Внимание!
Эдуард Беспяткин возобновляет концертную деятельность с новой программой "Давно хотелось". На этот раз выступления проходят в акустическом варианте совместно с гитаристом Дмитрием Филатовым. Программа очень насыщенная, разнообразная и подходит как для небольших аудиторий так и для средних по наполняемости залов. Равнодушных зрителей на концертах Эдуарда Беспяткина не замечено.
По вопросам организации выступлений просьба обращаться к концертному директору Константину по телефону
+7-900-988-08-78
концерт Эдуарда Беспяткина

III ЧАСТЬ. 33% | 1. Шахматы


– Не ссы. Вот перчатки, они конским волосом набиты, – Виталик совал мне в рожу эти чёртовы перчатки.
– Да нахуй надо. Ты – мастер спорта. Чего ты пиздишь, что только уклоняться будешь? Ёбнешь в дыню и мне чего потом – на группу садиться? – упирался я.
– Вот зуб даю! Ни разу не ударю. А ты пиздячь как можешь. Да только хуй попадёшь, – уговаривал меня похмельный мастер спорта.
Короче, уговорил таки.
Надел я перчатки и думаю: «Ебать тебя конём с такими фантазиями! А то ещё просто так пизды отхватить можно, без перчаток».
Вообще, бухать с бывшими «мастерами», «сенсэями» и «авторитетами» я не люблю. После второго «пузыря» их тянет на демонстрацию своих пропитых способностей. И приходится простому работяге терпеть эту муку или кидаться стульями. Мне стульями кидаться нравиться. Тут я, пожалуй, тоже мастер.
Ну, да ладно. Виталик объяснил мне, что надо ударить своими перчатками по перчаткам соперника и бой начнётся. Вся беда была в том, что происходило это в присутствии множества таких же не трезвых свидетелей, которым было в кайф полюбоваться на неравный бой с последующим лёгким (или нелёгким) нокаутом. И ещё эти сволочи, как в фильмах Гая Ричи, по-блатному так мостились на берёзовых брёвнах, с пивом и чипсами.
Блядь! Ведь знают, что Виталик делал отпечатки кулаков на почтовых ящиках. Не гнул их, как простое быдло, а именно бил – так резко и сильно, что на металле оставались нехилые «посмертные» слепки.
В общем, объяснил мне товарищ правила и посмотрел в глаза, как волк. Отбросив мандраж и близость неминуемого аута, я ударил его по перчаткам и, вобрав всю рабочую силу в мышцы, прямо и свирепо, распашным таким стилем всадил в сторону лица Виталика. В той стороне что-то волшебно хрустнуло и я почувствовал препятствие.
Как сквозь туман я видел деформацию лица мастера, кровавую соплю и падение тела на кусты боярышника. Вся публика перестала хрустеть чипсами. Наступила та самая тишина, которая разрушила Советский Союз. И только в парке, за кладбищем, приглушённо стонала дискотека.
Виталик лежал в полном нокауте, иль как там ещё лежал. Я стоял в полном ахуе, опустив руки с перчатками по швам, как будто слушал гимн. Вся пьянь столпилась вокруг нас и сипло дышала.
Кто-то хлебнул пивка и тихо сказал:
– Надо ударить по перчаткам и разойтись на два шага. А уж потом ебашиться…
Ну, что-то подобное сказал невидимый консультант.
В это время Виталик выходил из неудобного положения, как настоящий мастер. Ясное дело, что получал он по еблу и похлеще, но чтоб так, с позором на виду элитных алканов – это провал. Вернее, два провала – один его, другой мой. Мой был неприятен лично мне.
Видя, как он поднимается с прелой листвы, я понимал, что ежели у меня нет под руками стула – я инвалид. Стула не было, даже жидкого. Оставались навыки лёгкой атлетики и грамоты за кроссовые бега по лесам и взгорьям.
– Пиздец тебе. Съёбывай, пока он головой вертит, – подсказал мне всё тот же неведомый консультант.
Впрочем, я и сам уже подумывал об этом. И я побежал. Как я бежал? Да ни один американский негр с лошадиными ногами и не мечтал о таком беге. Это был ветер странствий, цунами страха и поток времени. В триедином порыве я мчался по крапиве к новостройкам, слыша позади мерный топот мастера Виталика.
– Стой, блядь! Всё равно догоню! – иногда визжал он.
«Да. Хуй там стой! Знаем мы такие штучки», – думал я не совсем окрылённо.
Конечно, я бы его загнал, вздумай он продолжать погоню, но боксёр остановился и душевно взмолился:
– Беспяткин! Хорош, ладно. Я сам виноват. С тебя литр, с меня мир.
Я не «ведусь» на всякие там «я сам виноват и прочее», но упоминание литра в устах Виталика – это клятва Гиппократа, как минимум. Такими вещами он не шутил ни разу. Да и кто шутит литрами? Разве что Никита Михалков. Но тому и без литра веры нет. А Виталик был далёк от меня и киношного гламура.
Я остановился и, похлопывая перчатками по бёдрам, подошёл ближе.
– Без пизды? – спросил я.
– Ты ж меня знаешь. Клянусь третьим раундом, – ответил Виталик.
– Тогда я пошёл в гастроном? – сказал я, снимая перчатки.
– Пошли вместе. Не ссать, братан, – привычным спокойным тоном прогудел он.
Мы пили за киоском и жрали зельц. Осенний ветерок мягкими удавками стягивал нас и уносился трепать кресты на кладбище. Уже стемнело, а Виталик всё рассказывал, как он бился в любительском боксе и как потом ушёл из него в бытовой штопор, а затем в ментовку. Тяжка была его повесть, как кандалы. Потому пересказывать я её не буду.
А вот на неожиданное предложение закатится в общагу к известному танцевальному коллективу (пусть название его окутает тайна, ибо они до сих пор с успехом гастролируют по Европам и Китаям) меня вдохновило и я, пошуршав остатками заначки, согласился.
Мы пошли через лог, где бомжи жгут покрышки и поют на три голоса. Трещали сверчки и звёзды носились по небу на спортивных велосипедах…
В общаге, как обычно, что-то пили и стирали. Я до сих пор думаю, что стирка и пьянка чем-то похожи. Водка очищает душевную грязь, но наполняет грязью печень. А обычная бытовая стирка носков похожа на третью стопку. После неё хочется остановиться и вытереть лоб покрытый испариной.
Короче, мы расположились в комнатке барабанщика Андрэ и под водку стали играть в шахматы. Вскоре вся комната играла в шахматы, а за водкой ходил Народный хор.
Народный хор это не обычный половой термин – это несколько женщин в нарядных костюмах и гармонист Незабудкин. Если они начинают петь про коня или про просторы, то антипатриотичный гашиш вам не нужен априори. Башку несёт так, как Благую весть! Даже без шашек.
Ах да, шахматы. Ну, вы знаете, что шахматы – это забавные фигурки на клетчатой доске. Они «ходят» и при этом надо думать. Это если по справочнику. Но если пешками щелбанить, как в «Ну погоди!», и не думать, а только пить водку, то это Чапаев. В такие моменты все чувствуют себя героями. В отличие от дурака Каспарова. Он то и пулемета «Максим» никогда не видели, даже в белой горячке. А мы видели. Вернее, представляли и перевоплощались. Вся общага и Народный хор.
И вот я понял, что пьян, как шахматы. Как Алёхин и Капабланка, вместе взятые. Я окинул взглядом окружающий мир и не увидел там себя. Это было ужасно. Мир есть, а меня нет. Народный хор есть, боксёр Виталик, гармонь и певица Анюта тоже есть. Я ощупал себя и не нашёл.
Вы спросите, как же я мог себя пощупать, если меня нет? Я и сам задавался этим вопросом, даже попробовал произнести его вслух. Но звука не было. Только щёлканье чьих-то пальцев и шелест страниц перекидного календаря.
В этот момент в комнату вошёл участковый Паша с каким-то свёртком. Положив его на стол, он развернул газеты и стал посредь комнаты с «макаровым» в розовых руках.
Потом он начал стрелять. В барабанщика, гармонь, танцоров и в Народный хор с Незабудкиным. Все кровати утонули в багровых лужах. Выпученные глаза и пробитые шахматные доски, смертные хрипы и шуршание пяток по грязному полу. Кто-то визгливо стонал, а на полу рассыпались и растекались алые розы.
Поскольку я как-то глупо, без души и тела, витал в оконном проёме, то смерть меня не коснулась. Остальные лежали внавал – как груда кровавых тряпок.
Паша подмигнул мне в окно и толкнул остолбеневшего Виталика. Тот дёрнулся и как-то растерянно посмотрел на шахматную доску, на которой лежала мёртвая королева. Затем они вместе с участковым ушли, словно время. Без меня. Странно всё это. Я вернулся из окна неожиданно и прочно. И тоже покинул общагу, где свершилось то, что свершилось. Если я, конечно, не ошибаюсь.

0