В обед состоялась казнь, вечером вознесение. А утром (вернее, не совсем уж утром, а как бы после очень позднего обеда) я уже шагал на работу по утрамбованной, покрытой инеем щебёнке и жадно глотал кровь пивную.
Нет, похмелья не было, то есть оно было, но не в острой паталогической форме. Просто ненормативный метаболизм слегка потряхивал тело и туманил душу.
После второй бутылки я понял, что нынче работать предстоит мало или вообще не предстоит.
Сегодня 31 декабря и если бы мы вчера не распиздячили трубу центрального водоснабжения, то… Ну, вы понимаете.
У канавы собрались все преступники и красными глазами смотрели на начальника строительства. Я не захватил его речь полностью и успел только услышать резюме.
— Короче, пять часов. Иначе пиздец вашей зарплате и моей должности, понятно? – тихо сказал он, теребя галстук под пальто. – Воду перекрыли на четыре часа. Я съёбываюсь, а как приеду, бля…
Он махнул рукой, как Гагарин, и направился к урчащей «Волге». В канаве плавали окурки и шапка тракториста Голикова.
— А давай её бетоном зальём нахуй и закопаем, – честно предложил Ваня Савин. – Пока протечёт, уж съебёмся отсюда.
— Прекрасно, сам же вчера, «глаз-алмаз», – тракториста направлял и два стакана раздавил, – воскликнул бригадир Толик. — А сейчас залить и закопать. Согласен, но только закапывать будем вместе с тобой.
— Может, хомут вырежем из «тройки», резину на прокладку и болтами стянем? – скромно произнёс подсобник с высшим художественным образованием Игорёк.
— Дело говоришь, Пикассо. До лета продержится, а там уж и трубы менять будут один хуй, – согласился бригадир.
Я с тоской посмотрел в мутную воду и увидел модель современной государственности.
— Тогда я пошёл в магазин? – окончило дебаты моё тело и направилось по соответствующему вектору.
За спиной раздались производственные движения и чирканье зажигалки. Прохладно.

***

Когда я вернулся с бухлом, хомут был уже готов, а Савин в резиновых бахилах подавал из канавы вёдра с мутной водой.
Я прислонил пакет к колесу «Беларуси» и торжественно включился в работу. Резину нашли армированную, болты на 16 с громадными шайбами.
Провозившись в грязи примерно с пару часов, мы поставили замечательный хомут. А чтобы его не разнесло под давлением и не съело коррозией, залили бетоном небольшую опалубку. На это ушло ещё с полчаса.
Сидя в канаве победителями стихии, мы пилили «Особую» и жрали ещё не обледеневшие беляши. Пошёл мелкий, приятный снежок.
— Всякая поеботина на свете имеет свой персональный замок и ключ, – пояснял бригадир после того, как позвонил начальнику стройки и опустошил стаканчик. – Важно иметь запасные комплекты и все проблемы на хуй. Можно пользоваться отмычками, как в данном случае.
— Заёб ты, бугор, своими ключами. Слышали уже, – отмахнулся тракторист Голиков. – Сегодня новый год, а мы как свиньи, ик…
— Под Новый год сбываются желания и пьётся шампанское, слушается речь главы государства и пляшется под ёлкой, – мечтательно высказался я.
— Меня родственники похоронят, если не приду домой или приду, но в «гавно», — сообщил подсобник Игорёк.
— Хуясе, ты важный тип, однако, – ехидно произнёс Савин.
— А у тебя все родственники по зонам разбрелись и никому ты на хуй не нужен, кроме как бригаде. Да и то…
— А не охуел ли ты, дружок. Базар несвежий. За него и по еблету можно легко получить, – вскочил Ваня, расплёскивая водку.
— А ты попробуй, товарищ, — Игорёк тоже вскочил, но с пустым стаканом.
Как обычно, назревала бойня, но её прервал испуганный голос тракториста Голикова.
— А это чё за хуйня? — спросил он таким тоном, что дух войны отлетел куда-то в сторону вокзала.
Мы синхронно повернулись и уставились на рыхлый скат канавы, из которого торчало нечто угловатое, старое и зловещее. Это была часть прогнившего гроба, с которого свисали остатки материи, и что-то капало.
— Мама! – прошептал Игорёк, опередив меня.
Мы любовались мрачным объектом недолго. За это время солнце как-то по-быстрому съебнуло за горизонт. Бригадир включил наш производственный фонарь и канава стала фантастической и необычной.
— Ладно, братва. Давай закапывать всю эту хуйню и по домам, праздник встречать, – неуверенно сказал он, глядя на чёртов гроб.
— Интересно, а кто там лежит, баба или мужик? – за каким-то хуем спросил Савин.
— Не всё ли равно, пора домой, – гнул своё Толик.
Но даже тракторист Голиков не тронулся с места.
Если б мы не выпили два литра «Особой» плюс пиво, не случилось бы того, что случилось. Любопытство – страшная вещь, просто караул.
— В этом месте не должно быть кладбища, а тут налицо гроб – значит не криминал, а что? – как бы для себя спрашивал я.
— Может, семейное какое, тут же частные дома были до семидесятых, — высказался Савин.
— Охуел что ли? Какие семейные кладбища в СССР? Просто кто-то забыл пустой гроб, а потом его зарыли и забыли, – отбивался бригадир от тех, кто пытался познать тайну.
— Пустой ли? – зловеще произнёс тракторист.
— Блядь, на, смотри! – не выдержал Толик и, схватив лопату, по-пролетарски уебал трухлявую домовину.
Доски разлетелись как стёкла. Торец гроба открылся и в тёмном проёме страшно блеснула макушка гладкого черепа.
— Ни хуя себе, пустой, – довольно улыбнулся Голиков.
— Надо посмотреть, – подвел итог Игорёк. — Вдруг это поп с золотым крестом.
— Осквернение могил – статья, – возразил ему Савин.
— Но это хуй пойми что, а не могила! И тем долее «бугор» её уже осквернил.
Толик плюнул в грязь и потянулся к бутылке. Он как бы говорил: «Хуй с вами, валяйте, оскверняйте, только по-быстрому».
И мы принялись за дело.
Умение копать и спонтанные приступы трудолюбия позволили нам быстро разворошить захоронение, и теперь мы с нескрываемым доселе любопытством пялились на скрюченный скелет в деревянном ложе.
На его костях ещё сохранились обрывки какого-то плаща, но самое главное было то, что в желтоватых фалангах таинственный покойник крепко сжимал большой блестящий замок и замысловатый длинный ключ. Похоже, неизвестный гражданин пытался открыть этот чёртов замок, но не смог.
Причём, пытался это сделать в гробу, похороненный (в этом месте на голове каждого из нас начали шевелиться волосы) заживо!
— Криминал, блядь. Как есть криминал и закапан неглубоко, – прошептал Игорёк.
Все вздрогнули и переглянулись. Потом мы выпили водки и сели на трубу, как птицы мира. Надо было что-то делать, это факт. Звонить ментам, краеведам, хуеведам. Или не звонить?
– Интересный замочек, не ржавый, прям как из магазина.
Это были слова тракториста Голикова.
— Бригадир, а не про эти ли ключи ты нам тут «втирал» за «Сахалин»? – спросил Савин.
После этого он решительно схватил вышеозначенный предмет, причём мощи покойного явно не хотели терять свою «игрушку». Но Ваня натруженными руками рванул замок вместе с ключом и поднёс к фонарю.
— Самодельная штучка, – сказал он. — Качественная. Вот делали раньше!
Потом он спокойно вставил ключ в скважину и повернул его. Дужка с мелодичным звоном откинулась и сразу же в канаве запахло тухлятиной.
— Фу, блядь, кто это сделал, придурки? – возмутился тракторист Голиков.
— Это от беляшей, – сознался я.
— Ну что, посмотрели? А теперь, по-быстрому закапываем и к праздничному столу, – завёл свою песню бригадир.
Мы стояли вокруг Савина, смотрели на замок и понимали, что всё интересное на сегодня в принципе закончилось.
Вот только когда костяная рука легла на замок, откуда-то из-за спины тракториста, мы и убедились, что мир полон неожиданных, как их там, коллизий и прочих противоречивых столкновений.
Мы повернули головы на определённый градус и увидели нашего нового знакомого, сидящего на краю ведра. По идее, у черепа не может быть эмоций, как и у любой другой неодушевленной окаменелости. Но тут на нём явно читались душевные слова, типа: «Ну, вы чего, граждане, чужую вещь берёте без спросу. Извините, но это неприлично, что ли…».

***

— А-а-а! Бля-я-а!!! – кричала наша бригада не испуганно, но в ужасе.
Если кто смотрел передачу «В мире животных», то видел, как в Антарктиде пингвины из воды на ледник выскакивают. Как торпеды. Ну, видели, да? Так вот, мы из канавы вознеслись ещё изящней и стремительней. Причем бригадир успел забрать последнюю бутылку водки, стакан и остаток беляша. А вот про фонарь забыл. Да хуй с ним, с фонарём.
— Заводи трактор, Голиков. И закапывай всю эту поебень! — командовал Толик
Тракторист кинулся к «Беларуси». Он споткнулся о
колесо и упал в глину с вселенским проклятием. Пока он возился во тьме и грязи, мы с трепетом в печени наблюдали, как свет в канаве дергался и дрожал.

Потом на край ямы вылез живой и невредимый скелет без имени и отчества. В зубах он держал наш фонарь, а в руке блестящий и таинственный замок. Опустив светило на землю, покойник с любопытством оглядел нашу рать и спокойно так произнёс:
– Вот ведь как вы охуели, братцы. А меня зовут Алёша.
— Беспяткин, ты опять палёнку купил? – заорал Савин.
— Не, вроде нормальная водка. Это всё от беляшей, там не мясо, а жертвоприношение, – возразил Игорёк, с интересом уставившись на скелет.
Я молчал и напряжённо думал. Думал не о том и не так, как надо. Тем временем, скелет Алёша встал и подошёл к бригадиру.
— Я тоже пролетарий, не надо бояться, – сказал он и протянул свои кости для рукопожатия.
Видя, что вся ответственность вновь легла на него, Толик рукопожатие принял и сказал:
– Да мы, собственно, и не боимся. Хуле там, бывает.
Ни хуясе, бывает! Да прямо в каждую рабочую смену – по говорящему скелету!
Но, тем не менее, шок прошёл, и мы стали адекватно смотреть на окружающий мир. К тому же у нас ещё оставались деньги для «посошка».

***

— И вы знаете, когда я всё это понял, меня прям подбросило возле станка, даже сверло загубил бельгийское, – упоённо рассказывал Алёша. – Ведь сила коллективизма, помноженная на энтузиазм масс, возведённый в куб – способна менять вектора времени и варить яйца. Она реальна, только надо правильно её словить.
— Магниты? – спросил я, нервно катая в руках гайку.
— Какие хуй магниты, резонансная антенна, настроенная на нулевой меридиан, лейденская банка и сепаратор сверхнизких токов, – воскликнул уже поддатый скелет.
— А, бля, убейте меня мауэрлатом. Ни хуя не понял, – завыл Савин.
— Хуле тут непонятного – физика, ёпта, – шикнул на него тракторист Голиков.— Правило буравчика и Архимед.
— Причём тут Архимед! – возмутился Алёша, расплескивая водку. — Человеческое поле, как камертон, настроено на геомагнитные поля Земли и отсюда все выводы.
— Во чешет, – изумился Игорёк, забыв о круге семьи.
— Ничего я не чешу! Вот в этом замке я и аккумулировал полученную энергию, – продолжал скелет. – Она способна поддерживать человеческую жизнь ого как долго и даже воскрешать! Ну, вы знаете…
Мы всей новоиспечённой компанией сидели в подсобке и, гламурно «стравливая» «посошок», слушали рассказ покойного токаря Алёши, который загнулся в начале семидесятых. Причём сделал это он в целях эксперимента, который прошёл не совсем удачно.
Он сам притащил в чей-то брошенный огород гроб, который ему пропил сосед-столяр из похоронной конторы. Там же в огороде Алёша выкопал могилу с хитро-мудрыми приспособлениями для автоматического сброса грунта. Опробованный на животных замок он взял с собой, чтобы реально, разомкнув его, прожить без воздуха, в темноте, до начала смены. Потом он рассчитывал с помощью открытой им биосоциальной силы типа воскреснуть, и поведать миру о своём открытии.
Но произошла дурацкая ошибка. Грунт оказался тяжёлым, а гроб бракованным. Сдавило токаря, как спелую сливу. И не смог он открыть свой волшебный замок.

Его открыл Савин, как мы знаем. Так что эксперимент можно было считать удачным, только с поправками. Поддерживать свою жизнь «ого как долго» Алеша теперь мог, но вот с телом проблема.
— Это хуйня, – подбодрил его бригадир. — Ты ж не зомби какой иль там хуй пойми кто. Водку пьёшь правильно и мослы у тебя неслабые.
— Интересно, а почему из тебя бухло не выливается? – задумчиво спросил Игорёк.
— Впитывается, наверное. Дополнительный источник энергии, – заплетающимся языком (впрочем, какой там язык) произнес скелет.
— Тебе надо на воздух, товарищ. А то поплыл ты чего-то, – сказал Савин.
— Сегодня ж Новый год, бля! Пошли к ёлке, – обрадовался тракторист Голиков.
— Точно, там все бухие, авось не заметят, – подхватил я тему. — Сейчас какие-нибудь шмотки подберём и устроим карнавал в Рио.
Сказано, сделано.
Конечно, какой-нибудь пидор-кутюрье, осудил бы наше модельное агентство. Но почти новые рабочие ботинки, куртка с «пумой», спортивные штаны с четырьмя полосками и шапка стиля «гандон» вполне прилично сидели на Алёше.
Ну, может не совсем прилично, можно сказать вообще погано, но бляха на солдатском ремне блестела, как купол Рождественского собора.
— Заебись обнова, – сказал Савин отойдя на два метра вглубь подсобки.
— Вы так считаете? – уныло спросил скелет.
— Перманентно, – ответил я.
И мы торжественно вышли на улицу, где шипели петарды и взрывались хохотом горожане.
Где-то за хлебозаводом выла пожарная сирена. Пахло серой и выблеванным оливье. Бабские голоса пели о Саратове. Мелкий снег торопливой вьюгой носился от угла к углу, как потерявшийся пудель.
До центральной ёлки идти с полкилометра. И на нашем пути числился круглосуточный магазин с жидкими игрушками для взрослых. Мы взяли необходимое, а ещё пакет пряников с корицей. Это попросил Алёша, который, вылупившись пустыми, чёрными глазницами, охуевал от нового мира и проституток в розовых курточках.
А вдалеке, на площади, гудела неопределённая музыка и кто-то ревел в микрофон сраную российскую попсу, типа Газманова. Ну, всё как обычно, короче.

***

Народ прибывал в геометрической прогрессии. С петардами, звякающими пакетами и удалью, которую невозможно наблюдать в Европе и Африке.
Вокруг ёлки топтались семейные, малосемейные, одинокие и пьяные. На перекошенной сцене растрёпанный Дед Мороз таскал Снегурочку за руку и выдавал в народ коварные шутки и конкурсы. Его слушали только беспризорники и менты. Остальные вели себя согласно штатному расписанию – плясали под мобильники, пили напитки и толкались в грудь. Отдельные бригады «просаживали» зарплату салютами. Вокруг стояла вонь и витал едкий дым.
Наша компания органично влилась в массовку. Мы пролетарской группой сплотились у сцены и шуршали пакетами. Савин хлопал по спине Алёшу и приговаривал:
– Ну, как тебе в стране капитала?
— Весело, пацаны. Но почему малолетки пьяные? – отзывался он.
— Примета времени, модно и гламурно, – ответил я.
— Чего?
— Забей. Смотри, сейчас бригадир на сцену полезет, петь за приз, – перебил его я.
Толик, как обычно, вскочил на сцену и, отобрав микрофон у ведущего, крикнул:
– Раз, раз!
Мы все заорали:
– Давай, бугор, «Когда меня ты позовёшь»!
И он завыл кузьминовскую лирику.

Кто-то в толпе вяло подхватил песню, но мы, как профессиональная группа поддержки, орали за весь город. Даже менты отошли подальше, поправляя шапки.

Наш скелет упоённо слушал певца и его жёлтые костяшки пальцев хрустели от волнения. И, вообще, он очень прилично смотрелся в полутьме, словно в карнавальной маске. И только когда взрывались петарды, неожиданный свет проявлял его реальный череп и пустые глазницы. Он постепенно приходил к состоянию пьяного гражданина, готового совершать героические поступки.
Вскоре Игорёк притащил трёх проституток и поставил нас перед фактом – свалить на хату или курнаться в снегу. Решили второе. Снег на Новый год редкость, а проституток после Ельцина осталось изрядно.
Поэтому, когда какие-то менеджеры второго звена завели хоровод вокруг ёлки, мы включились в это дело.
— Маленькой ёлочке холодно зимой, – ревели гуляки.
Алёша подпевал, насколько позволяла его «биосоциальная» сила. Из-под спортивной шапки неслись вечные слова новогодней песни.
Вернулся Толик с призом – бутылкой шампанского.
— За связь времён, рабочую дружбу и нашего нового напарника Алёшу! Ура-а-а!!! – заорал он, брызгая шампанским на куртки и бушлаты.
Когда это он принял скелета в напарники? Впрочем, это было к месту, и все тоже закричали «Ура!».
Алёша смущенно расшаркивался и вдруг, совершенно неожиданно, сорвал с себя шапку и прокричал в пространство будущего:
– Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Половина празднующих шарахнулась в необычные стороны света, давя ментов и пустые баклажки. Эффект был потрясающий! Да ещё под песню про бабок ёжек.
В образовавшемся поле наш новый напарник исполнял жуткую пляску смерти, скинув куртку с «пумой». Он оставался только в штанах (четыре полоски) и почти новых рабочих ботинках. Все, включая пьяного Деда Мороза и Снегурку, смотрели на Алёшу по-трезвому и необычно.
— Эх, бля! Глупый народ, наша бригада рулит, – заорал я и тоже пустился в пляс.
После первых же замысловатых па я ёбнулся возле опрокинутой урны и влез руками в блевотину. Но веселье уже никто не мог предотвратить. Савин схватил давешних проституток за рукава и втянул в грязные танцы. Тракторист Голиков ходил кругами, как пёс, и подпрыгивал через такт. Бригадир пошёл вприсядку, а Игорёк «кислотно» дёргался.
Это длилось недолго, после чего мы одели вконец развеселившегося Алёшу и вывели из под обстрела изумленных взглядов. За нами было сунулись менты, но передумали. И я знаю почему.

***

Мы с проститутками на двух такси прибыли на квартиру Савина, где в углу валялась связанная, как преступник, ёлка и пахло сивушными маслами.
Мы накрыли шикарный стол с оливками и красной рыбой. Заначки наши расходились неумеренно, но стоили того.
Чтобы показать нашему костлявому гостю гниющую страну, мы включили телевизор. Но Алёша только восторгался «голубым огоньком» и стилистом Зверевым. Мы не смогли убедить его, что эта губастая женщина мужик. В конце концов, мы сами стали сомневаться. Полуголые певички и политый маслом Басков прикололи скелета ещё больше.
— Это же разврат, — веселился он.
— Не, это не разврат – это норма. Ты разврата не знаешь, – убеждал его Толик.
— Бэ…Дэ…Сэ…Ммэ… – только и сказал Игорёк и отключился.
Проститутки сидели на тахте и, видимо, думали, что у нас в наличии какой-то необычный китайский робот.
— А что он ещё может делать, — спросила одна из них.
— А ебать плечевым суставом, с вас скидка, – сказал я.
— Да ладно, – не поверили дамы.
— Я всех выебу, как на БАМе, – взвился Алёша.
Не успели мы и глазом моргнуть, как он утащил их в соседнюю комнату.
Мы, то есть оставшиеся, мирно сели округ стола и по-правильному вкусили пищи.
За стеной раздавались звуки непередаваемой сексуальной оргии. Похоже, там творилось беззаконие, хаос, жертвоприношение и детский утренник. Через час все три мастерицы блуда гуськом вышли из комнаты, подошли к столу и выпили водки.
— Денег не надо, мы поехали спать, смените батарейки, – сказала самая старшая и самая взъерошенная проститутка.
Мы дали им фруктов и вызвали такси. Какие, нахуй, батарейки?..
Когда они уехали, мы с ужасными предчувствиями зашли в комнату греха. На широком матраце лежал, раскинув кости, наш новый напарник Алёша. Он был наг (то есть без одежды) и левая рука его была пристёгнута к спинке кровати его же магическим замком.
Судя по царящему беспорядку, игры с наручниками были последним аккордом. Теперь скелет лежал поистине мертво, но зубы его «улыбались», как будто он увидел победу над капиталом в отдельно взятой стране или получил знак «Ударник труда». С батарейками всё стало ясно.
Мы долго искали ключ, опасаясь, что какая-нибудь из блядей прихватила его на память. Но он был, всё же, найден в рабочем ботинке.
Савин на правах ключника отпёр замок и через минуту Алёша приподнялся над подушками, источая перегар, как самый счастливый скелет во Вселенной.
— Ну, ты чо? Как ты их уел, товарищ ?– тихо спросил я.
— Как положено уел. Весело у вас тут, – прохрипел он, явно нуждаясь в выпивке.
— А чем?
— Да всем, в том числе и плечевым суставом. По-моему, они остались довольны.
Потом мы снова сидели за столом и в задушевной беседе встречали рассвет. Проснувшийся Игорёк всё время допытывался у скелета о тайнах советского секса. Алёша, как мог, что-то ему объяснял.
Мы приканчивали снедь и улыбались раннему солнышку. Отключенные мобилы валялись в пустой кастрюле. Конечно, её вскоре наполнят, но не водкой. А и хуй с этим.
Ещё предстоят проблемы с родственниками, но они сейчас выглядели незначительными и пустыми. Ведь мы получили нового члена бригады (без члена) и деньги за исправленный водопровод нам так же светят реально!
И вот Алёша встал нетвёрдо, со стаканом в натруженной кости. Мы притихли, понимая важность этого вставания.
— Спасибо вам, братцы, за новую жизнь. Спасибо, что вы ещё не разучились веселиться и понимаете меня, человека из другого, далёкого мира. И мне хочется выпить за то, чтобы не кончалась эта вся хуйня, как бы… Ик… Ибо там, во тьме, не заливают опалубки и не поют «Интернационал». Возьмите меня к себе, я хочу остаться, – торжественно и душевно сказал он, после чего опрокинул стакан.
Мы тоже их опрокинули и, сдерживая слёзы, закусили сладкой кукурузой. Далее последовала тишина, развитие рассвета и шестеро работяг опустились в тёплый, долгожданный сон, в котором каждый увидел своё счастье.

(2009 г.)