Если быть точным, то я добавлю: «Рыбалка, а в особенности зимняя, это самая настоящая шизофрения в самой последней стадии, самого последнего… Да ну его нахуй!»
Вы! Да, вы, которые уговорили меня, как последнего осла, в день под Новый год пойти побурить лунки и познать наслаждение первой добычи выловленной оттуда — вы твари конченные. Ублюдки и сволочи! У меня нет слов. Вот были и закончились слова.
Ты сидишь, вспотевший после ледобурения, над свежим очком громадного унитаза-озера и маленькой удочкой дрочишь леску, наподобие Будды.
Твой мозг проецирует, как в толще воды, меж извивающихся, острых водорослей парит твоя желанная рыбка с полосатыми боками. А ты, как Творец, там наверху ждёшь, когда безгрешная тварь нарушит какую-либо заповедь. Пусть это будет жадность там или чревоугодие. И ты уже тащишь на судный свет грешницу, зная, что после этого последует адреналиновый выброс, полстакана водки и уважение товарищей-рыболовов.
Как это низко, несовершенно и глупо…
Нет, поначалу всё шло очень даже заебись. Ну, то есть, я «отмазался» от дурацких пробежек за новой пачкой майонеза в магазин или недостающей порцией картошки в подвал. Меня не просили поправить покосившуюся ёлку и я не чистил варёные яйца. Эстафету приняла тёща. Это побудило меня купить не одну, а две бутылки «Столичной».
Потом в машине мы пили за уходящий год, за баб и новый ледобур Антошки. Затем на озере за что-то пили. Было морозно и безветренно.
— Зимняя рыбалка круче секса, — возвестил Илюха, запивая что-то пивом.
— Нет, тут ты перегнул, понимаешь, — поправлял его Антошка.
— Ты не мужчина, — ткнул в него варежкой отец Андрей.
— А ты, вообще, почему не с матушкой, за чтением псалтыря? — парировал Антошка.
— Что Бог не делает, всё равно полаемся, нам на кухне вдвоём тесно, — ответил наш поп.
— Блядь, ящик уронил, — сказал я и, споткнувшись об этот чёртов ящик, проехался по запорошенному льду, как каноэ.
Мы дырявили ледовую броню, словно жуки-короеды. Кто-то сказал, что если в течении пяти-десяти минут клёва не будет, то это хуёвое место.
Этих мест оказалось достаточно много. Вскоре вся наша компания переместилась чуть ли не на середину озера.
Наконец, отец Андрей поймал жирного окуня. Рыба была прекрасна и по-новогоднему разевала рот. За неё мы выпили стоя и, окружив святого отца лунками, уселись на ящики.
Вскоре все были с рыбой. Даже я поймал какую-то – с рыжими плавниками. Больше я ничего не поймал.
Начало темнеть и подул неприятный, вонючий ветер с металлургического комбината. Мои товарищи повключали фонари и категорически отказались идти домой.
— Ну, вы чего, совсем охуели с вашей рыбалкой? Заберите мою добычу и айда в город, праздник справлять, — провозгласил я очередной тост.
— Иди ты в жопу, — последовал дружный, товарищеский совет.
И тут я понял, что эти гады будут сидеть здесь плотно и всерьёз. Я, конечно, знал это по их рассказам о прошлых вылазках, но как-то не придал этому значения. А зря.
Может, внаглую угнать машину в виде новогоднего сюрприза? Они поймут и оценят. Только вот – как поймут и как оценят?
Нет, я поступлю как настоящий мужчина. И вот ведь поступил. Собрав снасти и водку в ящик, я молча и гордо пошёл к ближайшей станции Казинка. Там постоянно бегают электрички и «товарняки». На станции они притормаживают или останавливаются на пару минут. Ещё в детстве мы катались на них до нашего района и дальше, как настоящие беспризорники.
Вот и сегодня, словно первооткрыватель неизведанного, я с зелёным ящиком припиздячил на станцию, где качался одинокий фонарь – в унисон с одиноким стрелочником.
Пройдя метров пятьдесят против хода поезда, я замер в ожидании транспорта. Это были томительные минуты и писать о них не хочется.
Наконец в неясных далях блеснул долгожданный огонёк. Он приближался, как олимпиада в Сочи, неумолимо и с подвохом. Вскоре товарный поезд залязгал по рельсам, сбрасывая ход.
Я внимательно разглядывал подходящие платформы. Главное, не садиться на нефтяные вагоны. Самый лучший вариант — это «насыпные», ну там, где уголь, щебень иль прочая россыпь.
Ага, вот и он. Поезд не останавливался, но поверьте — это такая хуйня по сравнению с ночными лунками и дурацкой рыбой. Кстати, свою рыбку я уберёг для отчётности.
Короче, запрыгнул я на платформу, как ковбой и поскакал, вернее, помчался к своей родной станции «Чугун». Мимо меня промелькнул фонарь в окружении снежинок и стрелочник в окружении блевотины. Потом все утонуло в предновогодней тьме и я глотнул водки.
Это фантастично – ехать, словно воин-победитель, к дому, где тебе рады все, включая кошку. Там, в тёплой комнате с запахом печёной курицы с пряностями, стоит телевизор, а в нём президент говорит что-то о свершениях. Потом хлопнет шампанское, словно выстрел из нагана, но президент останется жив. На экране запляшут девы в купальниках, и вся добрая семья начнёт жрать во имя и согласие. Все будут кричать «Ура!» и…
Блядь, уже мост проехали, вот и станция. Пора готовиться к высадке, захватить плацдарм и удержать высоту. Здесь фонарей побольше и железнодорожников тоже. Вот свезло, так свезло гражданам, работать в такую ночь. Тьфу!
Стоп, что за нахуй? Почему поезд мчится, как «скорая» на вызов? Почему работники РЖД размахивают флажками, словно на корабле, передавая благую весть? И почему в громкоговорителе бесполый, нечеловеческий голос ревёт: «Литерный по главной, вне расписания…»?
Может, там что-то другое прозвучало, но я испытал бурный прилив крови к мозгу и примерно такой же отлив. Короче, состав промчался мимо моего дома, как стадо взбесившихся мустангов. Это меня не то, чтобы обескуражило, но напрягло, это уж точно.
Ничего, скоро центральный вокзал, уж там-то люди по путям ходят и собаки. Поезд должен сделать паузу. Неужели какая-то Казинка с пьяным стрелочником значимее, чем «город металлургов»?
Вы не поверите, действительно, Казинка оказалась значимее, потому что центральный вокзал промелькнул пред моим взором, словно аванс перед Восьмым Марта.
И я поплыл в метели навстречу новым землям и берегам. Поначалу я порывался спрыгнуть, но мне везде мерещились «стрелки» и пропасти, на дне которых покоились не сданные в металлолом станки с ЧПУ.
Я пытался вспомнить карту и не мог. Зато я открыл вторую бутылку и достал мою единственную рыбку с рыжими плавниками.
Под вой новогодней пурги и грохот буферов с колосниками я выпил водки. Рыба оказалась свежемороженой и пахла тиной. В этот момент зазвонил мобильник.
Я чуть не уронил стакан.
— Да, — ответил я, пережёвывая сырую рыбу.
— Ты где есть? — раздался настороженный голос супруги.
Она видимо пыталась определить степень моей адекватности.
— Да, понимаешь, я сейчас еду на поезде, — честно признался я.
— Куда?
— Не знаю, тут, видишь ли, такая история… — начал я.
— Я всё прекрасно понимаю, мне все твои истории знакомы, потому что враньё, — определила она мою честность (да, не надо было мне жевать эту чёртову рыбу).
— Нет, тут серьёзно, — воскликнуло моё самолюбие, но частые гудки остановили моё красноречие.
Я повис в одиночестве и почему-то вспомнил учёного Эйнштейна. Где-то он говорил, что если ты едешь в поезде (или, допустим, на металлической площадке рядом со сцепкой), то ты относителен движению Земли и вообще относителен чего-то там ещё. Блядь, как это грустно быть относительным, на грохочущей платформе, в неизвестном направлении. Сразу возникают дурацкие мысли о путешествии по вагонам до ведущего тепловоза.
Представляю рожи машинистов, когда к ним в стекло стучится что-то из внешней среды и явно с недобрыми намерениями. Но это бывает только в кино с небольшим бюджетом.
Оставалось только смириться с движением поезда и принять реальность как данное. Всего-то надо прижаться к торцу вагона, закрепить ящик и пить оставшуюся водку с куском самолично выловленной рыбы. Так я и сделал, потому что спорить с силами природы глупо и опасно.
Короче, всё закончилось хорошо, как и начиналось, то есть я не увидел семикрылого Серафима иль там оборотня в лунном свете. Я просто плохо дремал и чуть не отморозил ухо. Но это нельзя назвать чудом.
Сняли меня в городе-герое Орле.
Там, в Орле, в дежурной части привокзального РОВД я доказал, что никакого терракта не готовил и показывал ящик со снастями (чужими, кстати), где не было никаких эквивалентов тротила и прочей дряни.
Убедившись в моей безвредности, менты похихикали и позвонили мне домой. Милиционерам жена поверила. Странно.

(2011 г.)