик призывал меня прыгать. Он дурак, что ли? - спросил я. - Он не знал. Сатана знал, - сказал кто-то не из нашей компании. И услышал это только я. Всё встало на свои места. Если бы не мои товарищи, то мирозданию пришёл бы откровенный пиздец. Поэтому, мы выпили ещё. Затем молча посидели и по-слушали соловья. Дослушать его нам не удалось. Опять, откуда-то извне, раз-дался противный вибрирующий звук. Перекрывая его, в небе враждебно рявк-нуло: - Уничтожу нахуй!!! 11. Первый бой Если вы, граждане, еще не упали в долговую яму, не стали на путь урбани-стической деградации и внезапно верите в сказки, знайте: на Марсе ещё вырас-тут сады - не хуже, чем в Обояни или лебедянском Троекурово. Романтики и социалисты! Ваша конечная цель - вселенский мир и никаких блядь, империй. Только разум и взаимная вежливость! Мы готовы к подвигам, но нас душит ёбаная потребительская корзина и единый эквивалент. И помощи ждать не откуда. Спасёт нас только индийское кино. Да, там и только там законы физики про-ёбаны лютой фантазией, а капиталистическая возня отравлена сказочным, свет-лым сиянием, любовью там или танцами на зелёных равнинах. Я видел один эпичный фильм, где потомок каких-то мудрых династий лез по скалам, сквозь водопады. Он видел удивительную женщину в голубом сари, ба-бочек видел расцветок разных и терял всё тут же. Это была сказка, но я думаю, нет, не сказка то была, а знаки. Эти знаки указали ему дорогу в невероятную страну, где великие воины били друг другу ебало за троны и власть. А он, ге-рой-романтик, влюбленный мужчина, возможно, родственник Шивы, вошёл в тот мир и отпиздошил всех, по обе стороны конфликтов. И это, граждане, наш вектор эволюции к высшему разуму от низшего. Вы спросите, а на хуя всё это? Причём тут бабочки, Шива и любовь? Да они вообще тут мимо проходили, эти зелёные равнины! Главное в индийских фильмах - показательные битвы с полным игнорирова-нием гравитации и мошенника Ньютона. В небесах носятся сверкающие колес-ницы, горы встают с колен, а животные говорят голосом Пучкова-Гоблина. Ко-пья и стрелы, балисты и слоны с пушками, всё по горизонталям и вертикалям бьёт, стреляет и грохочет. Таким должен быть апокалипсис! Таким он и предстал в это тёплое утро в районе прудов на Опытной, где мы выпили-то всего ничего - так, для настройки организма на мажорный лад. А сатанинская рожа решила испортить всё. Я по-том расскажу почему. Но сейчас, когда нас так грубо обещали уничтожить, нет времени точить ля-сы. Ибо я знал, что какая-нибудь хуйня всё-таки произойдет и нам придётся держать удар первыми. Пустая бутылка «Малинового звона», как городошная бита, полетела вверх, пущенная рукой Грохотова. Соприкоснувшись с небесными предметами, она треснула как айсберг, а осколки посыпались вниз. Прудовой взвыл жутким воем и неведомой силой послал весь металлолом со дна прудов в воинов тьмы, па-ривших в небе, подобно висельникам. Сам Сатана, в какой-то золочённой ступе, смотрел вниз, скрестив руки на груди – прямо как Наполеон. И он не улыбался. Из кустов к нам приближались какие-то люди в форме третьего рейха, а чуть в стороне рычал низким басом полицейский УАЗик. Всё это было фантастично и нелепо. Но я пиздить не буду. Апокалипсис на-чался, но мне нельзя применять силу разума, чтобы всё это взорвать нахуй. По-тому что Мир свернётся в трубочку и даже хуже - нечему будет взрываться по Большому, чтобы мироздание родилось снова. Поэтому мы стали бросать в на-падавших бутылки и всякий непотребный мусор. Понятное дело, иначе как глу-постью это не назовёшь, но мы отвлекли внимание, пусть даже на пару минут. Якин заорал: - Уебаны хуевы! Нас антанта не взяла, голод не убил и Солженицын не обол-гал! А вы тут кто такие, блядь? - Да! Пидарасы конченые, троцкисты и мировая партократия! Сосите свой доллар! - поддержал его Горохотов, швыряя во врага пучки вонючих водорос-лей. - Кончита Вюрст! – по-львинному рявкнул Зуаб. Внезапно возникла звенящая пауза… Вздрогнули все силы, как тёмные так и светлые, и даже оппозиционные силы даже вздрогнули. Это дало нам ещё несколько секунд, после чего вся чёрная рать кинулась на нас неорганизованной толпой, словно на Майдане. Всё! Мы были готовы к смерти и обречены. О нас не споют песен и стихов не сложат. Ну, может только поэт Пеленягрэ пару строк тиснет однажды в фейсбу-ке. Впрочем, нам слава не нужна - тут главное успеть кого-нибудь придушить напоследок синими руками. Но и этого нам не позволил Сатана, хмурясь на своем посту. Он знал, что я не выпущу свои 33%, не сломаю систему. Стоп! Это как же? Ведь там в лаборатории я мог шнырять по задворкам кван-товых реальностей и пересекать собственные сны. И к все эти проценты? А ес-ли, к примеру, 10 или 13%? Это вот я не зря пил «Малиновый звон», не зря. В нём сила. И во мне... Я сделал так, чтобы всё злое остановилось на полпути к уничтожению нашей компании. И мы сами замерли - как в кино про Матрицу. Нет, не во времени мы остановились, не в пространстве, а как раз вне этих понятий застыл наш мир и те, кто в нём творил дурные дела. И эту штуку совершил я - хитро, возможно подло, но по необходимости. А ещё я подумал о драконах. Я видел, как Сатана и Дрочио, в кустах сирени, смотрели мимо нас куда-то в сторону липецкой кондитерской фабрики «Рошен». Они не видели нас. Они уныло остались в стороне, а мы… Впрочем, мои товарищи выглядели вообще дико, а Прудовой исходил исте-ричными слезами. Русалки хлопали зелёными ресницами. И соловья не слыхать было. - Эй, чудики! Выдыхайте. У нас мало времени, я не знаю всех козырей Сата-ны, - обратился я к коллективу. На меня посмотрели плохо и с подозрением. - Заводи «Ниву», Грохотов. Пока они в непонятках грустят, - героически при-казал я. И это было правильно. «Нива» вообще автомобиль для героев. Если он, ко-нечно, выпущен до 1993-го года. Ну, об этом в отдельной истории. Весь наш от-ряд самоубийц загрузился в автомобиль - он с пробуксовкой рванул прочь с места нашей возможной казни. Прудовой с девочками смотрели нам вслед гру-стными лицами. А мы уже выруливали на «пьяную дорогу», стремясь попасть в район карье-ра. Там есть, где скрыться. Да и, собственно, куда нам ещё надо было ехать? А моя энергия разума уже покидала мозг, словно эмигранты первой волны. Мир вокруг проявлялся, словно на фотографии, и бесы с АЗС «Роснефть» гро-зили нам заправочными пистолетами. Злые силы кружили в небе, словно стая грачей. Но мы двигались по Известковой улице к заброшенному карьеру, где в пещерах можно встретить гномов, если выпить «ерша» сразу после выпуска «Новостей» по Первому каналу. - Михалыч! Готовь фонари и городошные биты, - кричал я в телефон улично-му активисту Бакарасю. Мы уже выруливали на границы старинной Мудиловки - впереди вырисовы-вался край легендарного карьера. Одинокие берёзки приветливо махали нам ветками, словно встречали кортеж президента. Грохотов заглушил мотор у неприметного спуска, заросшего густой травой и кустами тёрна. Дальше придется спускаться без технических средств. Вскоре появился и Бакарась - с мешком бит для русских городков. Хотелось бы пояснить, что биты для русских городков - это не классические наборные биты из кизила. Русские биты - это просто зловещие дубины с удоб-ными ручками. Если не выбивать ими рюхи из круга, то они вполне подходят для поломки вражеских тел в патриотических целях. И эти тела появились. Их было не много. Это были разведчики - уроды из по-тусторонних регионов с хищными мордами быстро окружили нас,надеясь за-хватить «языка»… Мы не стали ждать и созерцать красоты мира. Всем своим диким отрядом мы пошли в наступление. Эх ты, русская удаль! Сила исконная! Гнев языческий! Не возьмёте нас, духи тёмные и злонесущие! Получите битой в голову и по другим органам тоже по-лучите!.. Александр Невский был бы доволен этой битвой, особенно когда к нам под-тянулись местные жители. Чёртовы слуги получили все и всё - и даже больше. На краю карьера обозначилась этакая грациозная картина поверженных врагов человечества. А мы, потные и возбужденные, пили самогон от бабы Веры - из одной алюминиевой кружки. - Скоро сюда вся кодла хлынет. Пиздуйте в пещеры, - спокойным голосом предупредил нас мудрый Михалыч. - Вот фонарь и выпить-закусить, на первое время. И в самом деле, небо в стороне Опытной темнело в нашу строну. Игрушки закончились и нам придётся уходить в подполье. - Машину оставьте себе, если с нами что... - только и сказал Грохотов добрым людям. Далее мы неприметной тропой пробирались к ручью, где трава высока и где заросли гуще. Потаённые пещеры ждали нас. А что делать дальше я не знал. Да и никто из нас не понимал, как выбраться их этой дурацкой, но, замечу, героической ситуации. 12. Драконы и капуста Я всегда думал: «Ну почему среди людей есть дураки?». А потом понял - это среди дураков есть люди. Знавал я одного падонка с погонялом Бугимент. Он пил алкогольные напитки и ходил в джинсовой куртке. А мог бы стать, например, начальником Чукотки - но не стал. А всё из-за куртки и алкоголя. И я тоже мог бы стать кем-то, но не стал, не из-за куртки конечно. Но пил я достойно и вот потому мир не принял меня в пионеры и даже хуже. - Почему Господь не вмешался? - услыхал я голос Якина сквозь пелену спу-танных мыслей. - Пути его... - было ответил я. - Заткнись про пути! Господь либо не хотел, либо это было надо, - перебил меня журналист. - Было надо, - тихо сказал Зуаб. - Ты-то откуда знаешь? - удивился Грохотов. - Бабушка предупреждал. На Земле только Сатана полный допуск имеет, - от-ветил негр. Мы сидели в сырых катакомбах, при свечах, и были похожи на группу ради-кальных монахов, задумавших всечеловеческую подлость. На ящике из под ба-нанов, в газете «Аргументы и факты», лежал шмат сала и стояла банка самогон-ки. Громадный сапожный нож был воткнут в сало и как бы намекал - в будущем не будет спокойных дней, а только тревожные ночи и революционные песни. Дрожащий огонёк свечей напоминал о партизанских буднях Великой Отечест-венной… - Каков план мы имеем? - спросил Грохотов, нарезая сало. - Покинуть Землю, - по-замполитовски ответил Зуаб. - На чём?! Или с помощью каких предметов науки и техники? - съязвил Якин. - Я хочу подумать! - почти крикнул я, принимая стакан самогона из рук шо-фёра. - Пей! - разрешил мне думать Грохотов. И я выпил. Да, я выпил - и ушёл в глубокие слои своих бурлящих мыслей. Там было всяко и кошмарно. Там я встретил олимпийского Мишку и группу «Тату»... Нет, это всё не то, ненужные это мысли. Впрочем, нас не догонишь. Да, нас догнать будет нелегко если... Что если?.. Если мы будем на драконе! Драконы!!! Вот куда надо смотреть! - Зуаб! Как твоя бабка драконов вызывает?- зловеще спросил я. - Трёт вот этот амулет и поёт древнюю песню Африки, - ответил тоскливо наш негр. - Хуй с ней, с песней. Давай это цацку. Сейчас тереть будем, - приказал я. *** Амулет был прост и неприятен - какой-то корешок, похожий на морковку; но был он отполирован и теплом наполнен. Я потёр его пальцем - и ничего не произошло. - Ты поплюй на него, - посоветовал Якин. - Не надо плеваться, а то как даст! - предупредил нас Зуаб. Я плюнул и потёр. Меня шарахнуло током. Амулет полетел в песок. - Эбонитовая палочка, - размышлял Грохотов. - Магический предмет! - перебил его негр. Он поднял корешок и двумя пальцами словно помастурбировал его. При этом Зуаб изобразил внутри себя какие-то запредельные звуки из прошлого Земли. Ничего не произошло. - Тьфу, блядь! - обиделся Якин. Но Зуаб ещё раз потёр амулет. Запахло серой и нечистотами. Наверное, рядом опять запалили свалку - в катакомбах всегда воняет, когда горит мусор. Но это был не мусор. - Джожи! Ты же знаешь, что нельзя нам так связываться! - раздался рыкаю-щий и опасный голос. - Это внук Джожи, Зуаб. Нам помощь надо, - грустно сказал негр. - Иди на хуй, Зуаб, - ответил голос. - Эй, эй драконы! Вы там правда капусту жрёте? - присоединился к беседе Якин. - Жрём, а что? - насторожился голос. - А вы какую хаваете: сладкую, кислую или со свеклой? - пытал журналист драконовское любопытство. - Со свеклой сейчас не достать - кислую жрём. А ты кто? - Я спец по капусте и знаю, где достать с полсотни бочек отборной с тмином и сок. Там одно благолепие, - ответил Якин. Мы все молчали, затаив дыхание. - Что за помощь? - кратко спросил невидимый дракон. - Съебаться с планеты надо. Иначе жопа всем. У нас инвалид с гиперактив-ным мозгом, для разрушения Вселенной. А Сатана с катушек слетел. Худо… - кратко обрисовал ситуацию журналист. Я поморщился. Какой на хуй инвалид! Нормален я и даже более чем, на хрена он брешет! - Пятьдесят бочек, говоришь. Дай подумать, - ответило пространство и за-молчало. Было слышно, как в глубине пещеры капала вода и попискивали крысы. Мы переглядывались, как декабристы у виселиц. А время шло... - Короче, слушайте сюда! - сказал дракон. - Нам Земли касаться негоже, ибо запрет на то есть. Взять вас на борт можно только в воздухе. Рядом с Грязями есть аэродром для богатых долбоёбов, они там катаются по выходным и на па-рашютах прыгают. Заправляет всем этим Федор Николаич Хмыз, старый чёрт-авиатор. Имеется вертолёт военный МИ-8 и ещё всяко. Хмызу скажете пароль: «Я знаю, что ты делал в прошлогодней командировке, в Твери». Дальше его ра-бота. Джимми вас перехватит. - Да как мы отсюда на аэродром-то попадём? Обложили нас! - встрял Грохо-тов. - Пусть ваш инвалид по граням вас проведет, раз такой умный. А капуста с тебя, специалист, иначе горько пожалеешь, - ответил голос и пропал вовсе. - По каким нахуй граням? - спросил я у самого себя. - Давай, думай. А то скоро тут нас жрать будут, без капусты, - хором ответил коллектив. Если честно, то я уже заебался думать. Сначала мне было приятно, что я вот такой из себя мудрец и маг, что ли. Ну, там мог я по-всякому в сознаниях блуж-дать, сквозь времена смотреть и миры разные щупать бесстыдно. Если б это всё было лет десять назад, я бы уже социализм строил всей страной и подбирался к высшей стадии, по Марксу. Но вот сейчас, после всех предательств и коррумпированных шашней властей и прочих органов, после погонь и задержаний, стало мне как-то тоскливо и в сердце не бился пламенный мотор. Почему мир так ехиден, а люди жадны? Может, прав Сатана, к хуям этот мир с его многополярностью и «Евровидени-ем»? Исчезнут пусть стяжательство и группа «Ленинград». Перезагрузить ми-роздание к чёртовой матери и всего делов-то! - Ты, Беспяткин, не о том думаешь, - сказал кто-то у меня в голове. - Как не о том? - удивился я. - А вот так! Господь, поди, не пальцем деланый, знает как всё развиваться должно. А ты тут повелся на пропаганду буржуйскую. Вспомни Павку Корча-гина, узкоколейку и крепкое слово «Даёшь!», - ответил мне чей-то голос, зна-комый такой голос. - Профессор, вы ли это? - А кто ещё? Закругляйся с депрессиями и определись с дорогой вне реально-сти. Ты ж уже опытный! За Сталина! - приказал мне Бубенцов. Я открыл глаза и жестом указал Грохотову налить мне самогонки по «рисоч-ку». И ещё я увидел круглые глаза моих соратников по борьбе. Я не один и сда-ваться - не наш выбор. А за Сталина мы ещё поквитаемся с контрой... - Я думал, ты сейчас в штаны наложишь… - тихо сказал Якин. Грохотов дал мне стакан. И я, уже полный сил и отваги, сказал: - Пью за лучший мир, за святую свободу! Мы сейчас на аэродром попадать будем, только не тупите. Затем я усадил стакан, подобно Зевсу, и начал нажимать кнопочки и рубиль-нички в собственном разуме, словно находился в кабине международного лай-нера ТУ-154. Мир стал меняться, уходя то вправо, то влево. Время заструилось по сводам грота, подобно змею, а передо мной, словно зеркальные жалюзи защелкали, и запахло одеколоном «Русский лес». Я чуть подправил уровни и горизонты... Передо мной проявилась широкая дорога, не совсем качественная, с ямками и трещинками - но пусть это останется на совести местных дорожных служб. Ви-димо, в каждой реальности строительство без косяков не обходится. Самое главное, что эта дорога была кратчайшим расстоянием до нужного мне аэродрома на планете Земля. Навигация по звёздам говорила об этом. - Все за мной рысью! Затем в галоп! Я не знаю, сколько продержится эта хуй-ня в активном состоянии, - сказал я товарищам. - Ты смотришь в стену, Беспяткин. Куда идти? - раздался вопрос от Грохото-ва. - Берите меня за руку и пиздуем отсюда! - крикнул я, раскинув руки, как про-рок. Фанфар я не услышал. Меня схватили крепкие ладони. Я стремительно зашагал по дороге, по грани, по внеземному пути к цели, ко-торую самолично зафиксировал из космоса. 13. На вираже Трудно описать те чувства, которые охватили меня, когда мы бежали по не-ровному, горбатому асфальту. Неприятные чувства. Я слышал, как стонали то-варищи, не понимая, что с ними происходит. Это ведь не пространство сместить на пару градусов и прокатиться на «Ниве» до карьера. Тут иная суть и иные методы. У меня у самого кружилась голова и я видел, как вдоль дороги раскачивались чёрные, липкие от крови, кресты. В кус-тах на обочине хохотали гиены и какие-то люди в белых одеждах перебегали от распятия к распятию. В небе, затянутом багровым, вонючим дымом носились громадные твари с перепончатыми крыльями и громко и тоскливо пищали. И, неожиданно, небеса вдруг становились прозрачными и голубыми до тош-ноты, а в них пели невидимые жаворонки, или кто там ещё мог петь. Тропиче-ские деревья, словно соревнуясь в нереальных расцветках, были увешаны спе-лыми фруктами и по ветвям прыгали приматы с умными лицами. Потом всё заслонил волшебный крупнозернистый снегопад. Дорога стала скользкой, как каток на стадионе «Свободный Сокол». Было трудно бежать и мучительно думать о том, что если я ошибся координатами, то мы можем вы-скочить где-нибудь в другом уголке Вселенной на планете с атмосферой из ам-миака… Но я не ошибся. Прямо передо мной вырос патриотичный сельский сортир из серых, неструганных досок. От него валил родной, земной запах малой Родины и мой внутренний навигатор сказал механическим голосом: «Вы на месте». Я протиснулся в кабинку, продолжая сжимать ладони товарищей. После чего стал возвращать свои настройки разума по умолчанию. Засвистели невидимые ветры. И время впрыгнуло в сортир с противным всхлипом. Что-то гуднуло в небе и мы всей компанией оказались в тесном про-странстве туалета без удобств и сантехники. Дверь кабинки треснула и мы не-организованной, народной, массой вывалились на мягкую зелёную траву. Какая-то с проплешинами собака шарахнулась в сторону и обиженно залаяла. Мы прибыли на аэродром для ВИПов вовремя - то есть по расписанию. Поле было зелёное, небо голубым, ветер ласковым. И где-то справа замычала корова. Ну, вы представляете картину. Конечно, мастер Паустовский написал бы красиво и с любовью к Родине, к Руси-матушке, но мне не осилить таких описаний, ибо не дано Господом. Пото-му коровье мычание - верх среднерусской идилии в моём понимании. И ещё самолётики, словно белые эльфы, стояли рядком у ангаров и о чём-то перешёп-тывались меж собой, медленно вращая пропеллеры. - Беспяткин! Ты, конечно, сволочь, но спасибо, - торжественно сказал мятый Якин. - Я думал меня вывернут, как хворост, и подожгут, - мотая головой, бубнил Грохотов. - А хуле вы хотели, граждане, надо... - пояснил я ситуацию. - Искать Хмыз, - коротко напомнил Зуаб и тут же получил красивый удар го-родошной битой по жопе. - Кому тут Хмыз понадобился? - раздался грубый рев бойца с битой. Был он немолод, но здоров, словно Халк. Мощная сивая борода трепалась ветром и синий нос крепкого мужика был нацелен прямо на меня. Зуаб присел на траву, свирепо вращая глазами, но не владея членами. Якин выставил руки вперед, словно был на трибуне. Грохотов замер в позе Суперме-на. Я нахмурил брови и очень зло сказал: - Я знаю что ты делал в прошлогодней командировке в Твери, сволочь, и про ворованную сантехнику тоже знаю. Федор Николаич замер, сломленный фактами и открытый для внутренних ор-ганов. Немая сцена длилась недолго. - Кто спалил? - спросил он тихо. - Не важно – кто. Нам нужен самолёт или что там у тебя летает без поломок, ибо я могу продолжить кодовую фразу и не только про Тверь, - ответил я жесто-ко, понимая, что сатанинские силы идут по нашему следу быстро и неумолимо. - Вон на том «кукурузнике» - всё для прогулок и банкетов, - ответил Хмыз. - Заводи аппарат живо или выжгу тебе мозг! - рявкнул я. - Он выжжет, - подтвердил Якин. - Пошли, - спокойно сказал управляющий аэродромом и, опустив биту, пошёл в сторону грязного бурозелёного АН-2, стоящего особняком у леса. *** Когда мы загрузились в старый, но надежный «кукурузник», я почувствовал неприятный холодок в сердце. Покопавшись в мозгу, я увидел, словно в пери-скоп, как к нам движется вся адова сила, на крыльях и без. Всё это напоминало громадный торнадо из когтей, клыков и острой чешуи. Издали это напоминало просто серую тучу или смог Новолипецкого металлургического комбината. Мои товарищи тревожно смотрели в иллюминаторы. - Да лети ты, старый чёрт! - заорал Грохотов. - Отъебись! - последовало из кабины пилота. - Сейчас как взлетим, мало не покажется. И действительно, нам мало не показалось; не показалось нам и много. Мы реально прочувствовали, как должны летать люди, если им приходиться-таки спасать мир. Затяжные «ямы» и мощный брутальный гул напомнил нам про святую миссию. АН-2 медленно набирал высоту, в то время как злобные силы стремительно приближались и в воздухе резко похолодало. Но Федор Николаич знал своё дело, он спокойно удалялся от земли, чтобы потом нырнуть в герои-ческое пике. И тут я вспомнил про драконов. - А что говорил дракон? Как он нас подхватит, где и когда? - спросил я сам у себя. - Да вон он там, крыльями машет, - спокойно ответил Якин, зорко вглядыва-ясь в мутное стекло иллюминатора. Я взглянул туда же и увидел маленькую фигурку дракона, нарезающего круги гораздо выше нас. - Мы не успеем, - пробормотал Грохотов. - Успеем, блядь. Всё успеем! У меня парашютов нет, так что держите очко, ребяты, - рявкнул Хмыз, оттянув рычаг высоты на себя до упора. - Как, прыгать? Нахуя? - испугался храбрый Зуаб. - Про прыгать нам не говорили, - подтвердил Якин. - А придётся! Этот басурманин вас на лету словит, как мух, - прогоготал наш пилот. Может, мы бы ещё поспорили или провели голосование, но выглянув в от-крытый люк, мы с ужасом увидели нечисть, прилетевшую за нами. Мы увидели глаза, полные духовного голода и нечеловеческой ненависти, увидели челюсти. Голосование откладывалось и вопрос «прыгать / не прыгать» отпал сам собой. - А теперь погнали, шпана сокольская! - крикнул Хмыз и направил самолёт к земле. «Кукурузник» лихо набрал скорость и мы воспарили к потолку. Было видно, как дракон нырнул вслед за нами, словно того и ждал. Силы тьмы рванули шиб-че, понимая наш маневр. - По одному, бегом! За борт, марш! - гаркнул Федор Николаич. И мы без скорби и страха кинулись в свободный атеистический полет. Интересная картина нарисовалась в небе. Четверка отважных алкоголиков неслась в нелепых позах на фоне бесовских пастей и хвостов. Словно пчелиный рой, демоны окружали нас, чтобы поглотить навсегда и мучительно. Может и наоборот: схватить и отправить в самые тайные уголки ада, для пыток и одино-чества. Это длилось несколько секунд; может минуту, не знаю. Но вдруг мы один за одним оказались на уютной спине знакомого нашего дракона Джимми. - Не ссать, пацаны! Сейчас форсаж врубим! - крикнул он нам. В это время ему в хвост вцепился первый адический монстр, похожий на кривую, закатанную в панцирь, фигурку индийского бога Ганеша с жутким ши-пованным хоботом. - Ах, ты ж, блядь! Чёрт ёбаный! - взревел ужаленный дракон. Он развернулся и провёл чёткий прямой в голову демона. Тот с визгом, в штопоре, завертелся по направлению к земле. А дракон-таки включил свой фирменный форсаж и у нас заложило уши. Вот это были перегрузки, я вам скажу! Вот это был «полицейский разворот»! Я только запомнил, что серая тьма провалилась куда-то в первозданные ебеня и мощно запахло сероводородом. А где-то у самой земли отсвечивал красными звездами героический АН-2. Он пытался приземлиться, таща за собой хвост густого чёрного дыма... 14. Левиафания Очнулся я уже в космосе, когда небесные светила, словно на сельской ярмар-ке, бегали по всем мыслимым и немыслимым осям. Какие-то пыльные планеты проплывали мимо бильярдными шарами. Космос был красив, как советская цветомузыка на танцах под ансамбль в го-родском саду. И вроде как пьян был, космос… На спине дракона царило спокойствие и умиротворение. Якин спал, словно кот, свернувшись калачиком. Грохотов спорил с Зуабом и драконом на предмет современного миропорядка. - Нужна общая система законов и морали - для всех вменяемых жителей Зем-ли, - утверждал он. - В Индии покойников сжигают и боготворят кобру. А у нас людей жрут. Где же общая мораль? - наседал на него Зуаб, словно в парламенте. - Сжечь всех на хуй и заселить одной расой, - советовал Джимми. - Ну, это ты чушь сморозил. Гитлер тоже так думал и помер насильственно, - ответил шофёр мэра. - Одни люди всегда будут угнетать других - это закон такой, - грустно сказал негр. - И заметь: угнетатели либо богаты, либо сильны, либо Господом прикрыва-ются! - продолжал шофёр. - Вот их и сжечь, - опять встрял дракон. - Другие появятся. - И этих тоже. - Тьфу ты, блядь! Да дело как раз не в уничтожении, а в равноправии, в демо-кратии, ебись она колом! - воскликнул Грохотов вскинув руки, словно птица. - А как их уравняешь? - Карлом Марксом! - злобно прохрипел я. - Ну вот, началось… Коммунизм – утопия, - заныл Грохотов. - А что это? - спросил Зуаб. - Это, дорогой друг, бесклассовое общество, где люди трудятся не за всеоб-щий эквивалент, то бишь деньги, а за то, что все равны друг перед другом и уг-нетать кого-то нахуй не нужно, ибо всё общее: и природные ресурсы, и произ-водство, и ответственность, и всякая прочая там... - ответил я. - Все люди разные. Одни хитрые, другие лохи и так или иначе кто-то захочет наебать ближнего, - влез Грохотов. - Это невозможно при устоявшихся принципах коллективизма. Человек рано или поздно поймет, что частно-собственнические конфликты ведут в капитали-стическую, а ещё хуже - в феодальную жопу, - парировал я. - Хуйня какая-то… - вяло ответил дракон. - Сам ты... Впрочем куда мы летим, а? - перебил я тему. - Не знаю, - честно ответил Джимми. Тут проснулся Якин. Он неприлично зевнул, пёрнул и произнес: - Красота! Все замолчали. Мы плыли в космическом пространстве без цели и без идеологии. Как при капитализме, блядь! Когда мы убегали от Сатаны, вся жизнь была ценна и име-ла смысл. Сейчас всё казалось пустым и неинтересным для употребления. Вот так люди становятся маньяками или политиками - от безделья и внутренней пустоты. Плохо это. - Я так понимаю, электричество кончилось и кино оборвалось на самом инте-ресном месте. Что же там дальше хотел сказать режиссёр? – развалившись, как патриций, вопрошал Якин. Он был прав, он стократ был прав. Зачем мы тут, непонятно где? Зачем всё это? И, в самом деле, где режиссёр, к которому можно обратиться за советом? - Господь! Пошли нам осознание и наставь на путь истинный! - обратился Грохотов к предполагаемому небу. Ему не ответили. Мало того дракон вдруг сказал: - Вы ребята нормальные, но мне пора баиньки. Так что высажу я вас на ка-кой-нибудь приличной планетке и вы уж там сами мутите свой коммунизм. - Это как так?! - хором ахнули мы. - Устав драконьей службы. Я и так его нарушил по трём пунктам, «губа» све-тит. Но вы не ссыте, подберём планетку с Блэк-Джеком и шлюхами, скучно не будет, - ответил дракон и замолчал, разворачиваясь в пространстве. Почему-то больше у нас вопросов не было. *** Вопросы появились позже, когда наша вояж-группа влетела в облако громад-ных камней и астероидов. Они были повсюду - цветные, остроугольные или, наоборот, гладкие как галька. Дракон, словно в «Звёздных войнах», нарезал ви-ражи между ними и это было неприятно как-то. - Чего это за хуета? - спросил Грохотов. - О, я рад что ты спросил, - ответил Джимми. - Так... - напрягся Якин. - Это, граждане-уголовнички, тайное место. Более того, это вообще круче всяких там масонских лож. Это логово зверя, семь печатей и даже Господь о ней не знает, - популярно объяснил дракон. - О ком - о ней? - пытал его Якин. - О планете Сатаны – Левиафании… - таинственно прошипел дракон. - Я знал. Я всегда знал, что есть такое место! - воскликнул Якин. - Но какого хуя нам тут надо? - подозрительно буркнул Грохотов. - Тут вас искать никто не будет, ибо глупо. - А там кто-нибудь живет? - продолжил допрос шофер мэра. - О! Кто там только не живёт! Удивитесь, когда я вас там оставлю, - неприят-но улыбнулся Джимми. Мы так же неприятно переглянулись. И в это время перед нами вспучилась туша громадной планеты с бурыми рельефами и седыми атмосферными зави-тушками. Она светилась оранжевыми оттенками и напоминала новогодний шар. Вскоре мы уже летели в облаках, словно пиратский бриг в тумане Карибских морей. Ещё минут через пять под нами, по-лакейски, выстроились смешанные леса и в прогалинах заблестели загадочные зеркальца озер. Возле одного такого озера нас дракон и выкинул, словно мусор. - Мой вам совет: когда прибудете в город, позвоните вашему жулику Ибанову, здесь сеть ловит, - это были последние слова Джимми. Он пропал - как его и не было бы вовсе. А мы словно родились заново и не знали, когда за нами придут родители. Я сел на пенёк и обхватил голову руками. Я не знал, что делать. Я не знал цели и уж тем более средств. Вся наша компания погрузилась в тягостное молчание и только лесные птицы пели свои лесные песни где-то в кронах густых сосен. Было тепло и свежо, осо-бенно после запахов драконьей кожи. - Левиафан всё-таки... - задумчиво ухмыльнулся Якин. - А давайте на «массу давить», - не менее задумчиво произнес Грохотов. - Будем спать, устали, - поддержал его Зуаб. Мы подсобрали валежник, листья какие-то и устроили нечто вроде уютной землянки, но над землёй. Там, в лежбище, мы и уснули, словно белые грибы в сонной мечте грибника. Мир перестал для нас существовать - и это было един-ственно хорошо… 15. Явление Мастера - Э-э-эй, товарищ! Проснись! Скоро светило сядет, холодно будет, - услышал я звуки сквозь пелену запутанного тугого сна про немецкую панкершу Нину Хаген. Глаза я открыл, но как-бы авансом: вдруг наяву опять ничего интересного не происходит? Но я ошибся. Надо мной склонился бородатый геолог не геолог, но мужик суровый и без всякой там хипстерской дряни. Он смотрел мне в глаза че-стно и можно сказать открыто. - Я проснулся. Чего тебе, гражданин? - прохрипел я незнакомцу. - Замёрзнете вы тут. Или сожрут вас нахуй - ответил он мне. - Зря ты так, - вздохнул я. - Зря - не зря, но подохнуть вам я не дам, не по-людски это, - серьёзно произ-нёс бородач. - Кто ты такой? - окончательно проснувшись, продолжил я вопросы. - Я Мастер, - последовал краткий ответ. Я сразу понял, что это за Мастер, но контрольно закончил - Ты больше ничего ещё не написал? - С ума сошёл, что ли? Какая писанина после всего, что со мной произошло? А ещё эта коварная романтичная блядь! - воскликнул Мастер, выпучив глаза. От этого вскрика на почве, словно дождевые черви, зашевелились мои това-рищи. - Кто это? - грозно спросил Якин. - Мастер. Ну, тот самый, который Маргариту еб... - пояснил было я. - Т-с-с… Зачем горланить, Беспяткин? - перебил меня бородатый человек. - Он знает, кто ты? - прошептал Грохотов, словно увидел призрак Николая Второго. - Да про вас кто только не знает, - расхохотался мастер. - Это уже классика! Зуаб чихнул в листья и где-то в кронах деревьев всполошились мелкие пти-цы. Светило действительно начинало садиться и стало резко холодать. Мы, от-ряхнувшись окружили мастера и он рассказал нам вот что. - Короче, я тут гуляю, тёрн собираю для вина. Хорошее вино, поверьте мне. Оно только и спасает от скверны всякой. Вдруг, вижу, дракон взлетел над этим местом. Нехорошо взлетел, ровно вор какой. А драконы хитрые, я знаю, просто так сюда не заглядывают. Только спиздить норовят, то чего на других планетах хер сыщешь. А чего нет на других планетах? - загадочно поднял палец мастер. - Добра и справедливости? - предположил Якин. - Тьфу, блядь, что за чушь, право? Сатанинской капусты нет нигде в миро-здании! Настоящей, ядреной, сатанинской капусты! С неё выхлоп фантастиче-ский, а если с редькой, так то вообще - первичная энергия! - воскликнул наш спаситель. Мы с ухмылкой переглянулись, словно гномы у кровати Белоснежки. - А капуста в лесу не растет, только на личных плантациях этой сволочи Во-ланда. Потому и задал я себе вопрос: какого хуя надо дракону в лесу? Подхожу сюда и вижу вас спящими. Вот и разбудил в итоге, - закончил тему бородач. - И что теперь делать будем? - спросил Грохотов. - Ибанов… — зловеще произнес Зуаб. - Кто это? - в свою очередь спросил Мастер. - Это тоже мастер, но в иной области творчества, - попытался объяснить я. - Композитор? - В некотором роде. Кстати, у вас тут зарядку от «Нокии» можно найти? - снова встрял Грохотов. - А у тебя какая? - обернулся к нему бородатый. - Черно-белая, но звонит громко, - показал шофер мобильник. - А у меня N8, потрясающий аппарат. А зарядка есть, но в деревне, - улыб-нулся мастер. - А нас там не спалят? - напрягся Якин. - Осторожность не помешает никогда, - предостерёг его наш новый знакомый. - Ну, пошли что ли? И мы пошли. Диалектически, материалистически, исторически пошли мы, кашляя от сырого воздуха. Нас вёл Мастер по глубинным тропам и в обход шипованных частнособст-веннических кустов с чёрными, зловещими ягодами. Паутина и толстые комары, словно ложные теории всяких там философских выродков, мешали нам дви-гаться к познанию мира без участия религиозных догм. Но мы-то знали, что Господь совсем не то, чем его вымазали святые старцы разных времён! Он реа-лен и работает словно каторжный, чтобы Вселенная не развалилась в присту-пах собственного неуправляемого раздвоения. Я вспомнил Стивена Хоккинга, Чарлза Дарвина и Карла Маркса одновре-менно. Сатана, влиятельная гнида, всё раскалывает и расщепляет направо и на-лево, а создать чего - так хуюшки. И все его соратники - глупые потребители и венценосные особы, не поймут, что космос не совсем пространство и уж совсем не время, а так себе емкость ого-го каких размеров. Но то, что Меньше Малого - вот истина, за которую не жалко отдать японцам остров Шикотан, не совсем бесплатно, конечно… И ещё я начал смутно понимать, почему дракон высадил нас именно здесь. Хитрый чертяка, не выдал нам какой-то тайны. Но я ещё разберусь... Пока мы продирались сквозь когтистые ветви и давили круглые грибы, небо уже потускнело настолько, что я стал различать в тёмных местах чьи-то любо-пытные светящиеся глаза и мелкие зубы. - Это вот кто там таится во тьме? - спросил вдруг Грохотов. - Собаки, - кратко ответил мастер и мы поняли, кто сожрал бы нас там, на по-ляне, тихой ночью. - Плохие тут у вас леса, - заметил Зуаб, хищно озираясь. - У вас на Земле не лучше, - отпарировал мастер. Мы продолжили путь в неприятном молчании. Неожиданно в нос ударил густой запах жаренного мяса и каких-то специй. Лес стал редеть и мы вышли на грунтовую дорогу, укатанную грубыми трак-торными протекторами. Дорога легла вдоль посадок и примерно в километре от нас виднелись серые деревянные домики, из труб которых дымком тянуло. Вскоре мы вышли к уютному, ухоженному хутору, огороженному плетёным за-бором и с глиняными горшками на берёзовых кольях. - Вот тут мы и спасаемся ото всех этих пидорасов, - раскинув руки, провоз-гласил Мастер. - Кстати, зовут меня Ипполитом, если что. Словно в ожидании этих слов, из сумерек, из-под навеса и из домов, к нам вышли люди. И вышли не просто люди, как биологический вид, а появился са-кральный народ в простых одеждах и пьяный по факту. Это были всякие муж-чины с бородами и женщины с волосами, распущенными до пояса. Они окру-жили нас добром и винными парами. Какая блядь придумала Эдем и яблоки? Кто уповает на Валгаллу и дрочит в нирване? Да глупцы всякие: безумные художники и поэты, доверчивые зрители на концертах российских звёзд и им подобные. Настоящее благолепие я увидел тут, на хуторе, среди этих милых, но сильных духом затворников. - Мы вот тут коммуну образовали и живём без вражды и зависти. Нам много не надо - работать и петь песни. А городским сукам сюда дороги нет, - спокой-но возвестил Мастер. - Здравствуйте, люди! - рявкнул Якин, блестя глазами. - Здравствуйте, гости! - хором прозвучало округ нас. - Пора трапезничать, - сказал Ипполит. - Да, пора, пожалуй. А винца нальёте? - согласился вопрошая Грохотов. - Нальём, - красивым и сексуальным бархатным голосом ответила нам про-стоволосая чудо-женщина в белом платье. И нас повели в дом. Как настоящих гостей из космических глубин. Как героев или я не знаю ещё как… Луна, иль что там похожее на неё, взошла в прозрач-ном, необъятном небе. Прелой тиной потянуло с невидимой речки, а мы уже са-дились за широкий деревянный стол, уставленный не роллами и суши, не вся-кой там модной отрыжкой фастфуда, а чистой, разносольной снедью с полей или подсобных хозяйств. Перечислить блюда мне не удастся, ибо о таком не го-ворят, как о меню. Этим просто наслаждаются желудочно, словно в сказке. Это как петь сольно в карьере, когда идёт дождь. Или настраивать карбюраторы в гараже. В руках мы держали деревянные кружки с облупившейся «хохломой», а в кружках... А в кружках была первозданная медовуха, способная вернуть СССР без мордобоя. И началась трапеза. И кто-то притащил двухрядную «хромку». И это было хорошо. И это было правильно. 16. Заговор и гармошка От людей на деревне не спрятаться, Нет секретов в деревне у нас. Не сойтись, разойтись, не сосвататься В стороне от придирчивых гла-а-з... Я выводил слова легендарной песни под ласковый аккомпанемент гармошки. Люди вокруг подпевали всеми возможными терциями и октавами. Словно дело было в настоящем Пеньково и молодой специалист из Ленинграда Тоня вот-вот проявится сквозь чёртово время где-нибудь на краю стола, уставленного гранё-ными стаканами и мисками с молодой картошкой. Нет, молодой специалист Тоня не появилась. Но иные милые лица светло ка-чались в такт песне. И подумалось мне, что когда-нибудь настанет момент и люди будут ездить на велосипедах по полям с пшеницей и томно сидеть под бе-рёзами после трудового дня. Носатый кинооператор по фамилии Драйцель при-везёт в клуб новую кинокартину о похождениях Максима Перепелицы и все бу-дут смеяться, доставая семечки из кулёчков. Впрочем, до этого дня мне надо будет уничтожить много чего. Да и наебать кое-кого. Я тут за столом понял смысл нашего бегства и жизни вообще. Истину понял я, но смутно. А, не важно это... - Ипполит, почему вас не грохнут местные тузы за всё это? - спросил я Мас-тера. - Об этом позже. Но я рад, что ты спросил, - ответил он. - Граждане! Дорогие! Я хочу выпить за Елену! - раздался мощный рёв Якина. Только сейчас я увидел, что журналист сидел рядом с той женщиной в белом платье, которая обещала «налить». И сидел он не по-хамски, как обычно в теат-ре Шаца, а идиллически-восторженно, словно влюбился, что ли. Да, похоже Якин «поплыл» на гандоле любви возле сильной русской женщины... Интерес-но, а можно жениться повторно, будучи на другой планете? - Горько! - заорал Грохотов. Но его не поддержали, а наоборот, погрозили пальцами. - Братья и сестры! Настало время поговорить о завтрашнем мероприятии. За-кройте двери и выставьте дозорных, - приказал Мастер. Комната быстро изменилась. Со стола убрали часть еды, но добавили выпив-ку. И народу стало меньше количеством. Были закрыты ставни и зажглись керо-синовые лампы. Я понял, что если это не тайная вечеря, то уж Липецкий съезд «Земли и во-ли», как минимум. Да и Мастер что-то уж очень смахивал на доблестного царе-убийцу Желябова. - Это хорошо, что вы тут оказались. Это может быть важным, - тихо произнёс Ипполит, обращаясь в нашу сторону. - Намечается вечеринка? - улыбнулся Грохотов. - В некотором роде, - ответила красавица Елена. - Завтра в столице пройдет очередной бал Сатаны. Наша задача сделать его эпохальным. И по возможности – последним, - сказал Мастер. Наступила волшебная тишина со сверчками. Мы выпили и часы останови-лись. - И как вы хотите это сделать? - спросил Якин. - Мы запутались, - вздохнул Мастер. - То есть, как это запутались? - Будет много гостей, с разных точек Вселенной, включая артистов с Земли. Могут пострадать невинные. - А что за артисты, если не секрет? - встрепенулся Грохотов. - Бесплатные и с гонорарами, - ответила Елена пощекотав ухо Якину. - А кто с гонораром? - заинтересовался журналист. - Группа «Ленинград», Лепс какой-то и КВНщики... - Теперь я знаю всё! А кто бесплатен? - откинулся на скамье Якин. - Басков, Меладзе и Бабкина. - Бабкина мне нравится! - захлопал в ладоши Грохотов. Зуаб посмотрел на них, словно кобра. - Мы сами можем погибнуть. А как будет действовать подполье? - перебил тему наш негр. - Захват администрации и шантаж Сатаны взрывом ядра планеты. Там в шах-тах уже заложена взрывчатка с водородной начинкой, - ответил ему угрюмый бородатый гигант в тельняшке. - То есть, если шантаж не удастся, а он не удастся, мы все погибнем? - уточ-нил я на всякий случай. - Ну, не знаю... - махнул рукой здоровяк. - Товарищ Безродный! Чтобы взорвать всю эту дрянь, нужны сетевые козыри и отсутствие совести. К тому же, после той памятной ночи, наших идейных ха-керов сожгли в вулкане, помнишь? - обернулся к нему Мастер. - Наша цель имитация взрыва ядра. Пока злые силы будут брошены на якобы теракты, мы захватим серверы планеты и дадим координаты команде Господа. Но пошуметь придётся, да. - А самого Воланда можно как-нибудь взять в полон? - спросил Якин. - Нет. У него такие технологии, что мы бессильны тут. Его могут повязать только драконы или агенты Господа, спецназ Иисуса, - ответил Ипполит. - Это сейчас не важно. Рано или поздно его словят. А наша задача - захватить и рас-секретить его гнездо. И эту блядину Маргариту надо... - Ибанов! - вдруг громко сказал Зуаб. Все удивлённо посмотрели на него. - Как с ним связаться? Вся мобильная связь, спутники и голубиная почта под надзором Дрочио, - грустно мотнул головой Безродный. - Драконов не вызвать. Вашего знакомого запеленговали и, походу, подозре-вают о вашем присутствии здесь, - проскрипел синий гном в углу стола. Все посмотрели на меня. Я знал, что на меня посмотрят, но не думал, что так скоро. - Ну… - промычал я. - Хуй гну! Шевели мозгами, инвалид! Ты за пределы глядишь и сквозь про-странства щемишься, словно угорь какой, - воскликнул Якин. - Тут надо очень глубоко залезть, ибо любые паранормальные действия от-слеживаются «конторой», - сказал Ипполлит, глядя мне прямо в глаза. Я понял, что моя работа стоит того, чтобы в итоге сойти с ума и бросить пить. Но меня постоянно интересовало то, что Меньше Малого. Я всё никак не мог оформить эту мысль в привычные, земные формы. Может быть, это шанс? - Я готов. Давайте дальше вашу стратегию, - сказал я гордо. - Тут всё просто. Вот карта и информация, - Ипполит достал толстую кожа-ную папку рыжего цвета. Мы разложили бумаги и склонились над ними, как в Ставке Верховного глав-нокомандующего. Впрочем, прежде чем склониться, мы выпили лютого пше-ничного самогона с элементами зверобоя. - Это вот сцена - тут рванёт по-царски! - ткнул пальцем в карту гном синего цвета. - Дальше веером по всей площади и ещё кое-где. А про ядро это блеф, конеч-но, - закончил бородатый великан. - Всё связано проводами или иначе как? - спросил Якин. - Иначе, - грустно ответил мастер. - Новые технологии, блядь, интернет, вай-фай, сотовая связь… Это вот я на-зываю пижонством, - разозлился Грохотов. - Ибанов! - снова встрял Зуаб. - А без него никак? - засомневался я. - «Можно мне там пошарить параллель-но и вне материи». - Нет. Там все завязано на сети. А наших «мастеров» словили в конторе - по глупому делу о порнографии, - грустно сказал гном. - И стёрли их изо всех спи-сков. - Ну, я же могу и по сети, если что, - гнул я свою линию. - Там с кодами возиться надо. А у тебя мозгов не хватит, даже «заряженных», - сказал Ипполит. - Боюсь, Ибанов, пошлёт всех на хуй, - вздохнул Якин. - А вот надо, чтобы не послал! - хором отрезали Мастер, гном и гигант Без-родный. Все опять посмотрели на меня. - Ладно, ладно… Сейчас ещё выпью и начнём, - волнуясь, отмахнулся я, с тоской глядя на гармошку. Якин снова обнял женщину Елену. Грохотов чокнулся с Зуабом стопками, а остальные свернули карту и сели на скамью, словно подсудимые. - И ещё, Беспяткин. Вот я втыкаю флешку - там весь план. Его надо этому вашему мастеру предъявить, а то он задачи понимать не будет, - взволнованно добавил Ипполит, нервно засовывая грязный девайс в гнездо. Я молча понял и молча выпил. Ну, и как же мне теперь на дно-то опуститься? «А, была не была», - подумал я и стал смотреть сам себе в глаза. 17. По граням Интернета А там, на дне глазных яблок, я не увидел того, чего хотел. Но зато нашёл дверцу, чтобы исчезнуть философски и странно. Я распахнул эту деревянную калитку и побежал по траве вниз, в овраг. Вслед за мной катились комья глины, а сверчки орали вдогонку непристойные слова. Да, я спустился в Козий лог. Но не в нынешний, со строительным мусором и бомжами, а в тот, заповедный, советский овраг, где лежал кузов от ГАЗ-52 и росли кусты боярышника, густые и величественные, как вся идея коммунизма. Там были тропки, ведущие если не в светлое будущее, то уж к уютным полян-кам с кострами, наверняка. Там мы пекли картошку и пили портвейн «Кавказ». Там рассказывали страшные истории и блевали у ручья юношеским счастьем. А ещё мы верили не в Бога, как сейчас, а во что-то более важное и, главное, нуж-ное. В космос верили мы. И чтобы без войны всё было. Вот тут я и начал свое погружение на нижние слои вселенского пирога. Я нашёл самую тёмную тропинку и осторожно полез сквозь кусты сирени в мрач-ный провал космоса… Кто-то пытался хватать меня за ноги скрюченными пальцами, но я толкал фантомов грязными ботинками и те шипели, как пожарные гидранты. И справа, и слева, в темноте, на меня выли какие-то полупрозрачные лиловые собаки, а над головой патефон играл вальс «На сопках Маньчжурии». Я знал, что проис-ходит там, наверху, и даже видел, как русский пехотный полк прорывался из японского окружения. Но мне предстояло худшее - попытаться прорваться в глухую местность, ко-торой уже давно нет даже на картах Господа. Это было такое широкое поле с цветами из эбонита, а весь воздух там - сплошное электричество. Сторожили это поле два неприятных волосатых типа, с каменьями в руках и с глазами пус-тыми, словно карман пролетария. Они зарычали на меня и бросились убивать. - Если б мишки были пчелами? - заорал я. - То они бы нипочем! - ещё громче ответили мне мёртвые стражи. - Никогда бы не подумали! - продолжил я. - Так высоко строить... - тут мои враги остановились. - Дом! - гаркнул я и шмыгнул между ними. Всё-таки они попали в меня камнем, но вскользь и обречённо. А я уже бежал по полю ясным солнечным днем и пытался нащупать в себе нити, способные привести к колодцу, полному затхлой воды и плесени. Да! Так, граждане, выглядит тайный вход во всемирную паутину, иногда ошибочно на-зываемую Интернетом. Это не оптоволоконные клубки и верёвки с пакетными данными - это информационная нейронная сеть, пронзающая мироздание и соз-дающая вселенные, наподобие того, как пекут пирожки с ливером в привок-зальной столовке. И в эту самую паутину я и проник через вонючий колодец с жабами. Огляделся я там и стал сканировать собой эту вот информационную дрянь. А там было много чего - и истины истин, и рецепты вечности, и технологический рай, и самое главное - хуй какие ещё терабайты порнографии и приколов на все случаи жизни. Где-то там политические заговоры переплетались с хакерскими головоломка-ми. Где-то там должен быть Ибанов, если он, гад, не выключил компьютер. Но это было маловероятно. У него обязательно где-нибудь был дежурный аппарат, отслеживающий неведомую мне хуйню. Искал я не долго… И вот я вошёл в комнату с пьяной проституткой на стуле и каким-то депута-том на кровати. Нас транслировала скрытая камера, а напротив дивана, в полу-прозрачном пространстве я увидел Ибановское лицо, устало созерцавшее гре-хопадение слуги народа. Да, он опять занимался рутинной работой по раскапы-ванию компроматов перед очередными сраными выборами. - Проваливайте отсюда, глупые люди. Иначе я вас резать буду, - тихо сказал я развратникам. С одинаковыми визгами участники неудачного адъюлта покинули кровать и стул, оставив трусы и запонки с рубинами. Рожа Ибанова мне не понравилась. - И что это, блядь, такое? - грозно спросил он. - Вова! Нам, то есть всему человечеству, нужна помощь! - взмолился я. - Идите вы все на хуй! Со своими делириями… - ответил чёртов хакер. Ну, я же знал, что так и будет. Да все знали и вот нате вам - получите. Угово-рить Ибанова на сомнительный героический поступок дело непростое. Но я по-пытался, чувствуя на плечах тяжесть, похожую на горб. - Ибанов. Ты видишь, как я взволнован? - спросил я. - Вижу. И хуле с того? - А взволнован я не просто так. Не потому, что похмелиться хочу или, к при-меру, найти женщину с волосами, как у Сальмы Хаек, - продолжал я. - Да похуй! - отвечал Ибанов. - Вот, к примеру, есть в дебрях Вселенной тайная планета, из которой ведут DDoS атаки всякие засранцы голубых кровей. И теперь они намерены проник-нуть не в компьютеры, а в мозги каждого законопослушного гражданина. Ну, не мне объяснять, что из этого может получиться... - С какой планеты? - лениво спросил хакер. - С Левиафании, форпоста Сатаны и прочих плохих парней, - выпалил я. - Я проверял, нет такой планеты. Даже в подсети низшего порядка. Брехня всё это, - возразил Ибанов. - На вот, изучай. Но к завтрашнему утру ты запустишь часики, - гордо сбро-сил я на жесткий диск информацию с флешки Мастера. Ибанов моментально открыл папку с файлами на своем Kali Linux и его глаза загорелись лютым огнём. - Мне пора в логово зверя. А ты маякни там гному одному с синим носом (есть в профайле), что там и как, - сказал я. Я понимал, что Вова сделает всё, что нужно. Это же не вскрывать на спор сервера NASA или CIA, для развлечения пьяной компании - это дело на «мил-лион», как говорят в дешевых американских фильмах. А Ибанов такие дела лю-бил, как настоящий художник. *** А я тронулся в обратный путь. Мне не очень-то хотелось встречаться со стражами, брошенными на поле с эбонитовыми цветами. Да и вообще, прогул-ки в глубинах мироздания с помощью сил разума - неприятное дело. Однако, минут через десять я уже открывал калитку в своих глазных яблоках. Честно говоря, меня шатало. Когда я присел на скамью, Якин грамотно подсунул мне стакан настойки зве-робоя и огурец. - Ну, что там дальше по плану? - спросил я, положив локти на стол. - Да, собственно, остальное уже продумано до мелочей. Надо только ещё под-готовить транспорт для полноценного съёба после представления, - ответил мастер. - Я уже послал товарищей в космопорт, там есть тачки, - сообщил великан. - Мы должны быть на площади, чтобы всё контролировать, - серьёзно сказал Зуаб. - Вы заблудитесь там, не рискуйте лучше, - предупредил нас Мастер. - Ипполит, мы с вами. Негоже прятаться за спины товарищей в такой герои-ческий момент, - гордо произнес Грохотов. - Да чёрт с вами! Только будьте начеку и на связи - вот пейджер, он не завя-зан на местную сеть, - вздохнул синий гном, протягивая мне зелёную коробочку. Я сунул этот аппарат в карман и мы выпили ещё настойки. В это время в комнату стали заходить люди. Кто-то взял гармонь в умелые руки. Зазвенели стаканы и вскоре мы уже пели. Снова замерло всё до рассвета — Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь. Только слышно — на улице где-то Одинокая бродит гармо-о-нь... 18. Площадь Воланда Утро получилось яркое и тёплое, словно на Первое мая. Лесные птицы голо-сили для нас так славно, чтобы мир не выглядел и не казался нам полным гов-ном. Бодрый ветерок носился по дворам и гонял клочки золотого сена. Коровы и козы звенели колокольчиками, а у колодца женщины смеялись над чем-то сво-им, женским. После вчерашнего застолья мы, то есть заговорщики, проснулись с бьющи-мися сердцами и желанием менять общественно-политические формации прямо после утренней стопки пшеничного нектара. То ли воздух здесь был особый, то ли предстоящее действо велико, но мы со-брались в доме Мастератак, словно пионервожатые перед новым, светлым днём - в ожидании утреннего горна. - Товарищи! Сегодня мы идем на бой с классами-паразитами и всяким про-чим дерьмом! - вещал мастер. Мы выпили и утёрлись рукавами. Как гегемоны утёрлись! Как освободители вытерлись. - Может случиться всяко. Что-то может пойти не так. Знайте, наше дело пра-вое! В любом случае, в памяти потомков мы будем первыми, кто начал менять мир к лучшему, если не считать СССР, конечно. Сатана уж очень долго терзал народы Вселенной своими капиталистическими крючьями. Его подельники - жадные, либеральные буржуйчики - всячески способствуют разделению клас-сов и разжиганию ненависти их друг к другу. Завязав всю экономику на бабло, они опустили трудовой люд на самое дно и получают ништяки с прибавочной стоимости. Когда Карл Маркс вывел их на чистую воду, а большевики показали, что народы могут быть равны на своих планетах и территориях, - это был важ-ный знак. Знак того, что эпоха пещерных инстинктов и финансового наебалова уйдёт, хочет она того или нет. Знаем, что по-хорошему эксплуататоры не сда-дутся. Поэтому будем готовы к тому, что нам придется действовать жёстко, если не сказать большего. Удачи нам всем! - махнул рукой Ипполит. - Удачи нам всем! - ответили мы, выдыхая и ставя на стол пустые стаканы. *** Через полчаса мы шли сплочённой колонной по грунтовой дороге. Шли мы не больше часа и вскоре увидели впереди окраины громадного города, с небо-скрёбами и трубами. Над городом, словно грифы в ожидании падали, кружили пузатые вертолёты. - Разбиваемся на мелкие группы и встречаемся на площади Воланда, - прика-зал Безродный. Мы пошли своей компанией через одноэтажную окраину со множеством иг-ровых автоматов на тротуарах. Людей на улице было мало, да и машин тоже. Ухоженные домишки с цветастыми палисадниками напоминали мне декорации к каким-то американским сериалам про домохозяек. Так и казалось, что вот сейчас из окна таинственно выглянет какой-нибудь законопослушный налого-плательщик и всадит в тебя, дорогого гостя, всю обойму 45-го калибра. Впрочем, иногда мимо нас проходили зрелые дамы с собачками. Их колючие глазки в морщинистых провалах сверлили нас недобрым чем-то. Впрочем, хуй на них. Потребители ёбаные. Вскоре стали появляться строения повыше, да и люди стали поразнообразнее. Велосипедисты катались по дорогам, старцы в бейсболках читали газеты, под-ростки в куртках пили энергетики на ступеньках подъездов. Рекламы таблеток от геморроя, предвыборные баннеры и объявления о пропажах людских напол-няли жизнь города свежими красками. На нас не смотрели, как на прокаженных. Но всё-таки мне было неудобно в этом тихом городе. Мне кажется, что ночью тут ходить не безопасно и в тёмных подворотнях торгуют крэком. У меня затренькал пейджер. «Где вас носит?» - прочитал я. - Надо поторопиться, - сказал я товарищам. И мы поторопились. - Где у вас тут площадь, а? - заорал какому-то фраеру Грохотов. Тот молча указал путь и моргнул глазами, словно филин. Мы очень быстрым шагом отправились в указанном направлении. Хорошо, что улицы тут были прямыми и незатейливыми. Благодаря этому, наша компа-ния практически через десять минут вывалилась в людской водоворот, напол-нявший громадную овальную площадь, со сценой в самом центре. Я напечатал в пейджере: «Мы на месте». «Идите к сцене, держите связь», - ответили мне. Мы не без труда стали пробираться к сцене, на которой кто-то тоскливо счи-тал цифры в микрофон. Там же мигали разноцветные прожекторы. В толпе люди были разные. Но всех их объединяли злые, настороженные взгляды и гаденькие улыбки частнособственнических хищников. Вся атмосфера сатанинского социума была насквозь пропитана жадностью и неумеренной жа-ждой зрелищ. Хоть многие были уже пьяны, но хмель этот не был сакрально добрым, как у пьяницы Бахуса, а наоборот. Пьяные граждане эти рыскали взглядами по сторо-нам, подобно крысам в подсобке сельского магазина. Среди этих страдальцев мы увидели пьяную рожу довольного Адольфа-фюрера, но разбираться с ним у нас времени не было. Наше рабочее место у сцены - пока не поступят указания от командования. Как только мы оказались на месте, в динамиках зазвучал легкомысленный, дешёвый фокстрот. На сцену выскочили женщины разного роста и стали пля-сать-отплясывать в лучах взбесившегося разноцветья прожекторов. Мелькали панталоны в горошек и сигнально накрашенные губы-уточки. Чуть сбоку от этого сраного варьете вскидывал заплетающиеся ноги красномордый президент Ельцин. Вот ведь тянет его на всякие эти танцульки после дел недобрых! И во-обще... Тьфу! Тем не менее, толпа орала голосами дикими. Брутальные отрыжки обрамили всё это непотребство, словно вензель на царских купюрах. Ладно, бля, посмот-рим… Конец третьей части Часть 4. МЕНЬШЕ МАЛОГО 1. Новый путь Я всегда думал, что в человеке главное - это характер и непреодолимая тяга к познанию. Ну, мы ведь всегда ищем приключения на свою жопу - в силу ба-нального любопытства и всякого там научного приобретения. Ходим мы по земле и смотрим - а чего бы тут нам ещё узнать надобно? Ка-кую тайну открыть и насладиться очередным открытием? И таки открываем! И таки наслаждаемся, не замечая, что кто-то наверняка изучает нас пристально, подробно; и ставит удивительные опыты. А вот если бы вдруг нам с вами всё на свете стало понятно и исчезли бы раз-ные там загадки природы, то как жить дальше? К чему нам тогда идти мелким шагом с пустыми телячьими глазами? Это очень больно, когда вот так - раз и нет вопросов, одни только ответы кругом и пустые стаканы. Очень больно... Бля, да что же это? Почему мою руку скручивает противная острая боль? Я открыл глаза. - Ты чего, мудило? Заснул, что ли? Пейджер уже полминуты трезвонит!!! - проорал мне в ухо голос Якина. Я очнулся, внезапно осознав, где нахожусь и собственно зачем. Как ещё мно-го всего непознанного, как это хорошо! Мои глаза посмотрели в экран пейжде-ра. Там прыгали волнительные буквы: «Уходите от сцены! Ибанов вскрыл сер-вера!». Я повернулся к товарищам и сказал: - Началось... И пока на сцене глубокомысленно прогоняли какую-то пидорскую тему рези-денты «Камеди клаб», мы организованно направились прочь от сцены в сторону симпатичной уютной улицы, чем-то напоминающей старый Таллин. Нам при-ходилось трудоёмко продираться сквозь толпу возбуждённых самцов и самок человеческого рода с хот-догами и сигаретами в руках. Отовсюду слышались недобрые слова и потребительский хохот. На узкой, мощёной отполированным булыжником улочке, нас встретил синий гном и злобно прошипел: - Чего вы там застряли у сцены! Опасно же! - Да вон, гигант мысли залип в иных сферах, как пугало. И проебал сигналы, - неприятно ответил Якин, указывая на меня пальцем. - Я думал о сути нашего бытия! - гордо ответил я. - Хуития! - перебил меня Грохотов. - Когда рванут заряды? - Как только ваш Ибанов отправит координаты планеты Господу, - ответил гном. - Они что, десант будут высаживать? Мы об этом не знали? - удивился Грохо-тов. - Всё решилось в последний момент. Из того, что слил Ибанов, проявились факты, что Сатана готовит чудовищную диверсию в мироздании! - зловеще прошипел гном. - Тридцать три процента… - грустно сказал я, внезапно вздрогнув внутри се-бя. - Какие тридцать три процента? - повернулись ко мне товарищи. Я не успел ответить. Из тёмной подворотни выскочил... Да, выскочил, снаб-женец Тухленко и ввалил мне здоровенного пинка. После этой гнусной выходки он припустился, словно заяц, прочь от нас в сырую глубину старой улицы. Это произошло как-то внезапно. Затем всё замерло, будто бы в Slow motion. Но я опомнился раньше других. Я понял, что моих друзей попросту уничтожат, при-чём в ближайшие минуты. Мне нужно быть как можно дальше от них. Я нако-нец-то понял, почему попал на эту планету, и кто за этим стоял. - Уходите отсюда, пацаны. Не спрашивайте ни о чём, просто возвращайтесь на площадь или ждите десант. - Ты охуел, да? - воскликнул Якин. - Я сейчас вас телепортирую на Телатус, если не уйдёте сами, ёбанарот!!! - крикнул я страшным голосом. - Вы Тухленко сейчас видели? Они смотрели на меня в непонятках, словно увидели привидение. Так и есть, они не знали о том, что произошло секундами раньше. Я уже наполовину в другой реальности - и эта реальность может поглотить их навсегда. Это один из тех путей, которые ведут в плохие места. - Продолжайте начатое, а мне надо сделать ещё кое-что! - крикнул я и побе-жал за Тухленко, спешный топот которого ещё слышался в дальнем конце ули-цы. Не знаю, понятны ли были мои слова товарищам, но всё же я надеялся, что у них получится захватить Левиафанию с господней помощью и заполучить все документы и планы из хранилищ Воланда. Мне же был нужен сам Сатана. И то, что он указал мне путь - это хорошо. Это наше с ним дело и наша дорога к тому, что Меньше Малого. *** Я бежал долго и уже не по мощёной улице, а по жирной, чавкающей грязи с кровавыми разводами. Мир вокруг изменился противным образом. Как и в тот, первый раз, меня окружали серые мёртвые скалы, окутанные туберкулёзным холодным туманом. Я уже видел вспотевшую спину снабженца впереди и чёр-ную пещеру, к которой он стремился. - Ну, как в «Незнайке на Луне», - сказал я сам себе, вбегая в чудовищный грот. А там меня уже ждали. Вот что обидно. Мы часто думаем, что зная цель, мы всегда доберёмся до неё и она перестанет быть целью, но… хуй там плавал. Есть моменты, когда тебя на героическом пути могут запросто перехватить те, кому ты нужен или те, кому ты, наоборот, не нужен. Но всё равно тебя пере-хватят именно в тот момент, когда ты мыслями уже в полкилометре впереди се-бя физического. Да, меня ждали. И взяли быстро, без шума, вколов в руку заветный укол. И это был профессор Петрик. Конечно, я провалился во тьму - в ту самую противную пустоту. Мне даже думать в ней было сложно. Но я успел бегло просмотреть свои мысленные ката-логи и внутренние кнопочки управления. Вроде бы всё было в норме, включая мои 33 % и обновлённые драйвера. Тут, главное, не растерять бдительность и добрую реакцию на случай, если... Ну, вы понимаете. 2. На привязи - Ну, вот мы опять вместе, - разбудил меня знакомый, грамотно поставленный голос. - Это факт, ни чем и ни кем не отрицаемый, - не открывая глаза, процитиро-вал я слова Якина - Люблю факты, - пискнул откуда-то справа Петрик. Пришлось мне открыть глаза. Ибо разговаривать, не видя собеседников, мо-гут только важные чиновники или предатели Родины. Я, как и следовало, лежал всё на той же кровати, в той же комнате. Ну, вы же помните про точку невозвра-та. Рядом мигал научными огоньками прибор-шкаф Петрика. А вокруг меня по-лукругом стояли знакомые и незнакомые персонажи. Сам Сатана смотрел мне в душу, улыбаясь и поглаживая аккуратную бородку. Демон Дрочио, скрестив ру-ки на груди, был мрачен и недвижим. Граф Лев Толстой мерно тряс своей пас-кудной бородой и потирал руки. Чуть в стороне нервно переминался с ноги на ногу снабженец Тухленко. В правом от меня углу профессор возился со своими сепараторами. А вот в ногах моих, у спинки кровати, стояла она. Да, она стояла там и была неописуемо красива. В полупрозрачном обтяги-вающем чёрном платье с алмазным сердечком на груди и удивительными ры-жими волосами до самой той, влекомой всеми инстинктами, жопы. Она смотре-ла на меня без злобы и ненависти, а наоборот, с тоской и любопытством. – Бедный, бедный… - беззвучно зашептала Маргарита и наклонилась к по-стели. – Какая красивая, - без зависти, но с грустью и с каким-то тихим умилением проговорил я. - Вишь ты, как у вас всё хорошо вышло. А вот у меня не так… Тут я подумал и задумчиво прибавил: - А впрочем, может быть, и так… - Так, так, - прошептала Маргарита и совсем склонилась ко мне, лежащему. - Вот я вас поцелую в лоб - и всё у вас будет так, как надо… - Я тебе, блядь, поцелую! Ведьма ёбаная! Все вы, суки, ненадёжные в этих платьях и начитанные потаскухи все... - плюнул я в её сторону. Маргарита отпрянула от кровати и в её глазах блеснули алые огоньки Ада. - Ты поаккуратней, алкаш! - дёрнулся ко мне Дрочио, но Сатана остановил его жестом. - Поредела твоя свита, мессир. Где Кот, где Коровьев, где Гелла? - спросил я, пытаясь думать о следующих шагах. - Они в отпуске, - кратко ответил Сатана. Уже страшным голосом он продолжил: - Пора заканчивать известную повесть и начать новую. Ты готов? - Всегда готов! Но смотри, вражина капиталистическая, у меня есть козыри, - ответил я в слабой уверенности. - Профессор! Что вы там опять возитесь? - крикнул Сатана, обращаясь к Пет-рику. - Всё, всё готово. Сейчас будем добавлять катализатор, - весело ответил он. В это время у меня в штанах затренькал пейджер. Вся компания вокруг меня вздрогнула, словно их окатила волна у моря Лаптевых. Дрочио резко вытащил прибор из моего кармана и подал его начальнику. - «Всех накрыли. Ельцин уже не пляшет. Данные у Господа. Куда ты про-пал?» - вслух прочитал Воланд и жутко улыбнулся. Такие же улыбки отобразились на лицах тех, кто решил сопровождать меня в последний и совсем не героический путь. Потом они вообще рассмеялись ис-кренним смехом. И я понял, что вся судьба мироздания решается тут и нигде иначе. Неужели Господь бессилен что-либо предпринять? У него же такой мощный аппарат и потоки информации со всех уголков этих чёртовых вселен-ных! Сатана вернул мне пейджер - как самую ненужную вещь на свете. После это-го мне воткнули иглу в вену и стали качать какую-то золотистую дрянь. Я по-чувствовал движение в своём сознании и это движение было сродни цунами. Оно было неподвластно моей воле. Это были просто какие-то неуправляемые сила и знание. Но всё-таки я не потерял памяти и наблюдал эти приливы, как бы со стороны. Я даже мог летать надо всем этим паскудством, словно геликоптер. Также я мог спокойно переключаться на внешний мир и видеть, как мои экзе-куторы внимательно следят за мной и жёлтой шкалой на приборе Петрика. А там, на этой шкале, продолжали меняться цифры словно в зарядном устройстве - то поднимутся выше 33-х, то опустятся. Да, собственно, я и был своеобразным аккумулятором. Только на какие цели будет использован мой заряд? Ну, уж точ-но не на благоустройство территории или обновление трамвайного парка горо-да Липецка. Иные цели преследует вся эта бесовская компания - что в высших сферах, что в мэриях или прочих администрациях. - Учтите - я вас заведу в кугу, - пробурчал я своим операторам. - Давай, наполняйся, медицинская утка, - философски ответил Лев Толстой. И я наполнялся. Правда, не долго. Минут через десять всё было закачано и Петрик воткнул мне в позвоночник какой-то зонд с электрическими проводами, подсоединёнными к большому пульту, напоминавшему обычные пульты управ-ления для мостовых кранов или лебёдок. После этого меня отвязали от кровати и поставили на ноги, словно робота Фёдора. Вот когда это пульт взял в руки Са-тана, я понял, над чем недавно смеялись все эти негодяи. Теперь я летал внутри себя не по своей воле. Мною тупо управляли, словно игрушечной машинкой. Вот, когда бы не помешало раздвоение личности. Мож-но было бы побороться, но теперь всё было подконтрольно врагам мироздания. Я мог только наблюдать, как сила моего разума и колоссальность мысли ме-няли окружающую среду и проникали в такие вневселенские места, что мне даже стыдно об этом говорить. Было определённо видно, что мною сканировали всё, что только можно. И я знал, что Сатана ищет эту проклятую точку Меньше Малого. Ну, а что он ещё мог искать? Там в этой точке есть что-то такое... Ну, я даже не знаю. Может, начало начал или конец конца, хуй его знает. И через несколько вселенских виражей мои глаза увидели добрый зелёный огонёк среди нагромо-ждения разноцветных звёзд, планет, мысленных обрывков и квантовой неразбе-рихи. Да, в этой грандиозной мусорной куче, словно изумруд, блестело нечто привлекавшее внимание, словно реклама виртуального казино. - Запускаем перемещение, - услышал я уверенный голос извне. И в тот же момент мы стремительно помчались в глубоком подпространстве, подобно пушечному ядру. Я тащил всю компанию по грязному миру, как китай-ский рикша. Это было крайне обидно и унизительно. Я всего лишь транспорт-ное средство. А когда взрывать чего будем? Во мне столько энергии космоса, что мама не горюй. - Ну что, Беспяткин. Ты теперь понимаешь, какой ты осёл? - ласково спросил Сатана. - Буквально и метафизически, - грустно ответил я. - А вот не стоило разбивать мои портреты, - раздался голос графа. - Может и не стоило, но... - я не окончил фразу. - Так. Скоро будет сфера, осторожней, - произнёс Петрик. - Знаю, без сопливых, - прорычал Сатана. Мы и вправду приближались к почти невидимой материи, окружавшей про-странство вокруг светящегося зелёного шара, напоминавшего арбуз. Эта мате-рия искрилась, словно наэлектризованная плёнка. Мы медленно поплыли вдоль этой сферы и внезапно остановились. Пульт взял в руки Петрик и стал нажимать разноцветные кнопки. Я вдруг стал расширять пространство вокруг себя и постепенно увидел всю ту дрянь, из которой состояла эта дурацкая сфера. Это были какие-то полупрозрачные стру-ны и множество шаровых молний, движущихся вдоль этих самых струн. - Так мы не пройдём, поворачиваем обратно, - ехидно сказал я. - Да хуй там, - ответил Петрик, колдуя над пультом. И ведь правда, умный чёрт этот профессор. Вот бы использовать его на благо всех трудящихся, на борьбу с раком или на развитие нанотехнологий. Так нет же. Он увеличил пространство ещё до хуй там каких размеров и шаровые мол-нии просто разложились до сизых унылых сгустков, похожих на сопли. Они плавали вокруг, как спирохеты, постоянно извиваясь. - Дуйте на них, - приказал Петрик. И все, кто находился на моём борту, стали дуть в сторону этих соплей, в силу своих индивидуальных лёгких. Я вот только подумал: если мы в космосе, то от-куда в лёгких воздух? А может это и не воздух вовсе, а эфир какой или поля магнитные? Но, тем не менее, разгоняя этим дыханием элементы шаровых мол-ний, мы спокойно поплыли сквозь защитную сферу, неизменно направляясь к намеченной цели - зелёному шару. А он становился всё больше и больше. Уже позади осталась та опасная плёнка. Петрик вернул пространство в при-вычные для нас пропорции. Эх, отключить бы меня от этого сраного пульта. Каких бы великих дел я мог наворотить! И как так можно использовать мой волшебный потенциал в самых таких негодяйских целях? И тут у меня внезапно родилась одна идейка, о которой я сейчас говорить не стану. А то вдруг кто из вас, читателей, проболтается ненароком Воланду или Льву Толстому. Может, ещё есть шанс какой, или там надежда. А пока мы двигались к Изумрудному городу (так я назвал нашу конечную цель), осторожно и неумолимо. Вскоре мы вошли в его плотные слои, состоя-щие из зелёного тумана, наподобие хлора. Возможно, это и был хлор, но в силу моего влияния на окружающую материю нам было похуй. - Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - Меньше Малого, - провозгласил Сатана, отбирая у профессора гадкий пульт... 3. У заветного порога Мы шагали по дороге из жёлтого кирпича, как те самые «страшилы» и «же-лезные дровосеки». Бирюзовое ласковое небо накрыло нас с головы до ног. Птахи невидимые посвистывали в редких облаках и слабый ветерок гонял се-рую пыль по своим неуправляемым векторам. А впереди нас, в конце этой оди-нокой дороги, стоял скромный «изумрудный» домик с двухскатной крышей и безо всяких там архитектурных излишеств. Ну, разве что труба поплёвывала редким дымком. Мы приближались к объекту, словно бродячие артисты или цыгане какие. Лично я не знал, кто в том домике живёт, а потому неумевал, почему это место так убого обустроено, если где-то тут находится Меньше Малого. Но мои спут-ники, видимо, так не думали. Они были серьёзны, кроме снабженца Тухленко. Видимо, его тоже не посвятили в эту тайну, а просто использовали, как второ-степенный ингредиент. Когда мы остановились, у самых тех деревянных дверей Сатана сказал: - А вот теперь самое трудное. Петрик, идеи есть? Профессор аж покраснел от натуги и опорожнился жидким ответом: - Нет, я не знаю этих технологий, как открыть дверь, кто там за дверью. Но я хотя бы увидел эту красоту. Блядь, чего тут красивого, чего тут великого? Сдурели, братцы! Может, ко-нечно, за этой дверью все тайны и силы мироздания, но вот тут прямо ничего интересного нет. - Давай ёбнем в эту дверь! И увидим, - просто сказал Дрочио, сверкнув зубом и достав свой громадный палаш. Маргарита подошла ко входу и нежно погладила доски своей красивой руч-кой. - Тёплые, - сказала она, повернувшись к нам. В тот же самый момент её тело стало плавиться, словно воск. Не прошло и минуты, как то, что когда-то было роковой развратной женщиной, впиталось в жёлтый кирпич, словно моча на сухумском пляже. Вот и первые потери. Вот и... - Беспяткина! Его надо использовать! - влез гнида Толстой. - Это с хуя ли? - встрепенулся я. - Ты «зеркало», ты и банкуй. Гадить дело плохое. - Беспяткин ещё понадобится, - ответил Сатана. - Ему юлу останавливать придётся. Чего, блядь? Какую юлу, что он несёт? Я повернулся к Сатане и, возможно, даже оскалился. Но тот даже не смотрел на меня, он думал о чём-то глубоком и, видимо, важном. А вокруг царило без-мятежное спокойствие и также душевно посвистывали в небе птицы. - Тухленко! Обойди дом. И посмотри, есть ли там, где окна. По возможности, загляни туда. Но не к чему не прикасайся, - приказал Воланд. Снабженец вздрогнул и на трясущихся ногах пошёл вкруг изумрудного дома. Все продолжали стоять в нелепом ожидании. Вот непруха-то. Тухленко появился быстро и шёпотом сказал: - Нет там никаких окон. Только цокольная вентиляция из пластиковых труб. - Трубы, говоришь? - задумчиво произнёс Сатана. Все стразу посмотрели на крышу. Да, там была труба. И, судя по дымку, кто-то там готовил себе питательную продукцию. Но мы же - не Санта Клаусы и в дымоходы не лазаем. Чего нам эта труба? Вдруг главный демон плавно слевитировал к той самой трубе и заглянув под колпак серьёзно так крикнул: - Эй, кто там в доме! Выдь-ка на порог, поговорить надо! Спустившись на кирпичи, он грамотно приблизился ко входу на определён-ное расстояние. Никаких движений в доме не последовало. Наверное, хозяин решил, что мы незванные гости и принимать нас не стоит. Но таки-нет. На контакт с нами пошли. Дверца неожиданно резко приоткры-лась на длину стальной цепочки и в тёмном проёме показались чьи-то усы и умный карий глаз. Секунд пять этот глаз изучал непрошеных гостей, а потом усы ответили: - Вы кто такие? Я вас не звал. Идите нахуй. После этого дверь намертво захлопнулась. Вот тебе и уважение, вот тебе и Интернет-мемы во всей своей красе. Даже мне обидно стало, хоть я не желал никому зла или мир уничтожить тоже не желал. - А давайте тут рванём Беспяткиным, - на этот раз предложил Петрик. - Это тебе не карьер. Это капсула мироздания. Не физически, не метафизиче-ски разрушить её невозможно. Тут всё не так реально, как хотелось бы. Здесь только доступ по паролю и кодированное инфополе. Смотрителя готовят специ-альные техники. Его личность заполнена определённой одноразовой информа-цией, совпадающей с информационным излучением этой вот двери. И вдобавок, Смотритель знает дополнительный пароль, прежде чем открыть дверь. - А зачем ему цепочка на двери? – по-дурацки, между делом, спросил я. Этот вроде бы дурацкий вопрос вызвал у Петрика приступ научного бешен-ства. Он подпрыгнул, словно пудель, и даже как бы станцевал ламбаду. Мы смотрели на него странными взглядами. И Сатана спросил: - В чём дело, профессор? - Цепочка, друзья. Цепочка - это важное звено. Зная силу двери, зачем поль-зоваться цепочкой? Она связывает дверь и внутреннюю полость. Есть, конечно, петли, но они статичны и пространство не изменяют. Без цепочки дверь бес-сильна, - важным голосом возвестил он. - Какая-то странная логика, - засомневался Воланд. - Да уж… Какая есть, - мяукнул Петрик. - Как это поможет? - спросил граф Толстой. - Тут подумать надо, - ответил профессор. - Хуйня какая-то, - пробурчал Дрочио. А снабженец в процессе этого разговора стал потихоньку отходить от дома задом, думая, что никто не заметит. Я заметил. - Стоять! Куда, нахуй? - крикнул я. Тухленко остановился. В это время в доме опять зашевелился неведомый обитатель. Что-то там внутри тяжело упало и звякнуло разбитое стекло. Мы по-вернулись к дому. Магическая дверца снова открылась (на цепочке, конечно же) и прежний голос сказал с каким-то грузинским акцентом: - Пусть Бэспяткин войдёт. Остальные - ждите. Вот это поворот. Как же я войду, если я на пульте? А так меня просто не от-пустят, ибо я бомба в 33 %. Все посмотрели на Сатану. Да, пожалуй, это был не его день. А может, это был мой день? А вдруг? - Петрик. Можно вогнать этому обмудку какой блокиратор, чтоб его не рас-тащило? - обратился Сатана к профессору, указывая на меня. - Конечно, можно. Но он будет, словно зомби, - ответил тот. - Нормально, блокируй, - приказал проклятый чёрт. Петрик защёлкал кнопками пульта в замысловатых комбинациях и я почувст-вовал, как мои мысли, словно наэлектризованный порошок, слиплись в какую-то плотную массу. И только самое моё внутреннее «я» наблюдало за этим - с тоской и равнодушием. Когда из меня выдернули зонд, стало легче дышать, но не думать. После нар-коза все слова и действия доносились до мозга, словно через толщу вод. Я почувствовал, как меня настойчиво подтолкнули к двери, которую я видел без привычной снайперской фокусировки. Кто-то схватил меня сильной рукой за шиворот и потащил в затемнённое по-мещение. Скрипнула дверь и звякнула щеколда. Я попытался улыбнуться, но так и не понял, что это была за улыбка. Но зато я понял одно - меня усадили на стул и сунули в руку гранёный стакан. А вот это, дорогие мои, уже ни какими блокираторами не задушишь! Это межмолеклярная память, на уровне элементов таблицы Менделеева. Конечно же, я выпил предложенное в стакане. И это, граждане, стоило того чтобы выпить! Даже более, чем стоило! 4. Товарищ Коба Это была чача. Да, друзья, это была чача с грамотным добавлением волшеб-ной травки тархун!. Если кто не пил подобный нектар, то - обязательно выпейте! Вы не сломаете унитаз. И асфальт не будет бить вас по лицу в то время, когда вы теоретически твёрдо стоите на ногах. Над вами не будут утром подшучивать друзья на пред-мет домогательства к женщине-вахтёру из соседнего подъезда. Наоборот, вы сами будете по-дворянски улыбаться перед помятыми лицами товарищей, упот-реблявших накануне палёный бренди. Вот что такое чача. Благодаря этому волшебному напитку, я увидел, как слипшиеся мысли мои активно так стали расползаться по своим законным местам. Инстинкты и чувст-ва настраивали конфигурационные файлы по умолчанию и даже самопроиз-вольно обновились драйвера из правильных бэкапов. Я снова стал понятен сам себе. И это великое дело! Но то, что я увидел перед собой, невозможно описать никакими внятными словами. Нет, не так. Того, кого я увидел перед собой - вот в чём дело. - Иосиф Виссарионович… Коба… Товарищ Сталин! Это вы?! - перебрав все варианты, спросил я. - Да, Бэспяткин. Это я. И вот тебе ещё – выпей, - сказало он, улыбаясь доб-рыми глазами. Я восторженно выпил и резко встал со стула. Да, голова ещё кружилась, но в общем-то тело и дух уже были готовы к индустриализации и к партийной чист-ке от врагов трудового народа. - Аккуратней, комсомолец. Тебя слишком крепко нахлобучили химией. Вот, теперь занюхай, - вождь народов дал мне краюху чёрного хлеба по 16 копеек. О, что это был за запах! Каков был аромат! Из тех социалистических времён я вдохнул в себя грандиозные силы и великую идею. А больше мне ничего и не нужно было. - Этих тварей за дверью я сейчас разнесу в прах и неизвестность. Я устрою им суд и провидение, - гордо сказал я, направляясь к негодяям, ожидавшим ме-ня у домика. - Нэ торопись, Беспяткин. Послушай дедушку Сталина, - тихо сказал мне Ио-сиф Виссаринович. Как же не послушать этого человека, ну вы подумайте! Его уважал советский народ, он поднял мою Родину на недосягаемый уровень в самое тяжёлое время. А я вдруг не стану слушать? Да что я, совсем долбоёб, что ли? Конечно, я оста-новился и был весь во внимании. А товарищ Коба сел напротив меня, достал легендарную трубку, раскурил её, выпустив добротный дым с ароматом «Герцеговины флор», и спокойно загово-рил. - Вот эта комната есть самая важная штука в существующем миропорядке. Здесь находится источник всего материального. И, ты удивишься, не матери-ального. Впрочем, материально всё, от самого последнего нейтрино до гениаль-ной «Элегии» Сергея Рахманинова. Я не буду рассказывать, как была создана эта система, когда и кем. У нас мало времени. Вот видишь, эту юлу, произве-дённую фабрикой «Красный пролетарий» в 1950 году? Раньше тут был не особо технологичный прибор, но вот заменили на более надёжный, - товарищ Сталин указал рукой куда-то мне за спину. Я впервые после двух стопок чачи повернулся на 180 градусов. И да, за мной стоял крепкий, грубый деревянный стол, на котором вертелась с тихим-тихим воем настоящая игрушка для детворы разных поколений. И даже всадник на ко-не скакал через барьеры, словно в телеигре «Что? Где? Когда?». Мне даже пока-залось, что я слышу музыку, но это только показалось. Эта юла чем-то неведо-мым притягивала меня. Казалось, что её центробежная сила была видна, словно искрящаяся звёздная пыль. Но я поморгал глазами - и пыль исчезла. - Это генератор вселенской энергии. Это Меньше Малого. Это пуповина ми-роздания. Вращение юлы есть акт диалектического развития материи от цен-тра в бесконечность. Остановка генератора уничтожает всё сущее и делает глу-бокий «reset», прежде чем запустить рождение нового мира, который будет раз-виваться, пока юла опять не остановится. А чтобы этого не произошло, сущест-вуют Смотрители. Они время от времени разгоняют Меньше Малого и таким образом вселенные могут существовать бесконечно долго. Меня поставили Смотрителем сразу же перед твоим приходом. Скажи спасибо твоим друзьям и лично мастеру Ибанову за важную информацию, - продолжил свой рассказ ве-ликий вождь. Я аж вздрогнул, услыхав такие его слова. Сюда прислали самого надёжного человека на Земле. Значит, Господь и команда знает, что тут может произойти. Но знают ли они, как всё тут зыбко и на грани? - Товарищ Сталин! Почему Сатану не могут забрать отсюда? - задал я единст-венно важный вопрос. - За дверью не всё можно сделать. Там «мертвая зона», фантомные слепки, образы. Нужна специальная команда, а она задерживается. Жёлтый кирпич все-го лишь фундамент, на котором устроена капсула начала начал, генератор Меньше Малого. Эта точка со столом и юлой не должны соприкасаться с поро-ждённой материей, вот такой фокус. Но, проникнув сюда, образы становятся реальностью, как вон та женщина с рыжими волосами, - сказал мне Коба, ука-зав в тёмный угол комнаты. Там на таком же стуле сидела Маргарита - то ли спятившая, то ли пьяная. Она мерно качала головой и строила глазки кому-то невидимому. - Это «Хванчкара». Хорошее вино для плохих женщин. «Киндзмараули» у меня не осталось. Табак она не курит, - спокойно ответил вождь. - Жива, стерва, - вздохнул я. - Бэспяткин, это невежливо. К тому же, времени у нас почти нет. Ваш подлый профессор разгадал тайну работы двери. Ты ему подсказал насчёт цепочки. Эта цепочка сбрасывает пароли и инфополе и если её перерубить, то... Ну, ты пони-маешь, - сообщил мне товарищ Сталин. - А щеколда? - Щеколда самая настоящая, простая и без тайн всяких. В этот момент дверь задрожала от сильного резкого удара. Потом последовал ещё один толчок, потом ещё. Вождь народов тревожно оглянулся, а затем по-вернулся ко мне. И я поразился, насколько спокойным было его усатое лицо. Как на обложке журнала «Times» от 1943 года. Он внимательно посмотрел мне в глаза и снова достал трубку. - Здесь ты должен создать муляж этой комнаты, со всеми деталями и юлой. В реальной же комнате оставь эту женщину, пускай протрезвеет. Я тоже останусь и что-нибудь придумаю. Расположи свой муляж между дверью и настоящей комнатой. Ну, как ты там умеешь с этими реальностями управляться. Скоро сю-да пришлют настоящего Смотрителя и подмогу. Время пошло. Действуй, ком-сомолец, - приказал мне Коба. - Прощайте ,генералиссимус! Я понял, что надо делать. И я даже знаю, где и когда будет новая Революция. Спасибо вам за наше счастливое детство! - начал было я. Но вождь перебил меня: - Перестань трепаться, Бэспяткин. Некогда сейчас мечтать о космосе, дейст-вуй! - сказал он мне и дал в руку ещё одну стопку чачи с тархуновым ароматом. Я, конечно, выпил и с пламенным сердцем принялся за дело. Да тут, собст-венно, и не было особой сложности. Убранство комнаты было спартанским и безо всяких там ненужных излишеств. Самым сложным для сканирования была паутина на абажуре, а в остальном я сконструировал дубликат идеально. Это я вам как кровельщик говорю. В это же время щеколда на двери была сорвана и я краем глаза увидел сверк-нувшую цепочку. Сталин хлопнул меня по плечу и весело подмигнул добрыми морщинами. Так же я мимолётно узрел громадный палаш Дрочио, занесённый над злосчастной цепью и яркую полоску света. 5. Судьба долбоёба Когда я поменял параллельные реальности, словно опытный «напёрсточник», то остался в комнате с юлой совсем один - как святой угодник. И, знаете ли, на маленькой полочке, возле русской печки, стояла початая заветная бутылочка. Рядом на пергаментной бумаге лежал скромный кусочек советского хлеба - по 16 копеек. Познав всю эту красоту, я улыбнулся, как мог, и сел на стул - наблюдать вра-щение Великой Миротворящей юлы, выпущенной заводом «Красный пролета-рий» в 1950 году. Ну вот, граждане, и всё. Мир спасён, можно расслабиться. И я расслабился. Но как-то уныло, если не сказать - печально. Нет, чача была, несомненно, великолепна; хлеб тоже. Релаксирующее подвывание юлы рисова-ло в сознании удивительные картины будущего без прибавочной стоимости и классовой борьбы. Я даже прибрался в комнате и смахнул противную паутину с лампы. Кстати, я заметил, что сама лампочка не питалась через провода, а про-сто внутри неё светился какой-то высокотехнологичный минерал. Мне это по-нравилось. И, собственно, только это мне и понравилось, ибо одиночество и ал-коголь - вещи суть подлые и депрессивные. Поначалу ты как бы и ничего, приводишь себя и свои внутренние миры в по-рядок, но потом... Но потом ты вдруг ощущаешь потребность поделиться с кем-то своей политической, или там бытовой, позицией. И если рядом есть люди, способные ответить тебе тем же, то это всё можно смело называть счастьем. Но людей не было. И Смотритель не появлялся, как было обещано мне вели-ким вождём. И чача закончилась. А создать что-то материальное я, увы, не мог, потому что это была бы магия. А магии, как вы догадались, не существует. Пе-редайте всё это дураку Гарри Поттеру и его создательнице. Да, тоска… Я походил по периметру комнаты, заглянул в печку, подбросил дровишек. Я пытался даже покрутить юлу, но неведомая упругая сила не позволила мне это сделать. Видимо, всё-таки пароль. Я достал пейджер - и там пусто. Сети нет, настроения нет, бухла нет. Да, ёбанарот! Стоп! Это здесь сети нет, а там снаружи? За дверью же может ловить чего. А вот мы сейчас и попробуем. И я попробовал. И я узнал, что можно быть не только повелителем межпространственных перемещений, мастером телекинеза, гуру информационного сканирования, но и обыкновенным долбоёбом одновре-менно. Двери не было. И как я этого не заметил? Вернее, дверь была, но не здесь, а там, по ту сторону созданной мною реальности. Я же не подумал замутить что-то более замысловатое, смещённое на 90 градусов в сторону. Нет, нет конечно же, нет. Я тупо запер себя и важный вход в Меньше Малого посторонним пред-метом. Сатана прав - я осёл. Убрать её я не могу, там товарищ Сталин и преступни-ки, которых должно постигнуть правосудие Господа. Сделать какой-нибудь об-ходной манёвр? А вдруг меня заметят и ёбнут острым палашом? А как Смотри-тель попадёт в нужную комнату? А, может он уже попал, но не туда, куда надо, а как раз наоборот... Тут меня прошиб холодный пот. О, святые угодники! Пока я тут сижу с пус-тым стаканом, там, в муляже, плохие парни неожиданно встретили хороших. И виноват в этом – я! Выход один - отправиться в эту сраную параллель и там уж смотреть по об-становке, что и как. Иначе шансы на дальнейшее развитие мироздания резко сдвигаются к нулю. Ну что же, товарищи, окунёмся с головой в омут. Я ещё раз взглянул на бу-тылку. Там было чуть-чуть. И я всё допил. После этого древнего ритуала я ос-мотрел свои внутренние настройки на предмет нежелательных багов и рванулся - через световые года и парсеки; в то место встречи, которое изменить нельзя. *** Ну я, конечно, ранее признавался вам, что быть долбоёбом, если уж и не очень почётно, но хотя бы допустимо - в повседневной жизни. Ну, вспомните свои поступки, за которые вам порой бывает стыдно или, к примеру, вы их вежливо осуждаете. Вспомнили? Ну, что я говорил! Так вот: и я вспомнил, и решил исправиться. Ну, вот если я попаду на поле боя в самый центр и, вдобавок, ещё крикну пару лозунгов из Французской революции, как вы думаете, это будет умно? Нет, не будет. Потому я и появился в ложной ре-альности осторожно и, по возможности, инкогнито. В самом дальнем углу воз-ник я, физически и молча. И это было хорошо, потому, что картина предстала предо мной уж очень не хорошая. Товарищ Сталин лежал на обломках стула в луже крови и слабеющей рукой пытался схватить Сатану за ногу. А тот стоял над ним, как настоящий эсэсовец. Он держал в руках серебряную фляжку и смотрел вниз тяжёлым взглядом. По-том он глотнул из фляжки и плюнул на Смотрителя презрительным плевком. Позади Сатаны покачивался демон Дрочио - с добрым фингалом под глазом и с видом потрёпанным. Лев Толстой сидел на стуле, поглаживая ощипанную бо-роду и злобно вращая глазами. Петрик стоял возле разбитой копии юлы с озада-ченным взглядом, при этом нервно барабаня по столу кривыми пальцами. Мар-гарита томно блевала в углу на коленях, словно молилась по-старообрядчески. Снабженца в комнате не было. Этот хитрый человек, видимо, в комнату не пошёл по своей воле и прятался, где-нибудь за домиком. Ну, это я так предпо-ложил. А ещё я был праведно возмущён творящимся предо мною беспределом. Но теперь я был не на пульте и полон добрых чакр и светлых сил. И ещё я знал, что правда за нами и враг будет разбит. И не страшно, что Дрочио увидел меня пер-вым. Это было уже не важно, ибо гнев во мне клокотал на все мои 33 %. В этой маленькой собственноручной псевдореальности я был царь и Бог. И я послал противникам свой пламенный революционно-гравитационный импульс низшего порядка. Эх, граждане! Если бы вы видели момент моего торжества над силами зла и стяжательства! Жаль, что не видели... Дрочио вывернуло, словно еловый корень, и прижала к полу утроенная сила притяжения. Он рычал низким басом - и этот рык был сладостен, а не грозен. Сатана со своим защитным полем был жалок в том упругом полупрозрачном коконе, который я создал специально для него из остатков лишней материи. Он пытался двигаться там, но походил на человека, завёрнутого в хороший персид-ский ковёр - словно большая вредная гусеница. Петрика я связал самолично его же проводом от пульта. - Ты за это ответишь! - взвизгнул он противным голосом, за что получил не-научного, но хлёсткого леща. Графу я пригрозил кулаком и забрал немного физической силы. Так и остался он сидеть с тухлым взглядом и драной бородой, графоман несчастный. И только Маргарита, внезапно прыгнув из угла, оцарапала мне щёку. С ней я церемониться не стал и пинками прогнал всё в тот же угол. Зафиксировав её в весьма игривой позе, я уж было подумал о грешном, но в присутствии такого количества людей, как злых так и добрых, я отбросил эти низкие желания и по-дошёл к товарищу Кобе. У него всё было печально. Он был в физическом мире и это несло все гадо-сти, которые в нём есть: боль, раны и душевные муки. Но как мало я знал этого человека. - Бэспяткин, ты молодец. Смотрителя прислали? - слабым голосом спросил он. - Нет, я не молодец. Я закрыл все доступы и теперь пришёл исправлять, - от-ветил я, подкладывая вождю под голову небольшое полено. - Эх, генацвале... - вздохнул он, печально шевельнув усами. В это время я осмотрел его рану. Да, тут я уже ничего сделать не смогу... Впрочем, я остановил кровь. Но вот как создать живую материю? Этого я не умел. Это работа для команды Господа. Они там всякие инструменты имеют и методики. - Держитесь, дорогой товарищ Сталин. Сейчас будем перемещаться в... - ска-зал я, пытаясь сделать хоть что-то.. - Не смей перемещаться, Бэспяткин. Просто верни входную дверь. В комнате с юлой не должно быть предельно сильных гравитационных возмущений, они могут воздействовать на вращение, а это плохо... — перебил он меня, слабея на глазах. И снова я почувствовал себя ослом. Ну конечно же! Меньше Малого работает в своих законах, а я меняю полевые свойства пространств порой весьма коряво и не продуманно. Но спасибо вождю, он умнейший человек, это все знают. Теперь я понимал, что делать. В 3D-моделях я уж соображаю, если что. И по-тому спокойно и аккуратно я продлил эту реальность за пределы домика. Тут же из-за фальшстены проявился настоящий вход в родильный дом мироздания. И дверь та была распахнута варварским образом, с висящей разорванной цепоч-кой в районе засова. А там за дверью я увидел милые лица и пошёл им на встречу. 6. Господня помощь Навстречу пошёл я. И было волнительно в душе моей. Там, на жёлтом кир-пиче, были люди и техника. Вот как они там оказались? Сколько времени прошло на самом деле. Я давно запутался в этих темпо-ральных нестыковках. Впрочем, какая хуй разница? На фоне голубого неба готически красовался ГАЗ-53-АЗП, 1982 года с боко-вым отсеком для караула. Возле него нетерпеливо топтались спецназовцы Ии-суса с диковинными автоматами через плечо. Их командир курил на вежливом расстоянии, поглядывая на часы. Тут же, возле автомобиля, тосковали сам Гос-подь, Мастер, Пётр Первый и... снабженец Тухленко. Причем последний что-то таинственно нашёптывал начальству, но увидев меня, отошёл в сторону. - Вот, я встречаю вас, Господь, Мастер и добрые бойцы! - рявкнул я в про-странство. - Там эти гады мною обезврежены и готовы к аресту и погрузке... - Перестаньте так орать, Беспяткин, - грубо оборвал меня Господь. - Мы тут стоим уж лет сто. И вы опять пьяный? - Да, ваше высокоблагородие! Я пьян, но это делу не помеха, - возразил я на-чальнику всех вселенных. Тот махнул рукой и проследовал в домик. За ним двинулись бойцы вселен-ского спецназа и Петр Первый. А чёрный «автозак» развернулся по фэншую - зарешёченной дверью ко входу домика. Мастер остался снаружи. Он подмигнул мне, но продолжал молчать. Вся достойная делегация пробыла в обители Меньше Малого не особо-то и долго. Я уж было хотел уебать снабженца дланью, но не успел. Сначала вынесли товарища Сталина и аккуратно уложили на траву. Мастер склонился над ним с каким-то приборчиком, похожим на цифровой мультиметр, и тонкими щупами стал измерять разные там показатели. Коба лежал, закрыв глаза, но грудь его слабо вздымалась. Мастер пощёлкал кнопками и тяжело вздохнул. - Ну, чего там? - грустно спросил я. - Физическую оболочку на выброс конечно, а вот информационное поле рва-ли жестоко. Душу придётся латать и править, - невесело ответил Мастер. - Это же сколько энергии выкачали из него, какими полями воздействовали. Боже правый... - Там этим тоже досталось. Но Сатана силён, конечно, - согласился я. - В райский стационар поместим. Там серьёзные ребята. А потом обратно - в Ад, - сказал Ипполит. - Таковы законы. - А почему в команду не берёте? - У Господа нет команды. Он сам повязан этими законами и, возможно, скоро будет Совет, на котором придётся менять систему мироустройства и обязанно-стей. - Значит, всё-таки Советы? Социализм, значит? - Всё к тому идёт, но пока бесовские законы рынка и жадности сильны в раз-ных уголках мироздания. Сатана строил всю эту дрянь долго и грамотно, но гниёт она... - задумчиво ответил Мастер, неприлично ковыряясь вносу. В это время из изумрудного домика стали выводить арестованных. Это был парад планет. Это был триумфаторный крёстный ход. Мы с Мастером стояли торжественно, словно у стен великого мавзолея на Красной площади. И мимо нас вели негодяев, виновных в преступлениях перед человечеством. Демон Дрочио, хромая, передвигался по кирпичу, всё ещё стянутый той гра-витационной судорогой, которую я ему вручил как приз за недостойное поведе-ние. Его лицо ничего не выражало, кроме глубокой тоски и безнадёги. Палаша у него не было. Лев Толстой шёл, подобно старцу-страннику, замкнувшись в себе и опустив худые венозные руки. Мне вдруг стало очень жаль его и я тут же внутренне по-клялся никогда больше не разбивать его портретов и прочитать «Анну Карени-ну», а может и «Войну и мир», если уж на то пошло. Профессор Петрик семенил за графом, странно улыбаясь и оглядываясь по сторонам, словно задумал бесполезный побег. Его мне тоже пришлось поначалу пожалеть. Но потом я вспомнил, как тот в первый раз нажал красную кнопку и как потом водил меня на привязи своего адского пульта. Ничего, учёный-мудозвон - поработаешь на благо всего человечества и увидишь, как это хоро-шо. Маргарита, вихляя бёдрами, топала почти красиво, но её всё-таки покачивало от знаменитой «Хванчкары». Как ни крути, она была прекрасна, эта интелли-гентная шлюха, эта вероломная любительница высоких сношений. Я видел, как Мастер напрягся руками и смотрел только на неё. Да, блядь, любовь - она такая штука, просто так не уходит... Это вам не аванс перед 23-м февраля... А вот Сатана шёл гордой поступью, несмотря на то, что мой нейтронный ко-кон по-прежнему сковывал его плоть. Вот он смотрел только на меня. И как смотрел! Словно Чубайс на советские материальные ценности, словно Хабиб на Мак Грегора. Столько ненависти я в иных глазах не видел, хотя были случаи, когда попадал на приём в городскую администрацию. Но там мы были взаимно разгневаны и все эти гляделки ничего особого не представляли. - Ты, Беспяткин, не отвертишься. Я тебя найду тогда, когда ты меньше всего будешь этого ожидать, - спокойно сказал он мне, за что был одноразово бит прикладом в спину. - А я тебя и искать не буду, нахуй ты не нужен, - ответил я совсем неспокой-но. На этом наши взаимоотношения закончились. Я только внимательно просле-дил, пока всю банду не заселили в «автозак» и караул не занял положенные ус-тавом места. Потом транспорт сорвался с места. И я моргнуть не успел, как вся эта тю-ремная техника 1982-го года пропала с глаз долой, будто бы и не было её вовсе. Остались только Господь, командир спецназа, Мастер, я и снабженец Тухленко. Петр Первый из домика не появился. Я понял, что будут какие-то объяснения. И я не ошибся. И объяснять при-шлось мне. Но сперва Господь достал маленький блокнотик и карандаш, а уж после того вопросительно посмотрел на меня. - Я совершил немало ошибок. Но мир спасён и можно мои слова занести в протокол, - выдал я краткий отчёт. - Вас, Беспяткин, стоило бы отправить в КПЗ, на то есть множество причин, - сказал мне Господь твёрдым голосом. - Ваша воля. Но кто социализм строить будет? - Я же говорил! Вот, он опять про этот социализм, - неожиданно встрял Тух-ленко. - Помолчите, - перебил его самый главный. - Да эта сволочь меня и выдала! Господи, давайте его сейчас умертвим! - вскричал я в праведном возмущении. - Как вы догадались о назначении цепи? - неожиданно спросил начальник вселенных. - Да как-то само собой вырвалось... - вяло ответил я. - Это была самая страшная ошибка, такое вот неосторожное умозаключение, вы понимаете? - Да, сейчас я это понимаю. Но тогда... Тогда я был неподконтролен, да и не знаю я, как так вышло. - Ладно, хорошо, что всё так закончилось. Но впредь вас, Беспяткин, будут проверять наши службы. К тому же, пора освободить вас от вредных техноло-гичных растворов, пока вы опять чего-нибудь не натворили, - уже добрым голо-сом сказал Господь. - А может чуток оставить? Я там, на Мудиловке, обещал пруд выкопать и за-рыбить, а это сложное дело, - слабо попросил я. - Нет! - был мне краткий ответ. В это время из домика раздался недовольный рык Петра Первого. - Да когда же, вашу мать, уберут эту дрянь! Пора ручку крутить. Эй, там! Да-вайте сюда этого Беспяткина! - воззвал он. Господь однозначным жестом указал мне на уже исправленную дверь и, улы-баясь, добавил: - Это вот грамотно вы подставную реальность с паролем создали, а то бы Са-тана юлу остановил. А я знал. Я всегда знал, что лишний раз ограничить доступ к чему-либо важ-ному полезным бывает. И поэтому в хорошем настроении прошествовал я в изумрудный домик. А там император топтался из угла в угол, словно тигр в клетке. Он нервно подкручивал усы и размахивал руками. Я вошёл в комнату и царь остановился. Да, он остановился и хитро подмигнул мне. Сначала я не понял его подмигива-ний и в рабочем порядке уничтожил своё заградительное творение, использовав милый сердцу пароль «четыре нуля». Когда мы с Петром остались в настоящей обители Меньше Малого, я узнал, почему царь был так взволнован. А всё просто. Покрутив ручку юлы (я так по-нял, что его назначили новым Смотрителем), он поставил на стол две бутылки своего знаменитого самогона. - Давай! Пей, Беспяткин! Теперь не скоро свидимся, - сказал император, на-полняя всё те же знакомые мне стопки. Вот свезло же мне пить натуральные и качественные алкогольные напитки с государственными лицами! Ну, кто бы сейчас мог таким похвастаться? Да ни-кто! А закусывали мы капустой с хреном. Разговора у нас не получилось. Мы только пожали друг другу руки и Пётр Первый всучил мне на память заветную бутылочку. Я спрятал её за пояс, выпустив рубаху поверх штанов. Знаем мы господни заповеди, не стоит светиться. Уж было собрался я выйти, но царь схватил меня за руку. - Я должен сопроводить тебя, а то дверь уже восстановлена. Сомнёт тебя, как сливу, - предостерёг он меня. Так и вывел он меня, словно дитя малое из Начала Начал на жёлтый кирпич к людям, ожидавшим меня в лёгком нетерпении. Затем дверь захлопнулась и я услышал, как в комнатке звякнуло бутылочное стекло. Тут же стало хорошо мне от той мысли, что мироздание будет жить, пока в стаканах будет полно, а в сердцах добро вьёт себе уютное гнёздышко. А насчёт ожидавших меня людей я, конечно, же ошибся. Ждал меня только Мастер. Ни Господа, ни спецназовца, ни снабженца Тухленко снаружи не было. Конечно же, я понял, почему это произошло. А бородатый революционер Ипполит достал из-за пазухи сияющий красным цветом загадочный шарик и торжественно сказал: — Пора домой... 7. Дома всегда хорошо Пора домой... Вот скажите мне - это много или мало? Эта дорога к дому - обогатит человека или обесценит? Нужно ли так стремиться в родные пенаты, если вас, к примеру, и тут неплохо кормят, а там, граждане, последний хуй без соли...? Иль вы к мирам далёким стремитесь всей душой и не хотите сидеть на кухне с котом и уныло пить пиво под телевизор? Но вдруг вы больны или ранены? Вдруг захотелось вам пройтись в трусах по комнатам, в которых каждый угол, каждый ободранный клочок обоев знаком вам по родственному? Тогда да - дома лучше, чем на спине дракона. А ещё вас за стадионом «Горняк» ждут друзья с красными глазами и горячим сердцем. Бутылочки ждут с известными этикетками. Женщины ждут и «звери-нец» в РОВД. «Какой там нахуй космос?», как говорила одна пенсионерка, об-щественный активист. А и правда, чего мы там забыли? Дома жизнь кипит и пенится перед гряду-щей революцией. Митинги, забастовки, пикеты и голодовки. Кто-то читает рэп, кто-то шансон горланит у запруды, кому-то пизды дали, а кому-то деньги зажи-лили. И бегать можно по земле с призывами или молитвами, пока вас не пой-мают, восторженного, где-нибудь возле памятника Ленину. Но и тогда мир улыбнётся вам беззубой улыбкой, а у Косомольского пруда рыжий уличный ба-рабанщик напиздошит таких волшебных ритмов, что все пролетарские само-сознания проснутся враз. Так что, дорогой читатель, домой надо возвращаться всегда и при любых ус-ловиях! И это в данный момент произошло благодаря тому красному сверкаю-щему шарику, которым воспользовался Мастер. *** - Вот с этой дряни всё и началось, - ругался Грохотов, тряся в пространстве бутылкой «Малинового звона». - Чего они там намешали, предприниматели хуевы? - А как по мне, это пойло лучше, чем тот нектар вонючий из Ада, - возразил ему журналист Якин. - Согласен. Там была вообще какая-то олифа. Я смотрел на товарищей умиротворённым взглядом и ждал того момента, ко-гда достану самогонку Петра Первого. Это был такой сюрприз тем, кто помог мне спасти что-то, чего понять пока ещё человечество не в силах. А я понял, но тоже не до конца. Мы сидели в квартире Ибанова меж собак и котов, продолжая начатое когда-то алкогольное дело. Сам Вова по обыкновению перемещался между грешным столом и компьютером. У него всегда были различные важные заказы, но и бух-нуть в кампании он был мастер. Хозяюшка Валя играла свои странные блюзы и мы точно знали, на какой она сейчас дозе. Звякнул мобильник и это было письмо. Да, это было милое, доброе письмо из далёкого Заира. Наш товарищ Зуаб прислал-таки весточку после того, как мы расстались в райской канцелярии. «Привет, браты! У меня всё хорошо. Только сейчас много работы по сельхоз-технике. Я управляю земледелием и взял кредит. Бабушка ругала, но она всех ругает. Добрая она ведьма. Пусть Ибанов скинет мне последнюю версию той игрушки, он знает. В следующем году намечается делегация в ваш Липецк. Привезу всем амулеты. Пока, до встречи», - прочитал я послание народу. - Выпьем за нашего негра! Он молоток! - предложил Грохотов, собираясь от-купорить «Малиновый звон». - Стоп, минутку! Вот чего мы выпьем в такой торжественный момент! - воз-вестил я, доставая волшебную самогонку. - О-о-о, знакомая бутылочка! Вот, Беспяткин, ты маг и чародей, хоть и бес-толковый, - заулыбался Якин, потирая руки. Грохотов сбегал на кухню, помыл стаканы и даже протёр их грязной скатер-тью. Мы это одобрили. И ещё. Мы, собравшись за старым, верным столом на-лили брутальной выпивки по самые рисочки. Тишина на мгновение повисла в воздухе, словно нетопырь. И тишина эта говорила больше, чем все эти сраные экономические форумы. Она дала каждому из нас чуток времени, чтобы вспом-нить то, о чем мы почти забыли до этого момента. И мы вспомнили. Я вспомнил, как в райском лазарете товарищ Сталин пожал мне руку и ска-зал: «Беспяткин, не делай чего не подумавши. Вас ждёт Великая эпоха. Вас ждёт Великая борьба. Жить станет лучше, жить будет веселей. И тогда пить вы сможете только по праздникам и на Первое мая. Но это стоит того, поверь мне. Люди - они хорошие, надо только привести их к диалектическому материализму и всего делов-то...». Якин видимо вспоминал прекрасную женщину Елену, не пожелавшую отпра-виться с ним на Землю для продолжения рода и отказавшуюся греховно разру-шать ячейку общества. Грохотов наверняка думал о глотах и том ужасе, который он испытал, когда он не смог засмеяться для собственного же освобождения от жуткой окамене-лости. Эти мысли были написаны на его широком лице витиеватым вензелем. Смех - это свобода и никак иначе. Ибанов стопудово грезил сатанинскими серверами и новой доменной зоной diablo. Он уже несколько дней как строил там свою виртуальную вселенную. Ох, доиграется он. Гадать, о чем думала хозяйка Валя, просто не стоило, ибо там, в женской го-лове, строгая дифференциация попросту запрещена по умолчанию. Но зато там полно кулинарных рецептов, романтических встреч и любви к детям. А уж это, поверьте, стоит больше, чем вся программа социал-демократов или сценарии к фильмам «Ёлки». Но прошли эти важные мгновения и мы, аккуратно чокнувшись, выпили Петрову самогонку. А уж она достроила за нас то, что мы не смогли достроить за предшествующие годы. И когда мы ставили пустые стаканы на стол, часы в коридоре пробили полночь. Ну, вы же знаете, что происходит с наступлением этого сакрального времени. Наверняка знаете. Конец четвёртой части © Эдуард Беспяткин | 2020 г. | http://bespyatkin.ru/