Читая в школе «Ревизора», я никак не мог себе представить легендарную «немую сцену». Ну, где, типа, все стоят в нелепых позах и это символизирует полный ахуй. Короче, ты ждёшь, надеешься, веришь, а к тебе приходят из соответствующих органов и говорят: «Из самого необходимого возьмите кружку, ложку и паспорт…». Вы понимаете, что все ваши планы в полной жопе и остается только покориться неумолимой судьбине.
Так вот. Звякнуло ведро, и дверь в канцелярию открылась.
На пороге стоял… снабженец Тухленко… Со шваброй и задумчивым выражением на красном лице. Если Господь един и все материальное мы познаем через ощущения, то наверняка Тухленко ступил на позиции исторического материализма. В его округлившихся глазах я увидел пресловутую «вещь в себе» и испуганного Канта. Столкнулись две системы познания мира. Две стороны, взаимоисключающие друг друга.
– Здравствуйте, – послышался «земной» голос Якина.
– Пиздец! – эхом вторил ему Грохотов.
– Вы здесь? – заключил высокоинтеллектуальный диалог сам Тухленко.
После этого он медленно попятился в коридор, аккуратно прислонив к стене громадную швабру. Вся наша гвардия так же медленно двинулась ему навстречу. Это было, как в шахматах. Мы играли чёрными.
И тут Карпов отвернулся, а Каспаров виртуозно спёр с доски коня. Тухленко побежал по коридору с оглушительными криками:
– Спасите, помогите, преступники в городе!
Нарушилась вся торжественность момента. Мы, тоже громко топая, ринулись за испуганным снабженцем. Мы тоже кричали, но совершенно обратные вещи:
– Стой, сука! Пидор! Пизда тебе, понимаешь…
Так мы оказались на дворе. Там нас увидели все праведники, во главе с апостолом Петром и пьяным Лотом.
И началась игра в догонялки. За нами бегала даже корова Машка, воинственно мыча и щёлкая хвостом. Тухленко где-то потерялся. Вся кутерьма диалектически развивалась. И, наконец, в действие включились боевые ангелы. С этими пацанами лучше было не спорить.
Нас согнали в кучу и приставили какие-то магические жезлы к головам. Силы покинули нас и наступила рекламная пауза.
К нам подошёл Пётр и, достав какой-то блокнотик из спортивных штанов, начал что-то писать. В толпе праведников раздавалось торжествующее гудение и позвякивание наполняемой посуды. Король инцеста Лот вышел вперед с гранёным стаканом и прихлебнул из него. Потом он хлопнул по плечу пишущего Петра:
– Хорош писать, контора. Дай пацанам водки, – сказал он миротворчески.
– Отстань, Лот. Я заполняю журнал, – отмахнулся Пётр.
Наступило тягостное ожидание. Кто-то в толпе мучительно икал. Корова чавкала и била слепней тугим хвостом. Наконец, апостол дописал последнюю строчку и жестом указал на нас ангелам.
Те, работая жезлами, повели нас в какой-то сарай с узкими ставнями. В этом сарае нас и заперли, как конокрадов. У входа поставили двух караульных с собаками.
Опустившись на прелую солому, мы молчали, впервые не обсуждая очередное пленение. И нехуй тут чего обсуждать.
– Тухленко… С-сука… – вздохнул Грохотов.
Ему никто не ответил.
За пределами сарая продолжалось весёлое гульбище. Там пели песни про «Мороз», «Виновата ли я…», «Ямщика». Раздавались шаловливые девичьи повизгивания и грубый хохот праведников. Вся эта разгульная движуха раздражала. Я швырнул в деревянную стену осколок какого то кувшина. За дверью залаяла собака, и один из стражников грубо крикнул:
– А ну-ка там, бля!
Якин в бессилии застонал и уткнулся в солому красным лбом. Даже негр был удручён и задумчив. Может, именно так выглядит немая сцена Гоголя? Может, так грустили первые христиане или декабристы?
Человек всю свою жизни куда-то бежит иль откуда-то съёбываеться. Его постоянно ловят, пиздят и отпускают под залог. И снова он бежит к закономерному концу, где стоит представитель иного мира и вместо приза, иль там памятной медали, просто даёт в ебло. Это потом человека судят и отправляют на строительство бараков или санаторное лечение с рыбалкой и развратом. А вначале всё равно пиздят. Почему? Господь знает. Но вряд ли скажет.
Кстати, где же он всё-таки есть? Пора бы ему появиться и решить нашу участь. Бегать я больше не буду, идите все на хуй. Хочу домой, хочу домой…
– Хуле ты орешь? Все хотят домой, – перебил меня Якин.
– Мне кажется, нам не «светит», – вздохнул Грохотов.
– Не грустите, пацана. Я чую… – подбодрил нас Зуаб.
И наступило состояние полного отчуждения. Ведь, в принципе, мы не украли огонь у богов, не осквернили часовню. Мы шли по жизни, как мыслящие продукты эволюции, и пили водку. Это не преступление, это судьба. А судьба вообще понятие внешнее.
Неожиданно где-то в небе раздался мощный звук, подобный грому. Но он не угасал после первого раската, а наоборот, усиливался, как будто сверхзвуковой СУ-35 решил полетать на низкой высоте.
Стихли праздничные звуки пирующих праведников. Через несколько секунд грохот прервался. Барабанные перепонки постепенно приходили в норму.
В усадьбу явно кто-то пожаловал. И этот кто-то был не последним человеком в очереди за «андроповкой» по 4 руб. 70 коп. Но мы продолжали лежать, понимая: если что – нас «вызовут»